Олежа и друзья

— Эй! Смотри, кто идет! — Давай к нам! — Олеж, давай сюда! Давай сюда да давай сюда. К людям, к своим, к родным, блин, ребятам. К тем, кого знал с мальчишества. К друзьям. Они снова зовут, улыбаются, разливают дешевую водку по стопкам, орут тосты. И хочется, и колется, и разум не велит. Протянешь руку — и ее отрубит по самый локоть, смешав с землей. Протянешь обе — и вовек даже за ножик не возьмешься. Там и поляжешь. Среди красных маков, веселого гомона и запаха шашлыков из свинины. Вон Юрка, хитрый лис, сидит. Трунькает на старой, советской гитарке, жует колбасу без хлеба и скалится, показывая мелкие зубы. Вон Гришка, бывалый сталкер, примкнувший к их компании полгода как. Любитель выпить да закусить. Вон Егорка, умник, почему-то снявший свои очки. У него всегда в запасе с полсотни отборных шуток… А вот и он. Не стоит, а лежит, смотря прямо на них туманным взором. Счастливые же они, блин, люди. Им уже ничего не нужно. — Иди к нам! Ну! — Юрка тянет к нему руку, но его одергивает Егор. Не время, значит. Рано еще. — Эх… Удачи, братка. Его выволкаивают за ноги из аномалии и, хорошенько похлопав по щекам, что-то кричат в лицо. Взгляд разбегается и двоится. То ли людей пятеро, то ли ни одного. Слишком много яркого. И небо такое синее… Словно бы на него вылили с полтонны медного купороса. — Живой… Слава богу! Нашелся, дурак, блин! — худощавый парень с узкими, темными глазами отступает назад, продолжая говорить: — Тебе что, жить надоело? Удобрение ты тупое. Как мы без тебя до центра дойдем?! А никак. Потирая ноющий от удара о землю висок, Олежа тихо фыркает, по-звериному быстро проверяя свои вещи. Автомат на месте. Пистолет тоже. А от недавних собутыльников не осталось и следа. Нет их. Одни только алые маки зацветают на пролитой свиньями крови. Неплохо же он их накормил! — Видел я… — Да пофигу мне, что ты там видел! Ты вести должен, а не дохнуть в кустах. Мы тебе деньги платим. У него синий орел на плече, отточенные движения и вековая усталость на молодом лице. Этот азиат стоит десяти его друзей. В прямом смысле слова. За эту неожиданно белобрысую голову назначена награда в сотню среди местных. Даже не рублей. И эта стоимость измеряется не в десятках. Его нужно спрятать? Без проблем. Если бы только не мешался… И его дружки, следующие за ним дружной, злобной толпой гиен. Такие загрызут — и не посмотрят, кого. Раз вожак приказал. — Задумался. И вот, — бегло буркнул Олежа, направившись дальше, все еще чувствуя биение сердца где-то в своей голове. Да уж. Ну и работенку ему подогнали! Не заскучаешь. Провести этих головорезов до Припяти — двадцатка. На этот раз рублей. Вывести обратно, дождавшись в условленном месте — пятидесятка. Чтобы не кинул, значит. И он не кинет. Нафига ему? По ту сторону реальности скалятся улыбками друзья. Егорка, Юрка, Гришка и он сам. Но он — не там. Он — здесь. Это приходится говорить себе снова и снова. Облученный годом брождений по Зоне мозг мешает реальность с мыслями. И тут хоть стреляйся — не разобрать, чего желаешь, а от чего стоит бежать. Иногда они зовут к себе. Да, наверное им там хорошо. Не то что ему. Злой и шрамированный полосой от лба до подбородка, Олежа провожает одних людей, встречает других — и все никак не может понять, почему Большая Земля выбрасывает сюда своих вырожденных детей. Хотя нет. Встречаются и хорошие. Иногда на ум приходит другой азиат. Тоже белобрысый, но совершенно не злой. И как там его звали? То ли Иголка, то ли еще как. Напрочь отказавшись представляться, он только налил страдающему от боли в спине сталкеру немного водки — и был таков, унеся с собой и свои увлекательные истории. Ну и еще была женщина. Пьющая, словно сам черт. Смуглая, неулыбчивая и молчаливая. Иногда она сидела вместе с его компанией и пила, сиплым голосом объясняя, что это не она такая, это жизнь такая, и что она скоро отсюда уйдет. Но ей, в общем-то, не повезло. Как и им всем. — Ну и скоро будем-то? — ткнул его стволом дробовика в плечо один из ведомых, и Олежа сквозь стиснутые зубы ответил: -Скоро, скоро, братцы. Так сколько вы мне обещали там? — Двадцать кровных. Ну и через пару деньков еще пятидесятку. Если к тому времени не помрешь. Наш товарищ тебя везде найдет, ускользнуть не надейся даже. — Понял. Идти во главе этого конвоя ему совершенно не нравилось. Вот бы к друзьям… к водке, бутербродам, шашлыку на свежем воздухе и пустому трепу. Но нет. Все это, блин, давно умерло, смешавшись с грязью Зоны. И нет теперь ни Егорки, ни Юрки, ни Гришки, таких счастливых некогда людей. Вновь ощутив на своих руках с перебитыми костяшками чужую кровь, Олежа поднес ладони к лицу, ни на мгновение не останавливаясь. Нет, показалось, ни одной капельки. Не то, что тогда. Не то, что в тот тоскливый вечер, когда они все сидели в каком-то доме в Припяти и переговаривались шепотом. — Валить надо! — Не успеем. И… дьявол, у меня патроны кончились. Уже не отстреляться. — Зажали выродки. И правда. Зажали. Он, как всегда молчаливый, следил за разговорами друзей, зачарованно наблюдая за застывшей среди лестничных перил и площадок фигурой, чья голова была покрыта уродливыми шишками. Словно бы что-то распирало ее изнутри. Только что? Олежа все бы вернул, чтобы это узнать, раскроив чертовому контролеру череп. Теперь уже было поздно об этом думать. — Мы пришли. И… в общем, развлекайтесь. Зачем пришли хоть? — он ткнулся лбом в стену, практически не слушая наемников. Они говорили о чем-то своем на помеси английского и русского, и их слова звучали будто бы издалека. Друзья пили, сидя совсем рядом. Счастливые, живые, они пели песни под гитарный бой и звали его к себе, блестя мертвыми, пустыми глазами. У них даже, наверное, ничего за душой и не было. Так, пара аккордов и собственные голоса. — Простите, — пробормотал Олежа, бесцветно улыбнувшись и потерев ноющий висок. Боль так и не покинула его, наоборот, став сильнее. Куда сильнее. И друзья вдруг стали такими близкими… словно он никогда их и не покидал. — А мы заждались уже! Присаживайся давай, — оторвался Юрка от своей гитары, и его голос оказался подхвачен другими. — Задержался ты, Олеж, мы уже почти все, — улыбнулся Егор, щедро плеснув в граненый стакан водки, накинув поверх кусочек черного хлеба. — На, друг! Выпей, закуси… — Спасибо, ребят, — он пожал им всем руки и сел рядом с Гришкой, что только пару раз хлопнул его ладонью по плечу и молча опустил взгляд в пол. Туда, где растеклась кровь от тела, некогда принадлежавшего его лучшему другу. Жаль, что с пулевым в виске долго не живут. Но может быть, это и к лучшему.