Мне плевать

Девчонка явно нарывается. То ли прикидывается, что пьяна, то ли действительно напилась и не контролирует свои слова, но его ребята из участка точно уже изрядно набрались, и не спустят ей такого поведения. Сама виновата, ему-то что. Жавер отвернулся, подзывая бармена. Тот кивнул постоянному клиенту и привычно выставил ему бутылку темного, меняя ее на выброшенную на стол купюру. Инспектор поднял бутылку, без особого аппетита пригубил пиво и уставился на лакированную поверхность столешницы. Девчонка Тенардье и правда вела себя чересчур вызывающе. Даже сильнее, чем обычно. Заняла самое заметное место, выставив напоказ обтянутые потертыми джинсами стройные ноги, откинулась назад, облокотившись на барную стойку и, словно комплименты, принимала грубые оскорбления, льющиеся на нее потоком дерьма, изредка вставляя не менее колкие ремарки в адрес обступивших ее полицейских. Ее по-настоящему недолюбливали в полиции из-за ее криминальной семейки, и если иногда вынужденное присутствие Эпонины в участке терпели, то стоило ей заявиться в полицейский бар – начиналась настоящая буря. Была бы она парнем, ее бы уже вышвырнули, а, может, и избили бы. Но, к счастью или нет, Эпонина Тенардье была женщиной, и далеко не все служащие полиции и посетители бара разделяли нелюбовь к ней. Оттого нередко конфликт из-за ее присутствия и разгорался, да еще какой. При этом сама девчонка, чаще всего, просто исчезала в самом начале заварушки. Жавер поморщился, снова услышав ее хриплый резковатый голос, потонувший в гомоне других голосов. Никого особо не волновало, что последние годы юности она провела в детском доме и не имела почти никаких контактов с отцом. А после, вообще, хоть и не без помощи некой Козетт Фошлеван, смогла поступить в колледж и встать на ноги. Так что, несмотря на разговоры за спиной, репутация девушки, до поры до времени, была почти идеальной, и именно благодаря ее показаниям шайку папаши Тенардье удалось усадить за решетку. Впрочем, арест ее отца и стал причиной того, что в полиции ее терпеть не могли. Тенардье не был крупной рыбой, и, не будь сам Жавер таким дотошным и неподкупным, вполне мог бы гулять на свободе, сливая информацию о своих более значимых конкурентах. Но, увидев возможность закрыть и Тенардье, и его женушку, инспектор не стал медлить, в результате чего несколько его парней погибло в абсолютно необязательной перестрелке, начатой главным отморозком Петушиного Часа Монпарнасом. Его самого первым и подстрелили, но ублюдок выжил и теперь сидит в тюрьме вместе с остальными. Жавер не очень любил вспоминать об этом. Он был руководителем операции, и только непререкаемый авторитет лучшего инспектора Парижа спас его статус после тех событий. Но злость служителей закона продолжала искать выход, и она всячески выливалась на то и дело встревающую в дела полиции мадемуазель Тенардье. Инспектор не раз с каким-то необъяснимым разочарованием думал о том, что она могла бы сделать карьеру в полиции. Но, конечно, не с таким «наследством», да и ее методы оставляли желать лучшего. И она это понимала, потому и выбрала карьеру частного детектива. Ладно, пока только помощника. Но это не мешало делать ей успехи. Как-то инспектор услышал ее разговор с одним из полицейских, когда тот между делом решил, что она оскорбится, если назвать ее «такой же швалью, как и ее папаша». Девушка не стушевалась, казалось, она носила это свое наследие как броню. «Ну тут ты погорячился, сладкий, до моего отца мне далеко. Зато я куда лучше вашего племени понимаю, как устроен этот мир, и как подловить таких, как он». В тот вечер от нее отстали, да и она ушла почти сразу. Но сегодня Тенардье явно никуда не торопилась. – Лучше проваливай, – услышал Жавер голос Лефлока. Инспектор поморщился и повернулся в вполоборота, чтобы разглядеть происходящее. – Не хватало, чтобы ты тут еще ноги раздвигала, как твоя сестрица-шлюха. Хотя... – он мерзко захихикал, – если захочешь сделать приятное, я не против. Но платить я точно не стану. Эпонина широко улыбнулась, но глаза ее застыли. Раздался хохот, кто-то засмеялся нехотя, другие – вполне искренне. Тенардье обернулась обратно к барной стойке и залпом осушила стакан. Но из рук его не выпустила. Лефлок продолжал ржать, стоя к ней спиной, и не видел, как девушка взвешивает на руке опустевший стеклянный сосуд. – Твою мать, – прошипел Жавер, тяжело поднимаясь. Словно в замедленной съемке он видел, как Эпонина заносит руку, как сверкает гранями стекло. Он в два широких шага преодолел разделявшее их расстояние и в момент, когда рука девушки пошла вперед, он вцепился в ее запястье, второй рукой подхватывая вылетевший по инерции стакан. После почти ледяной бутылки кожа девушки оказалось невыносимо горячей, и инспектор поспешно разжал пальцы. – Ну и какого черта тут происходит? – звук стакана, ударившегося дном о дерево барной стойки, и последовавший за этим звук низкого голоса инспектора прямо над ухом заставил девушку вздрогнуть, а вот мужчины, стоявшие перед ней, вмиг словно по струнке выпрямились, обернувшись к Жаверу лицом. – Проваливайте, если я увижу вас здесь сегодня, мало не покажется. Лефлок, тебя это касается в первую очередь. Не смей позорить своим поведением наш участок. – Но, инспектор, она же… – Ты меня слышал, – не повышая голоса проговорил Жавер. – Вон отсюда. Мужчины безропотно заторопились к выходу, воровато оглядываясь на оставшиеся стоять на стойке полупустые бутылки и стаканы, но Жавер даже не стал смотреть, как они уходят. И сразу и без того паршивое настроение стало еще хуже. – Вы же не ждете благодарности? – услышал он знакомый женский голос. – Мне плевать, – раздраженно бросил Жавер, возвращаясь на свое место. – Вот и отлично, – Эпонина прошла мимо, задев его плечом. Жавер поежился, а она, закинув ногу на ногу, села за стойку справа от него. – Выпейте со мной, инспектор. Я сегодня похоронила отца. Брови Жавера дернулись. Точно, он и забыл, что Тенардье умер несколько дней назад у себя в камере. Но даже не поинтересовался, как это случилось. – Зачем вы остановили меня, раз вам плевать? – спросила Эпонина, подзывая бармена. – Виски с колой, а ему… – девушка повернулась к Жаверу и постучала пальцами по столешнице. – Чистый, полагаю. На губах бармена промелькнула какая-то понимающая улыбка, он кивнул и нырнул под бар. – Я не соглашался, – буркнул Жавер. – Ой, не ломайтесь, господин инспектор. И не отказывайте девушке в компании. – Бармен поставил напитки и тактично отошел на другой конец стойки. – Так зачем вы остановили меня? – Мадемуазель Тенардье, вы же знаете, что вам грозило бы за нападение на полицейского? – терпеливо выговорил Жавер. – Какая разница? Вам же плевать, – лукаво наклонив голову, шепнула она. – На вас – да. Но не на мой долг. Мне пришлось бы вас задержать. Вести в участок. Оформлять документы. А у меня наконец-то появился свободный вечер, – мужчина наконец повернул голову в ее сторону. – И я планировал провести его не так. – А как же? – так же тихо спросила Эпонина, чуть опустив ресницы. «Она что, заигрывает со мной? Совсем крыша поехала?» – удивился про себя Жавер. Он вдруг подумал, что сейчас стало видно, как девчонка похорошела с их первой встречи несколько лет назад, когда она, заплаканная, сидела в допросной, и он с непонятным для него разочарованием думал о том, как привлекательность юности боролась и проигрывала отвратительной потасканности, следствием разврата и нужды. Но нет, сейчас она уже не была тем угловатым подростком с красными ни то от слез, ни то от недосыпа глазами и растрепанными волосами. Кстати, волосы она обрезала. Видимо, недавно. А ей идет. Теперь под ними не прячутся такие изящные ключицы, которые он раньше и не замечал под обычными наглухо застегнутыми рубашками. А это что за след там, почти под самым ухом? Не разглядеть, слишком темно. Блять. – Не ваше дело, – отрезал он. – Ладно, – девушка пожала плечами и отвернулась. «Неужели обиделась?» – снова удивился инспектор. Ему даже стало стыдно. Совсем немного. Но это чувство было для него непривычным, поэтому он, переступая через себя, взял в руку стакан виски и приподнял его. – Соболезную, – негромко, выдавливая из себя каждую букву, сказал мужчина. – О, не стоит. Мой папочка был тем еще подонком, вам ли не знать. – Девушка улыбнулась. – Но он был вашим отцом. – И даже любил меня когда-то, наверное. Несколько минут они молча сидели бок о бок, изредка поглядывая по сторонам, не встречаясь взглядами. – Да, не клеится беседа у нас, – фыркнула девушка. Жавер приподнял брови и решительно развернулся на крутящемся стуле к девушке. – Мадмуазель, я не понимаю, зачем вам… – Зовите меня Эпониной, прошу. Эти расшаркивания мне на хер не сдались, – сказала она, тоже поворачиваясь к нему. – Ладно, Эпонина, – сказал он, пробуя ее имя на вкус словно впервые. – Так почему вдруг я стал вашим собеседником, когда вокруг такой выбор? – он обвел рукой зал и неожиданно для себя рассмеялся. – Ах да. – А могу я звать вас по имени, Филип? – проигнорировав его вопрос, спросила девушка. – Или вы предпочитаете официальное «инспектор» или «месье Жавер»? – Меня никто не зовет по имени, – скривившись, произнес он. – Что? – Эпонина неподдельно удивилась. – Даже друзья? Жавер лишь ухмыльнулся. Какие к черту друзья? Очень смешно. – Что ж, Филип, – Эпонина снова улыбнулась, и эта улыбка заставила Жавера почувствовать что-то, отчего рука его непроизвольно сжалась на стакане. Девушка чуть наклонилась вниз и словно случайно зацепила его коленкой. – Я все же хочу, чтобы вы знали, что вы, пожалуй, тот единственный человек, компания которого мне приятна в этот вечер. Жавер хотел было сказать что-то колкое, но палец девушки лег ему на губы. – Не говорите, что вам плевать. Я знаю, – Эпонина отвела палец, и Жавер с трудом сдержался, чтобы не потянуться следом, но она выпрямилась и встала. – Не буду навязывать себя еще дольше. – Эпонина... Девушка прищурилась, глядя прямо в его серые глаза, а потом легким, неуловимым движением поцеловала его в уголок губ. Казалось, лицо Жавера не дрогнуло, но его свободная рука вдруг легла на талию, мешая ей отойти. – Эпонина, останьтесь, – просьба? Приказ? Он и сам не понял. – Я не хочу оставаться здесь, – она покачала головой. Рука мужчины соскользнула вниз. – Но вы же знаете, где меня найти? Она улыбнулась, прежде чем отвернуться, и, не спеша, вышла из бара, даже не обернувшись на прощание, оставив Жавера переваривать произошедшее. «Блять. Вот же дрянь. Нет, ты явно не на ту злишься, Жавер. Давай, сиди, допивай свой виски. А потом иди домой, старый ты хрен». Так он подумал сначала, а потом, прикончив виски одним большим глотком, заставившим поморщиться, выудил из памяти ее адрес. Он был у нее пару раз по делам полиции и был уверен, что даже сейчас без труда найдет ее дом. Мужчина выскочил из бара, оглядываясь по сторонам, пытаясь выстроить в голове оптимальный маршрут. Но делать этого не пришлось – Эпонина стояла в соседнем переулке, пуская в воздух серые клубы дыма. Она смотрела в экран телефона, и не сразу заметила подошедшего инспектора. Жавер остановился в паре метров от девушки, разглядывая ее в блеклом свете фонарей. Она выглядела немного удивленной, и мужчина почувствовал какое-то мрачное удовлетворение. Эпонина снова затянулась. Рука ее слегка дрогнула, а в следующую секунду сигарета была отброшена, когда Жавер бесцеремонно прижал девушку к кирпичной кладке, едва не задыхаясь от дыма, льющегося из ее губ. Она запрокинула голову, ловя его поцелуи, и тихо вскрикнула, когда он слишком уж сильно вмял ее в стену. – Полегче, господин инспектор, – Эпонина все еще выглядела слегка ошарашенной, и Жавер с трудом смог заставить себя отстраниться. – Я тут, вообще-то, такси жду. – Отлично, – хрипло сказал он, выпуская Эпонину и отталкиваясь от стены руками. – Только поедем ко мне. – Ну уж нет. Не хочу потом ночью добираться домой, если тебе приспичит меня выгнать. – Не приспичит, – Жавер поморщился. – И ко мне – ближе. Не спорь. Он схватил девушку за руку, чуть грубее, чем ему хотелось бы, и пошел к дороге под тихий смех Эпонины. Один взмах руки, и машина уже притормозила рядом. – Я же вызвала Убер, – напомнила Эпонина. – Не важно, я не хочу ждать, – запихивая девушку в машину, фыркнул Жавер. Он обошел автомобиль, сел с другой стороны, назвал адрес и отвернулся к окну. Машина тронулась. Водитель ловко лавировал в потоке, отгородившись от пассажиров полупрозрачной перегородкой, но даже так Жавер не решался посмотреть на свою спутницу. – Расслабься, я все понимаю. И не дам трахнуть себя на заднем сиденье такси, – услышал он шепот Эпонины, а после почувствовал, как она, придвинувшись, прижимается к нему. Жавер молча продолжил глядеть в окно. Девчонка и правда его понимала. Он сам не заметил, как приобнял Эпонину за плечи, зато отлично почувствовал, как ее рука ловко скользнула между пуговиц его пальто. Что ж, это интересно. Посмотрим, к чему это приведет. Хотя, может она и погорячилась, утверждая, что не даст себя трахнуть прямо тут. Черт возьми… Хорошо, что ехать и правда недалеко. – Остановись, мы почти приехали… – шепнул он, нехотя отодвигая девушку. Он потянулся за бумажником, похлопал себя по одному, второму карману, как вдруг услышал смех Эпонины. – Извини, я не удержалась, – она кинула бумажник ему в руки, выглядывая в окно. – Миленький райончик. – Эпонина, ты доиграешься, – с угрозой в голосе произнес инспектор, едва сдерживая себя. Она дерзко улыбнулась, принимая вызов. – Увидим. Он помог ей выйти из такси, открыл перед ней дверь в дом, пропустил в лифт, а после – в квартиру, хотя куда привычнее для Эпонины было распахнуть дверь с ноги и так же шумно захлопнуть ее. Но с ним это не было нужно. Она прошмыгнула в ванную, просто удостовериться, что все в порядке. Он не стал ее останавливать, а Эпонине отчего-то не хотелось предстать неряхой перед ним. Обычно ей было все равно, она бы сказала, что ей плевать и в этот раз, но это было бы ложью. Жавер не прикасался к ней после тех поцелуев в переулке, и сейчас отчего-то колени ее вдруг задрожали. Не ошибка ли это? Ты слишком мало выпила, ‘Понин. Или тебе страшно, потому что это нечто большее, чем обычно? Глупости. Прекрати думать. Просто иди к нему. – Где тут спальня? Или ты хочешь, чтобы мы сделали это на кухне? – голос Эпонины вырвал Жавера из размышлений. Она стояла, прислонившись к стене, ожидая, когда он обернется. Он вдруг понял, что девчонка не так уверена, как ему казалось раньше. От этого почему-то желание разгорелось с новой силой, и мужчина с удовольствием наблюдал, как опускаются ее ресницы, пряча глаза, как она бездумно прикусывает губу, как чуть тяжелее стала вздыматься ее грудь на вдохе. Он отвел ее волосы в сторону там, где под ухом пряталась маленькая татуировка-звездочка, и прикоснулся губами к ее коже. Сначала мягко, словно пробуя на вкус, а потом настойчивее, слегка прикусывая кожу, заставляя девушку выгнуться ему навстречу. Эпонина обхватила его шею руками, так что ему пришлось наклониться еще ближе и подхватить ее под плотно обтянутые джинсами ягодицы, прижимая к стене. Низ живота горел нестерпимо, но Эпонина ловила удовольствие от каждой секунды. Ожидание, такое сладкое, нравилось ей ничуть не меньше процесса, и сейчас она с упоением подставляла лицо, шею, грудь поцелуям этого человека. Она чувствовала его через ткань брюк и свои джинсы, и, опустив руку между ними, попыталась расстегнуть его ремень. Пальцы то и дело соскальзывали, и она пискнула, когда Жавер, которому надоел этот произвол, наконец оторвал ее от двери и понес куда-то. – Уже ненавижу эти твои джинсы… – прошипел он прямо ей в ухо. – Взаимно, – Эпонина волной изогнулась, потеревшись о него, и с удовлетворением услышала, как он выругался. Продолжая крыть благим матом ее и всю семейку Тенардье, он, тем не менее, аккуратно, словно дорогую статуэтку, поставил девушку рядом с кроватью, и, присев на край так, что она оказалась между его ног, посмотрел на Эпонину снизу. Нравится? Ну смотри. Топ полетел на пол, следом за ним белье. Руки Эпонины только успели расстегнуть пуговицу, удерживающую джинсы, как Жавер притянул ее к себе, не давая продолжить. С его ростом даже сидя он почти доставал до лица девушки, но ему сейчас было не до поцелуев. Его губы прикоснулись к ключицам, немного поспешно, чуть торопливее, чем ей бы хотелось, проскочили грудь, почти не задержались на животе. Выгнувшись, она приспустила джинсы. Жавер усмехнулся. – Нетерпеливая. – Иди ты, – отшутилась Эпонина и низко застонала, почувствовав, как его язык без лишних предисловий скользнул еще ниже. Ноги подогнулись, и девушке, едва не потерявшей равновесие, пришлось покрепче ухватившись за плечи Жавера. – Бл... Блять, – девушка дернулась и, закусив костяшки, всхлипнула. – Не смей останавливаться, черт бы тебя побрал! Снова стон. Жавер зарычал, когда ногти Эпонины сквозь рубашку вонзились в его спину. Он покрепче сжал ягодицы девушки, которая не переставала извиваться, и, не сдерживаясь больше, повалил ее на кровать. Мужчина резким движением стянул с нее джинсы. Эпонина лежала перед ним растерянная, слегка встревоженная и невероятно чувственная, а стыдливо сведенные колени лишь добавляли ей соблазнительности. Впрочем, растерянность пропала из ее взгляда почти сразу же. Она привстала на локтях, всем видом демонстрируя, что ждать она не намерена. Что ж, и не придется. Жавер привычным движением расстегнул ремень, и, пока через голову стягивал рубашку, почувствовал как ловкие пальцы девушки тянут его брюки вниз. Теперь уже Эпонина разглядывала его, ощущая непривычную для нее смесь смущения и азарта. А ей казалось, она давно разучилась смущаться, но рядом с этим человеком все было иначе. Не важно. Время для стеснения прошло. Эпонина видела, он хочет ее не меньше, чем она - его. Так к чему все эти глупости? Она замерла, вопросительно глядя в его глаза, словно спрашивала о чем-то только им двоим понятном. Он понял. Нет, не сейчас. Но и этого он не планировал. Как эта чертовка вообще умудрилась оказаться сверху? Как это вообще возможно... то, что она вытворяла? Так часто женщины, с которыми он был, считали, что неподвижно лежать под мужчиной вполне достаточно. Ему же только и надо что кончить. И, в принципе, они были правы, когда дело касалось банальных потребностей. Но Эпонина не была одной из таких женщин. Она правда получала удовольствия от процесса, то извиваясь, то поднимаясь и опускаясь, то раскачиваясь в только ей одном известном ритме. А ему оставалось только наслаждаться каждой секундой, которую эта девчонка, нет, эта женщина дарила ему. Он залюбовался, едва не забыв, что дышать вообще-то тоже нужно. Нет, так не пойдет... Жавер обхватил талию девушки в попытке перехватить инициативу, но она, мотнув головой, переместила его руки ниже. – Ладно... но только не надо... не надо нежностей сейчас, – девушка открыла глаза и, чуть сбавив темп, наклонилась за поцелуем. Жавер приподнял брови, слегка удивленный ее словами. – Что? Недовольны, что все не под вашим контролем, господин инспектор? – Знаешь, сейчас мне куда больше хочется, чтобы ты не болтала, – охрипшим голосом сказал Жавер и ухмыльнулся, когда девушка нахмурилась, открывая рот. – А я думала, тебе и на это плевать... – мужчина не дал ей договорить, резким движением подминая под себя. Эпонина как-то обижено фыркнула и затихла. – Шшш... – шепнул он, сам с трудом контролируя себя, чтобы не начать тут же неистово вбиваться в девушку. Хотя, почему нет? Сама же просила... Он с размаху вошел, выбивая из легких Эпонины воздух. Она вскрикнула как ему показалось от боли, и он замер, вглядываясь в ее лицо. – Твою мать, ты же сам хотел, чтобы я молчала... какого хрена останавливаешься? Сукин сын, я хочу... – Жавер улыбнулся. Он услышал все самое важное, затыкая болтливый рот Эпонины поцелуем, в котором потонули уже не только слова.