Паразит

      Рэй.       Рэй…       Шёпот разливается по венам вместе с кровью, вьется в сосудах темной дымкой, медленно проникая в её мозг. Она снова лежит на столе — холодном куске металла — надёжно закреплённая тугими кожаными ремнями, испуганная, беспомощная, одинокая. Датчик, отсчитывающий биение сердца, жалобно пищит, заходясь от ужаса, но Рэй знает, что им никто не поможет. Чёрная вязкая жидкость медленно поступает в её тело, а на капельнице даже нет регулятора, что мог бы замедлить процесс. Паразит вгрызается без препятствий, разъедает сосуды методично, нацеленно, больно, точно зная, куда ему нужно. Тварь не станет торопиться, будет медленно смаковать её мозг и сердце, оставляя самое сладкое на потом. Рэй видела, как это бывает: сначала отключалась речь, затем способность к движению, и лишь чувствительность сохранялась до последнего, потому что инопланетным монстрам нравилось, пусть и на краткий миг, ощутить хоть что-то. Их было всего двое, чёрный и красный, и пусть из-за непробиваемого стекла за всем следила группа людей в белых халатах, Рэй знала, что главные здесь они.       Бестелесные оболочки, жаждущие человеческой плоти. — Я говорил тебе, Рэй. — Голос раздается где-то над ухом, врезается в сознание, отзываясь тупой головной болью. — Говорил, но ты не послушала! Как тебе сейчас? Больно? Страшно?       О, если бы она только могла уложить жирного ублюдка на своё место и показать ему, что есть боль. То, что Рэй чувствует сейчас, не страшнее переломов — после десятого уже привычно, и огонь, пожирающий кости, кажется почти родным. Нет, она поступила бы иначе: не ломала, а выдирала куски — большие, сочные, разбрызгивала бы кровь до потолка и упивалась ярко-алым цветом чужой смерти. Лишь поэтому, из-за желания отомстить, бесконечно жаль, что она не может освободиться.       Нет. Можешь. — Ты всегда вела себя так мерзко! — Его тон, всегда визгливый, ввинчивается в мозг как сверло. — Я столько делал для тебя, любил и жалел, но ты не оценила ничего!       Да, делал он действительно много. Ей никогда не отплатить сполна: каждый порез, каждый удар — целое искусство, создаваемое из года в год, шаг за шагом, необходимое для «преображения». Сколько сил он потратил на неё, никому не нужную сироту из приюта, как старался сломать, втоптать в грязь и подчинить себе, превратив в послушную вещь для опытов. Ей бы только вырваться отсюда и показать, что его усилия не пропали даром: Рэй знает, куда бить и с какой силой, чтобы оставить от человека рядом с собой кровавое месиво из костей и кишок.       И чего ты ждёшь? — Но я не злюсь! — По бедру скользит что-то влажное, странно горячее. — Скоро от тебя останется только твое прекрасное тело, и ты станешь моей, Рэй! Ха! — От удара во рту становится солоно. — Не двигайся, сучка, все равно не выберешься!       Она знает, но всё равно сопротивляется, не обращая внимания на браслеты, стягивающие лодыжки и запястья. В системе остаётся совсем немного препарата, и шёпот, оседающий в костях, становится невыносимым.       Ты должна убить его.       Что? Странно, что у неё начались галлюцинации, ведь её мозг разрушается, медленно и верно. Что?..       Ты хочешь убить его. Зрение пропадает, поглощенное тьмой, и раненую скулу окутывает приятной прохладой. Я помогу.       Кто ты? Там, снаружи, кричат, но Рэй уже не слышит, завороженная низким голосом в своей голове. Я сошла с ума?       Ты знаешь, кто я. Боль вдруг оставляет тело, и Рэй чувствует странную дрожь в мышцах, словно что-то заполняет их изнутри. Не сопротивляйся мне, Рэй. Я помогу тебе. Помогу освободиться от всего. — … меня! — Далеко-далеко вспыхивает свет, отнимает у неё воздух, на доли секунды возвращая в реальность. — Слушай меня, сучка! Отключишься, когда я позволю! Ты просто жалкая…       Он должен умереть. Шёпот утягивает её обратно, на глубину, кутает разум в непробиваемую пелену. Ты знаешь это, Рэй.       Да. Будто со стороны она видит, как выгибается её тело на столе, как краснеет лицо от недостатка кислорода. Чужие опухшие пальцы стискивают шею, стягивают больничные штаны, пробираясь между бёдер, и Рэй ощущает прилив ярости, чистой, как первозданный огонь. Да! Прошу, помоги мне…       Она умоляет, кричит до слёз и вдруг задыхается, чувствуя острое жжение у самого сердца.       Тогда прими меня, Рэй.       Её тело послушно застывает и вдруг заходится в судорогах, бессчетное количество раз ударяясь о металл под собой. Изо рта течёт пена, глаза закатываются, но Рэй чувствует себя фантастически — новая жизнь перетекает в неё из пустой капельницы, пронзает измученное тело и насыщает его энергией, укрывая плотным коконом темноты. Нет боли, нет страданий, но есть неизведанная Сила, удержать которую становится все трудней.       Мы голодны, Рэй.       Она распахивает веки, больше не ощущая себя собой. Восхитительная мощь вправляет кости на место, заживляет раны, и новая Рэй, без труда освободившаяся от оков, пригвождает Платта к стене, плотоядно облизываясь непомерно длинным языком. — Что?! Нет! Стой! Нет, нет! Рэй!       Она кусает, рвёт горячую плоть острыми клыками, проглатывая сладко-солёную кровь. Вкус изумительный, но этого мало: мозг из треснувшего, как горшок, черепа, глаза, лёгкие, печень — Рэй поглощает угощение, ощущая дикий, животный голод, который не утолить одной жертвой. Но она знает, где взять ещё, и отбрасывает ненужные остатки, как мусор. Охотиться оказывается неожиданно забавно — она бежит за жертвами, лёгкая, сильная, смертельная, не оставляя шанса никому. Стекло не такое уж непробиваемое, а люди за ним не такие быстрые, как им казалось несколько секунд назад. Лишь один солдатик оказывается чуть подготовленнее других, и Рэй даже нравится преследовать его, безошибочно следуя за ярким запахом страха. Он выводит её на поверхность — как раз туда, куда нужно, и его обладатель становится последним блюдом на этот вечер. Нутро заполняет приятной тяжестью, и Рэй сыто облизывается, выкидывая ненужные конечности в разные стороны. Ничего вкусного там нет, так что теперь она вполне может…       Что-то чёрное, вязкое стекает с её тела, тенью вырастает рядом, и Рэй падает, корчится в траве, выташнивая желудочный сок. Её бьёт, будто в лихорадке, но она не может остановиться, содрогается от каждого спазма, судорожно держась окровавленными ладонями за живот.       Это же всё не взаправду? — Достаточно.       На плечи ложатся прохладные ладони, аккуратно заставляя её подняться с земли. Тошнота отступает, но Рэй мутит, и встать получается только с третьего раза, оперевшись на нечто, возникшее перед ней. Руки дрожат, пока Рэй невидящим взором смотрит на собственные пальцы, окрашенные в алый цвет, такой нереальный, яркий, обжигающий. Он похож на искусственную краску, и ей хочется верить, что это просто бутафория. Но ненастоящее не пахнет железом, пряным и сладким, и горечь подкатывает к языку, до боли скручивая желудок.       Она не могла убить тех людей.       Не могла. — Но убила. — Её тянут за подбородок, заставляя посмотреть вверх. — Ты поступила правильно, Рэй.       Он стоит напротив, огромный и чёрный, заслоняя собой весь небосвод. Не в виде паразита в пробирке, тени или голоса, а реальный, живой, с белым лицом и горящими жёлтым глазами, слишком похожий на человека. — Я… — Она плачет, снова чувствуя слабость, захлебывается солёными слезами, сжимая дрожащими пальцами его предплечье. — М-мне страшно… — Не бойся. — Тьма перетекает с него на неё, ласково обволакивает обнаженные плечи, кутая Рэй в подобие его костюма. — Я защищу тебя, Рэй. — К-кто ты? — Она позволяет поднять себя на руки, обхватывает огромную шею, малодушно ища спасения у этого существа. Монстр, он монстр из лаборатории, паразит! — кричит какая-то часть её сознания, но его легко заглушает низкий голос, медленно погружающий её во тьму. — Меня зовут Кайло. И теперь ты принадлежишь мне.