Густые чёрные тучи нависли над Солнечной Луной, словно знак беды. Королевство третий день осаждается Братским Светилом. Казалось, что каждый человек чувствует напряжение, растущее в городе. На улицах, обычно и так полных людей, стало не протолкнуться — все стремились во дворец, за пропитанием, что выдавала недавно коронованная наследница — Кассандра.
Люди готовы были растерзать любого, кто встал бы на их пути. Все искали убежища, безопасности и надёжности. Разве молодая королева, которой только минуло двадцать три года, может дать всё это своему народу? Совет упорно твердит ей, что лучше всего сейчас сдаться, но тут же утверждает, что наилучшие решение — стоять до самого конца. А народ всё ругал свою новую правительницу.
Каждый раз, когда в толпе кто-то вскрикивал, люди поднимали голову к небу с немым вопросом «началось?!». Казалось, что сам Дьявол проходится по улочкам Солнечной Луны. Того и гляди на дорогах появятся опаленные следы копыт и разнесётся злобный смех, загорится церковь, возвышающая свои башни в городе.
Сердца народа были охвачены необъяснимо сильной яростью и негодованием, вместе с печалью и страхом. Ещё немного и каждый просто сорвётся с места, начнётся анархия. Но каждый старался держаться.
— Подожди пока я вернусь, а там всё будет хорошо! — говорила мать перед последнем своим военном походом, тогда ещё восемнадцатилетней княжне.
Но через год вместо армии и своей матери юная Кассандра и её телохранитель — предатель Братского Светила Вэриан — взирали лишь на одного оставшегося в живых воина с обрывком плаща королевы.
— Братское Светило не берёт пленных, Ваше Величество, — приклонился окровавленный воин. Через три дня и он отошёл в иной мир от тифа. Видимо подхватил, когда бежал домой.
Так прошло четыре года под флагом Солнечной Луны — птицы-феникс, расправляющей своей крылья, пока наконец княжна не была коронована.
Сейчас же, новоиспечённая королева Солнечной Луны все силы бросила на оборону стен города, а сама занялась пропитанием населения, хотя прекрасно понимала, что однажды припасы кончатся, а денег и продовольствия на выращивание или покупку новых у королевства, естественно, не было.
Кассандра наблюдала за подданными из широкого окна, поставив руки на перекладину и поджав бледные губы. Через секунду она в бессильной злобе захлопнула его и резко выдохнула, словно ища спасение в чём-то ином. Вот только в чём — она сама не знала. Черное, траурное платье едва ли не задело вазу с давно завявшими цветами.
— Ваше Высочество? — Вэриан едва не подскочил к королеве, но та остановила его.
— Всё в порядке… — выдавила она, пересиливая все чувства, бурлящие в крови. Сердце сдавливало что-то очень сильное и до сверхъестественного крепкое. Сама же она усмехнулась своим словам. — В порядке?! Разве
это можно назвать порядком?! — Кассандра указала на окно, за которым вот-вот готов был раздаться народный выплеск. — И я тебе сотни раз говорила — для тебя я не королева, а друг. Хватит официальностей.
— Да, прости, я забыл, — кивнул страж. — Кассандра, ты четыре с половиной года держишь Солнечную Луну, и неужели ты думаешь, что не справишься с Братским Светилом?
— Одно дело держать оборону и совершенно другое — идти в атаку… — изрёк старик позади королевы. Казалось бы, по плечо самому Вэриану, а ведь великий воин.
— Он прав, это разное… Одно дело драться с пятью солдатами, но на поле боя их в сто крат больше, — Кассандра потёрла ладони и устремила чёткий взгляд в зеркало.
Шуггарби громко хмыкнула:
— Один в поле не воин, Птичка, — кивнула старуха. — Но на поле боя ты будешь не одна, а со своим верным хранителем! Но если ты хочешь пойти в атаку, тебе нужны не только умение и практика, но ещё и смелость, характер и несгибаемость.
— Армии едва хватает на оборону, что уж там о нападении… — невесело усмехнулась Кассандра.
— И двое армия, если они борются за великое дело, да за одну сторону, — мудро ответил Томус.
— Птичка, ты вся в свою мать, — отмахнулась старуха. — Она пошла в битву и проиграла, но она всё же погибла за честь своего королевства. Неужели ты докажешь этому королю псов, что ты хуже своей матери?! Да, они обвели нас всех вокруг пальца, но ты то им докажешь, что с фениксами из Солнечной Луны лучше не тягаться?
— Но что я могу? В моём распоряжении лишь пару сотен солдат, которые то и дело сбегут! —развела руками сирота.
— Птичка моя, — встал Томус, расправив плечи. — Готель было не больше, когда она одержала свою первую победу. Мы фениксы, мы восстаём из пепла. Что тебе эти Братские псы, если у тебя есть крылья?
Вэриан невольно осмотрел на королеву. Как бы не била жизнь, остаётся гордой и сильной, вечно с высоко поднятой головой и светлым умом. Сломать которую, вроде бы было невозможным, впервые может дать трещину и расколоться.
— Расправь крылья, птичка, — улыбнулась старуха и ударила посохом по полу. — Если тебе понадобится помощь ты не одна. Никто не одинок, если он не считает одиноким себя сам, никто не беспомощен, если не терял свою волю и гордость.
— Расправить крылья? — как-то невесело вновь улыбнулась Кассандра, тусклыми глазами посмотрев за окно.
Поджав сухие аловатые губы, королева прижала ладони к груди и еле слышно прошептала осипшим голосом неуверенное, словно доказывающее самой себе: «А у меня… крылья есть…»
Вэриан едва не задохнулся от поступивших к горлу печали и боли — понимание того, что родной отец идёт против Солнечной Луны причиняло ужасную боль, а вид измученной, доведённой до ужасного состояния и почти сломленной Кассандры — убивал. Внезапно, парень понял, что предать Братское Светило было не просто хорошей идеей, а просто его единственным выходом. Сейчас, смотря на страдания всех этих людей ему хочется перерезать самому себе горло или утопиться, чтобы не видеть этого, но клятва оберегать Кассандру и необычно тёплое чувство всё ещё его держит.
А если она умрёт?
***
Братское Светило прорвало оборону Солнечной Луны и ворвалось в город. Церковь горела адским пламенем, все дома были разрушены. Со всех сторон то и дело слышались крики и стоны умирающих людей.
Солдаты Братского Светила оказались столь жестокими, что разрывали младенцев, не щадя никого.В ту ночь убито было большинство населения Солнечной Луны — кто до последнего отказывался принять Братское Светило за свою Родину.
Теперь, вместо приятно-зелёного цвета флага Солнечной Луны, уже сожженного до тла, развивался чёрный флаг с изображением морды лающего пса.
Солнечная Луна пала.
Королеву Кассандру и её телохранителя посадили в темницы. Старейшинам Шуггарби и Томусу сначала отрубили руки, затем и головы, выколов им глаза, и повесив сей ужас на ворота у оккупированного города.
Кассандра, прикованная к полу в темнице, мертвенно смотрела на прибежавшую крысу. На лице еле заметно оказалась неяркая улыбка. В глазах уже давно ничего не горело. Всё потухло. Померкло. Сгорело.
Вэриана приковали к стене за шею, прекрасно зная о его способностях. Боятся его. Словно монстра.
— Миледи, — хрипло окликнул он свою королеву. Горло болело. Оно высохло. Требовало воды.
Та еле заметно посмотрела на него, поглаживая голову крысе, которая жевала что-то найденное на полу.
— Вы… что с Вами будет? — к сожалению, зная ответ, прошептал стражник. Громче он не мог. Не мог. Не мог…
Кассандра улыбнулась чуть шире и положила руку рядом с парнем, всё ещё храня молчание. Успокаивает. Готовит. Старается. Боится. Умирает заживо.
— Мне отрубят голову на глазах моего народа, — наконец ответила королева. — Народа, который оставили в живых лишь для этого зрелища… Посмотреть на то, как я умру. Посмотреть на то, как они лишатся своего символа.
Вэриан ухватился за её руку и прижал к губам. Ближе подобраться он не мог.
— Кассандра, пожалуйста, — едва сдерживая слёзы, прошептал стражник. Страх. Страшно. Противное чувство. Склизкое, холодное…
— Я говорила это своей сестре, которую беспощадно повесили… — дрожаще выдохнула Кассандра. Холод окутал её тело. Темницы не обогревали. — Юджину, который как и ты предал своего отца, которого привязали к лошади и тащили по скалам, пока он не погиб, и теперь говорю тебе… Твоих слёз не должны увидеть эти псы. Они не увидят ни моих, ни твоих страданий, не будут смеяться над нами, не будут насмехаться над Рапунцель и Юджином, над их смертями. Им не жить на моей земле, на земле моей семьи, на земле, по которой текла кровь моих людей! — твёрдо сказала королева. — Не плачь. Ты сильнее меня, но я не плакала, потеряв мать, потеряв сестру, отца и друга. И ты не проронишь ни одной слезинки. Обещай мне… Обещай!
— Я клянусь,
Кэсси — взглянув ей в глаза, пообещал Вэриан. — Клянусь всем, что имею, что я всегда буду рядом и исполню любой твой приказ, любую просьбу… Клянусь…
Кассандра сжимает его руки в своих и широко, впервые за всё время, счастливого улыбается. Они не могут подобраться ближе друг-к-другу — цепи держат их. Держат крепко, словно знают, что они вместе могут.
Кассандра сжимает его руки и улыбается. По её щекам, впервые за всё время текут слёзы. Она прислоняется к холодной стене, ежась в углу, что бы согреться и греет руки. Чёрное платье слишком лёгкое для зимы в Солнечной Луне, а босые ноги — уж точно не помогут согреться. Даже ноги заковали в кандалы с цепями и приковали к полу. Боятся её. Боятся, словно монстра.
Вэриан смотрит на неё из-под прядей чёрных волос и думает не о холоде — он теряет смысл жизни, ради которого тянул своё существование. Теряет последнее, что у него осталось. Она не знает. Не знает, что он любит её. И Вэриан боится. Боится, что она никогда не узнает. Умрёт и не узнает. Да… Да, так нельзя. Но если он скажет, ей будет больнее. Больнее умирать, зная, что тот, кого любит она, любит её. И он молчит. Закусывая губы до крови, изо всех сил стараясь не выкрикнуть это ей. Молчит. Не ранить вновь. Она и так многих потеряла.
Ей было, что терять
— А у меня… Крылья есть… — шепчет девушка дрожащим голосом. Она дрожит не от холода, как думает Вэриан. Она боится. Боится быть одной, боится умереть вот так — ничего не сделав.
— О чём ты мечтаешь? — вдруг спрашивает Вэриан. Он хочет, если это ещё возможно, посмотреть в её мечтающие глаза. Пока они не заснули. Пока жизнь в них не растворилась в темноте.
Навечно
Кассандра долго молчит и смотрит на высоко сияющее солнце, подняв голову к окну. Глаза блестят от слёз и на мгновение наливаются светом. Вновь меркнут.
— Мечтаю увидеть рассвет перед смертью… Он становится уникальным… Понимаешь, что когда-то и ты был рассветом… А сейчас ты закат… — наконец хрипло говорит она. Голос сорван. Горло болит. Она заболела. Далее выбивается кашель. Далее следует страх. Далее её ждёт только тьма. — Это возможно?
Она не смотрит на него, но он не сводит с неё голубых глаз. Он не верил, что люди могут так меняться. Где же та неприступная Кассандра, которую он знал? Со своими вечными язвительными и колкими шуточками, ироничными фразами и укоризненными взглядами? Неужели её
можно сломать?
Вэриан почти заливается слезами. Сейчас она кажется ему маленьким ребёнком, который жаждет появления чуда.
Как же всё-таки жаль, что этого чуда нет.
— Возможно, — лжёт Вэриан. Понимает, что она знает о его вранье, но продолжает ему верить. Верить ему, потому что ей больше некому верить. — Это возможно…
***
Глубокая ночь. Темнота. На улицах валяются трупы, слышится плач людей. Солнечная Луна пала. Пала, но совсем скоро фениксы вновь восстанут. А восстанут ли? Может, это только сказка? Очередная, дурацкая, детская сказка? Ложь, выдающаяся за правду?
По коридору темницы слышатся шаги. Тяжёлые, тихие, настойчивые шаги.
Эти шаги Вэриан узнает из тысячи. Они медленно приближаются и останавливаются у камеры.
Вэриан смотрит на Кассандру. Она спит. Тихо, постоянно вздрагивая. То ли от кошмаров, то ли от холода. Кашляет и вновь вздрагивает.
— Отец, — казалось, в это слово Вэриан вложил всю свою ненависть. Процедил, выплюнул это слово, вложив туда всю ярость. Всю ту боль, которую ему подарил этот человек. — Или как мне Вас называть?
— Вэриан, — усмехается Квирин. Присаживается на одно колено перед сыном и странно смотрит на своё чадо. — Опустился до того, что влюбился в чудовище?
— Из вас двоих, большее чудовище ты, Квирин, — Вэриан нервно качает головой. Не одобряет поступки отца. Ненавидит его. Не хочет называть его отцом.
— Я сюда не ссориться пришёл, Вэриан. Спасти тебя я не могу, но могу дать последнее желание, — будто издевается Квирин. Он издевается. Ломает сына, чтобы тот просил прощения. Не терпит выходок своего ребёнка.
— Она умрёт? — вдруг спрашивает Вэриан. Ответ известен. Зачем спрашивать? Зачем вновь раздражать старые раны? Они и зажить не успели. — И это не изменить?
— Не изменить, — потирая подбородок, качает головой Квирин. Словно рад этому. Рад крови, которая ещё не пролилась. Рад мучениям сына.
— Казни её, после того, как она увидит рассвет… Покажи ей его, перед смертью, — выдавливает Вэриан. Давит каждое слово. Запинается в каждой букве. Боль пронзает сердце, как тогда, когда он потерял мать.
— Вэриан! Ты можешь загадать всё, что душе угодно! Ты можешь бежать, в конце концов, я знаю, тебе нет равных, тебя не найдут, — злится отец. Злится. Он хотел, чтобы сына убила природа. Не он. Не он сам. Он не желает сыну счастья. Не желает ему добра. Желает, чтобы тот сдох быстрее.
— Она хочет увидеть рассвет перед смертью. Дай ей его. Иначе можешь проваливать, папаша, другое мне не нужно, — процедил Вэриан. Закусывает губы. Шепчет себе, что обещал ей. Обещал. Обещал не плакать перед ними. Клялся ей.
— Если это твоё последнее слово, — скалится Квирин. Скалится. Сын играет не по его правилам. Повышает ставку. Выходит за рамки. Но гордость не даёт уйти назад. — Что ж, ладно. Она умрёт после рассвета, но ты на это будешь смотреть. Будешь смотреть, как ей отрубят голову. Знаешь, что самое ужасное в отрублении головы? Когда голова отлетает от тела, мозг ещё работает и человек что-то думает. Как считаешь, о чём будет думать она? «Вэриан, почему ты не смог меня спасти? Зачем появился в моей жизни?»
Квирин яростно разворачивается и уходит. Уходит. Уходит… Он уходит.
Вэриан припадает к стене и закрывает лицо рукой. Ненавидит. Ненавидит их всех! Братское Светило во всём виновато. Оно. Оно…
***
День казни королевы. Солнце ещё не встало. Квирин исполняет обещание. Исполняет, но для чего? Для чего…
Колокол на башне прозвонил три раза. Удар. Удар… Каждый удар давил на сердце. Вэриан сдерживал ком в горле, от чего оно заболело. Хотелось это остановить, но он понятия не имел — как? Как…
Кассандру вывели на эшафот. Связанную, словно опасную преступницу. Для них она была монстром.
Вэриан взглянул на неё. Солнечная Луна пала. Пала королева.
Сломалась.
— Народ Братского Светила, — начал с захваченного балкона Эдмунд. Король Братского Светила. Насмехался над всеми, кого видел. Собственноручно убил жену и сына. — Сегодня мы стали свидетелями казни предательницы, опасной ведьмы!
В ответ на эти сова послышался неодобрительный гул, а кто-то даже осмелев и выкрикнул парочку бранных слов в адрес нового короля. Его сразу же схватили и вывели на эшафот, пронзив тело железным мечом. Его бросили к ногам Кассандры. Мужчина схватился за порванный подол чёрного платья своей королевы.
Девушка нагнулась к нему, в ужасе смотря на то, как её подданный истекает кровью. По её вине.
— Мы с Вами, Ваше Величество, — прошептал мужчина. Он умер.
Кассандра провела ладонью по его лицу, закрыв ему глаз. Она снизу вверх посмотрела на Квирина, который должен был быть её палачом. Забавно.
— Так будет с каждым, кто воспротивится воле короля! — громко огласила Адира — одна из приближённых Эдмунда.
У Вэриана сжалось сердце, дыхание словно исчезло, а руки затряслись в бессильной злобе и печали. Теряет. Он теряет всё, что его держало. Но обещал. Обещал ей.
Кассандра мельком смотрит на него и слабо улыбается. Она не плачет на глазах своего народа. Держится ради них. Она — их единственная надежда и если она покажет, что ломается, они начнут ломаться тоже. Она встала во весь рост и оглядела людей. Промозглый ветер развивал короткие волосы и порванное платье. Руки в оковах, босые ноги стоят на снегу. Холодном. Но она не чувствует холода.
— Мы ждём рассвета, — улыбнувшись продолжил Эдмунд. Издевается на ними. Злобно играет, словно марионетками. — На рассвете она умрёт.
Народ затих и лишь злобно смотрел на короля. С печалью обращая свой взор на Кассандру, люди перекрестили её. Послышалось рыдание нескольких женщин.
Кассандра смотрела только на горизонт. Сосредоточенно. Чётко. Ни как ребёнок смотрит на коробку с подарком, а как лисица смотрит на свою добычу.
— Солнце сжигает нас, Птичка, — говорила Шуггарби, когда девушка потеряла мать. — Но его свет с нами даже ночью, оно нас и исцеляет!
Наконец, из-за горизонта появились первые лучи. Небо озарилось сначала розоватым, в потом жёлтым сиянием. Полукруг выступил и осветил лицо Кассандры.
Вэриан закусил губы, сжал кулаки и зажмурился.
Квирин подвёл Кассандру к гильоти́не, зафиксировав её голову в страшном механизме и негромко, но весело произнёс, ликуя своей победе:
— Последние слова, феникс? — процедил мужчина. Вложил в это всю свою злобу и жестокость. — Так что ты скажешь, перед своим уходом?!
Кассандра искосо посмотрела на него и расслабилась, вновь устремив взгляд на солнце, медленно встающее из-за горизонта. Слабо улыбнулась.
— У меня… крылья есть… — прохрипела девушка. Горло болело, но она выдавила эти слова. Они не будут смеяться над её народом.
Кассандра сжала кулаки на руках, принимая солнечный свет.
Толпа торжествующе взревела словам своей королевы, некоторые даже радостно зарыдали.
Квирин переглянулся с Эдмундом и, получив удовлетворительный кивок, хотел нажать на рычаг.
Но как только солнце встало и озарило всю Солнечную Луну, зелёная волна расплылась во все стороны от девушки. Тёплая, приятная.
Квирин нажал рычаг, не дожидаясь последствий.
Лезвие гильотины упало на шею Кассандры.
Вэриан вдруг осознал, что теперь потерял всё. Что теперь, ему действительно
нечего терять. Но вот по телу разлилась энергия. Сила.
Видимо, весь народ Солнечной Луны почувствовал тоже самое. Все раны исчезли с тел людей, заражённые тифом будто по волшебству излечились.
По толпе разнеслись сначала удивлённые вздохи, а потом и злобное рычание, явно агрессивно настроенное против короля Братского Светила…
***
Братское Светило было вычеркнуто из истории и навсегда забыто.
Фениксы одержали победу под предводительством племянницы Кассандры — Изабеллы, дочери принцессы Рапунцель и принца Юджина. Вэриан стал её телохранителем.
История Солнечной Луны была утеряна при пожаре через двести лет. Говорят, что за несколько часов до огня, на кладбище королева Кассандра пела о фениксах и том, что огонь их главный враг, но самый лучший друг…
