Забвение

Зеркало всё-таки принесли. Серебро местами уже проступило наружу и поверхность его была несовершенной, впрочем, как и тот, кто вглядывался в своё отражение. Здесь, среди разрушенного города и сотен павших людей, эльфов и орков по-прежнему не было ничего невозможного для короля. Он отослал стражу и склонился над ним – прилипшие к окровавленной щеке волосы мешали смотреть и он отвёл их в сторону. Что увидел там Торин, охваченный ужасом? Отпрянувший от него, почти оступившись. Он едва ли показывал это кому-нибудь ещё, и никогда не опускал чары. К любой боли можно привыкнуть за тысячи лет. Конечно, он не сражался со змеями Севера и пламя дракона никогда не касалось его, пусть он и чувствовал жар его дыхания. О, это не пламя обезобразило его лицо. Он коснулся щеки, но рука дрожала и поэтому пришлось придержать запястье. Он помнил этот день, словно он был вчера – за тысячи лет краски его воспоминаний не померкли. Не было приказа штурмовать. Но его отец не был бы тем, кем он был, если бы слушался приказов Гиль Галада. И, конечно, он пал. Как и тысячи тысяч, оставшихся на поле брани. Он вернулся в леса лишь с жалкой горсткой самых трусливых из тех, кто сражался в тот день. Трандуил видел, как медленно согнулось пополам высокое тело его отца и его Короля. Орофер падал медленно, словно мятежное фэа всё ещё боролось в нём. Он бросился к нему и лежал, прижавшись щекой к его серебряному нагруднику так долго, что половина его лица превратилась в пепел. *** Так он стал править Зеленолесьем. Они отправились на войну с Орофером, ведя за собой тридцать тысяч, Трандуил едва ли вернулся с пятью. *** Он убеждал себя, что тихая поступь свойственна всем эльфам и что он вовсе не предпринимает попыток подкрасться. Он лишь хотел убедиться, что в его темницах действительно тот, о ком ему доложили. В конечном итоге, это позволит ему сохранить лицо при личной встрече. Трандуил взглянул вниз. О, этот силуэт он мог бы узнать из тысячи! Одежда его была пыльной и она вряд ли когда-то была одеянием короля – слишком долго скиталась семья Торина – его голубой капюшон с серебряной кистью, наверное, уже обратился в прах. Он еще помнил тот день, когда небо было настолько ясным, что зеленая трава резала им глаза. Он прохаживался по стене, пока что-то не привлекло его внимание – там внизу, под стенами его дворца, был Торин. Рано утром они отправились на охоту и Трандуил не ожидал увидеть его здесь. Тот стоял и глядел на него так серьёзно, что Трандуил тихо рассмеялся. Торин сжал кулаки и он сделал шаг назад, в тень, так чтобы его не было видно. Он всё ещё улыбался. - Это лишь алчность, мой друг. Митрандир всегда возникал неожиданно. Он поклонился Трандуилу и они разошлись. Весь день он пребывал в смятении и никого не принимал. Но когда звёзды украсили небо, Трандуил прихватил кувшин с вином и отправился на ту же поляну. Там он поклялся, что никогда не оставит его. *** Семь лет он спал на земле при осаде Барад-дура, неделями без воды и пищи, отбиваясь от отрядов орков, среди грязи и снега, ни разу не оставив доспехов. И даже это показалось ему мигом в сравнении с тем, когда он стоял бок о бок с Бардом-лучником у стен Эребора. А самым постыдным и унизительным из всего этого было то, что он не мог отвести от него глаз. *** Мир был ещё совсем юным, когда стал процветать Эгладор, когда Элу Тингол и Мелиан стали править эльфами иатрим. Задолго до рождения Торина, Трандуил тоже был юным. А затем Элу Тингол пал и Дориат был разграблен гномами Ногрода, и сыновья Феанора завершили начатое. Он помнил, как Мелиан покинула своё тело и отправилась в Валинор. Как пала Завеса и как все, кого он знал пали в Битве Тысячи Пещер от рук гномов. Как они бежали оттуда – он, его отец и горстка синдар не останавливаясь ни днём, ни ночью. Казалось воды Сириона окрасились кровью, но у них не было времени, чтобы оплакать их. Он склонился над Торином, что лежал на холодном камне Эребора, таким юным. Он дотронулся до его щеки. Его морщины разгладились и кожа была холодной, как и у Трандуила. - Торин, - тихо проговорил он, его ладонь всё ещё касалась его, - Я не простил тебя. У него будет много лет, чтобы оплакать того, кто обещал ему вернуть все сокровища Менегрота. Того, кто и сам считал его сокровищем. *** - Он должен отправиться с тобой в Валинор. Это ясно как день. Трандуил лениво обернулся, чтобы налить вина. Шелест одежд был громче его движений. - О чём ты, отец? - Гимли, сын Глоина,- терпеливо продолжил он, - Отправится с тобой за море. Он займёт моё место на корабле. Его сын пытался возразить ему и Трандуил приложил пальцы к его губам. Леголас ещё так юн, он порывист и нетерпелив, но, быть может, дело даже не в этом. Рождённый в другое время, ему не были присущи неторопливость и эта отстранённость от жизни. Может, он даже был больше похож на эдайн в своём стремлении всё успеть. Торин, каким он его помнил – тоже был пылким, он любил жизнь. Трандуил взял бы его в Валинор и куда угодно, чтобы тот смог обрести бессмертие. Чтобы он мог смотреть на него целую вечность. Он взглянул поверх верхушек деревьев, что возвышались здесь задолго до рождения Леголаса, за тысячи лет до рождения его сына. - Я намереваюсь остаться в Лихолесье. *** Однажды, задолго до появления дракона, в одном из пустующих залов Эребора, где все звуки веселья утихли далеко за полночь – Торин припал к его рукам. И когда Трандуил вспоминал об этом, он сам обхватывал своё запястье и мог стоять в задумчивости столь долго, что ночь успевала сменить день дважды. *** Семь лет он бросал в огонь все письма, что приходили от Торина. Казалось, любой поданный его королевства знал, как обошлись с ним, Владыкой леса в Эреборе. Безумный Трор, что присвоил его камни оклеветал его лжецом, не способным заплатить за работу. Едва вернувшись, он заперся в своих покоях и распластался в резном кресле с бокалом вина. Его отец рассмеялся бы ему в лицо, только узнав о том, что он имел дела с гномами, после всего, что вынес его народ это не стало ему достаточной наукой. К своему стыду, он напился до беспамятства. Обессиленный своей ненавистью, он уронил голову и застонал. В ту весну, когда это случилось, от Серых гор до самого Эребора не было ни одного солнечного дня и не зацвело ни одного дерева. *** Теперь, когда Леголас оставил его, он мог бродить в одиночестве среди опавших листьев сколь угодно долго, не находя себе пристанища. Он взошёл на башню, что едва возвышалась над вершиной леса. Безмятежный ветер гулял здесь совсем свободно. Разливался закат, так похожий на рубины, которыми любил осыпать его Торин в их первый визит в Эребор. Тот Торин, который ещё дивился всему, что мог наблюдать у эльфов, лик которого ещё не был омрачён тенью взаимной неприязнью, войнами и скитаниями. Его Торин, равный ему. Чьи кости уже давно истлели. Он останется здесь, не умалится до простого народа пещер и долин, чтобы медленно забыть всё и быть забытым.Свет Валинора не погасит его воспоминаний. Он будет помнить, как на прощание склонился над своим отцом и как он в последний раз заглянул в глаза Короля Под Горой. Он почувствовал, как чары оставляют его лицо и он позволил этому случиться. Ведь от того, ради кого он всё это затеял – в Средиземье не осталось и следа. По человеческим меркам пройдут ещё долгие и долгие годы, прежде чем сам Трандуил истлеет и превратится в пыль.