***
Когда он оказывается в Сеуле, то дышать правда становится тяжелее. Просто Чунмен заперт в клетке своих сомнений и рабочих обязанностей. Он журналист, он работает между странами, потому что отношения Китая и Кореи резко накалились. Это отличный заработок, отличный повод не сидеть в офисе. Исина ему приставили переводчиком, когда Ким оказывается на стороне чужой страны. Они вместе работают уже года два. Им удобно друг с другом, если на то пошло. Иногда Ким ловит себя на мысли, что они могли бы встречаться. Но этого не произойдет, потому что у каждого уже есть свои долгие и счастливые отношения. Эти отношения сегодня встречают Чунмена в аэропорту, крепко обнимают и говорят о том, как скучали. Смотрят своими алыми глазами так, что невозможно сомневаться в каких либо его словах. Чунмён надеется, что отвечает тем же, даже если устал. Бэкхён улыбается и мягко убирает прядку волос с лица Кима, что выпала с общей массы, а сам выглядит излишне счастливо. С отросшими корнями светлых волос, с запахом еды и спирта на куртке, но каким-то снежным отголоском на голой коже. Возможно, так пахнет дом. — Бэкки, — улыбается Чунмен, обнимая парня за пояс, стоит тому попытаться отойти. Скучает ли по Бэкхену Ким каждую поездку? Нет. Но когда прилетает домой, то это чувство накрывает с головой, пока он не почувствует родные руки в своих, не окрасит собственный взгляд. Работа заставляет забыться. Скучает ли Бэкхен? Всегда. Даже просто находясь на смене. И это льстит. — У меня завтра ночные, — говорит Бэкхен в машине, — не обижаешься?— за рулем он кажется красивым и очень уверенным. Он сам по себе такой, но сложные вещи придают этому ощутимость. Чунмен качает головой, потому что на такое не обижаются. Бэкхен врач, потому вообще не на что. Тем более, Бен же не обижается на Кима за рабочие расставания. Они вместе, кажется, с самого рождения. Одна улица, родители-друзья. Они ходили в одну школу и снимали квартиру вместе, когда учились в вышке. Встречаться они стали где-то в последнем пункте, но совсем не поняли, когда именно. Поэтому событие в стиле "годовщина совместной жизни", было выдумано случайно, просто чтобы создать хоть какой-то праздник. И по этой выдуманной дате они уже пять лет в отношениях. Отличный срок. Но несмотря на такие сроки, они живут вместе не всегда. Время от времени - отдельно друг от друга. У каждого своя квартира и родительский дом. Да, это отличные отношения, но для предков они просто хорошие друзья, которые иногда тусуются друг с другом. Да и для всех окружающих их людей. Они думали о том, чтобы рассказать хотя бы близким друзьям, но все никак не получалось. А потом эти идеи были убраны куда подальше. Они любят друг друга, а кому-то еще об этом знать не нужно. Не нужно знать, что они забирают друг друга с работы, смотря кто освободится раньше. Не нужно знать, что они вместе готовят ужин и завтрак. Не нужно знать, что красивые пальцы Бэкхена идеально смотрятся на губах Чунмена. Не нужно знать, что они смотрят друг на друга алыми глазами. И другие вещи. — С каких пор у тебя родинки на шее? — спрашивает Бэкхен, оттягивая ворот футболки Чунмена. Дома холодно, потому к одежде на прекрасном его Чунмене в кровати он относится снисходительно. Чунмен ловит его руку и тянет уже под одеяло, заставляя уложить голову себе на грудь. — Они всегда там были, Бэкки. — Я помню их все, некоторых не было, — приподнимается Бен. Чунмен целует его в кончик носа и обнимает. — Это старость, — серьезно говорит Ким, — они появляются со старостью. — У тебя одышка, — будто находя этот факт в словах Чунмена, говорит Бэкхен, — сходи в больницу. — Я был две недели в Пекине. Конечно же у меня будет одышка. — Пекин опасен для легких, — строго заявляет Бэкхен, — сходи провериться. — Что тебя расстроит больше? — с далека заходит Ким, потому Бэкхен даже не совсем понимает, о чем сейчас пойдет речь. Потому качает раз головой, мол, продолжай, — если у меня что-то найдут, или если ты окажешься не прав в своих... — Я волнуюсь! — перебивает Бен, вскакивая в сидящее положение, — есть случаи, когда такое отношение к себе, как у тебя, кончается плохо. Я буду очень рад, если ты здоров. И я верю в этой сейчас, но для полного спокойствия прошу провериться. — Бэкхен, это беспочвен... — Чунмен!— перебивает он и поднимается с места окончательно. Бэкхен хватает свою подушку и молча уходит из комнаты, показательно хлопая дверью. Чунмен считает про себя до трех, берет телефон и скидывает Бэкхену картинку с отвернувшимся от камеры корги и подписью "я обидилясь". Бэкхен довольно кричит из гостиной, но ничего не делает больше. Ким усмехается, поднимаясь с теплого места. Он выходит к Бэкхену, находя того на диване. Бен обнимает подушку, потому Чунмен без проблем хватает парня на руки и тащит обратно в кровать. Тот и не сопротивляется. — Ты платишь, — серьезно говорит Чунмен, когда они опять оказываются под теплым одеялом. Бэкхен фырчит и ворочается, устраиваясь у Кима под боком. — Плачу, — все равно соглашается он. Будто бы у него был выбор. Все проверки слишком дорогие, а у Бэкхена есть врачебные льготы. Поэтому он так или иначе обязан помочь, — ты не горишь. — Тебе лишь бы придраться, — ворчит Чунмён, — я устал, будь добр. Да и вдруг я всё же умираю и... Бэкхён бьет его в плечо много раз, всем своим видом показывая, как недоволен. Но сделать ничего против не может, потому что и нечего. Он знает, как перелеты выматывают. Он так же прекрасно знает, что его собственные глаза едва ли каштановые, стоит ему вернуться со смены. Но комментарии приятными не были.***
Чунмён стойко терпит всю медицинскую проверку, которую ему учиняет Бэкхён. А потом стойко терпит, когда Бэкхён его забирает, как маленького, после выписки и улыбается врачу на все ответы на его вопросы. Тот между делом замечает, что от такой опеки быстрее появится что-нибудь злокачественное, но Бён добродушно приводит скупую статистику и уводит Чунмёна с собой. — Ты курица, — шутит Чунмён, на что Бэкхён фыркает, быстренько перечитывая все анализы, а потом вручает их владельцу. — Утка, если уж на то пошло, — усмехается он, а потом мягко гладит Чунмёна по голове, словно кошку, не меньше. А тот и не может не поддаваться под руку, — имею полное право волноваться. Ты всё еще мне дорог, да работаешь в такой жопе. Частые перелеты, Китай и прочие неприятности. — Иногда ты входишь в эти прочие неприятности, — Бэкхён закатывает глаза и показательно запахивает халат, всем своим видом показывая, что не намерен говорить на такие темы. Так необычно смотреть на него в таком виде. В линзах, в которых он кажется совсем обычным человеком. — Уж извиняюсь, мой хороший. — Я не про это, — Чунмён мягко берет руку Бэкхёна в свою и улыбается мужчине, — люблю тебя, а ты меня по больницам таскаешь, потому что не веришь моим ощущениям. Бэкхён хочет еще что-то сказать, но кто-то из врачей привлекает его внимание, потому он наспех прощается с Кимом и уходит. Чунмён сидит еще пару минут, собираясь с мыслями, чтобы потом пойти на работу. Сдать кучу статей следовало в быстром темпе, а тут он еще и пропускает второй раз часть дня. А потом встречается с Исином, очередь которого быть в Корее. Как необычно. Он в голубых линзах, которые смотрятся ново на азиатском лице, но вполне себе обоснованно, потому что Чунмён его так видел. Исин болтает с редакторами, пока человек, с которым он работает, разбирается со своими делами. Чунмён смотрит на его взаимоотношения с людьми и понимает, что любуется им. Чужим человеком. — Эй, о ком думаешь? — спрашивает один из коллег, проходя мимо Кима. Тот удивленно промаргивается и не знает, в чем дело. — В смысле? — Глаза красные, — показывает он пальцем, — хотя сейчас меньше. Вот и спрашиваю, о ком думаешь. — Только домой вернулся, не могу нарадоваться, — он врет. Прекрасно осознает, что врет. Но ему даже на секунду не становится стыдно. Исин вызывает самые ужасные чувства, потому что их больше не вызывает Бэкхён.***
Бэкхён пьет терапию, недовольно жмурится, пока глотает, а потом опирается рукой о стол и переводит дыхание. Чунмён целует его в голое плечо и отправляется наливать кофе. У него очередной рабочий день, хотя бы в Корее, а Бэкхён только с ночной смены, ему не до нежностей. Ким между делом замечает, что тот выглядит отвратительно, потому что устал, отчего не имеет никаких сил, чтобы эти таблетки крошить. — Тяжелая ночка? — спрашивает Чунмён. Бэкхён садится на стул и закрывает глаза, откидываясь на спинку, чтобы перевести дыхание. — Все часы на ногах, — шепчет он, — я сидел в последний раз в девять вечера, а потом в машине, когда меня везли домой. Давно такого не было. — Ложись спать, я скоро уйду. — Вот уйдешь, тогда я лягу, — Бэкхён открывает глаза, когда Чунмён садится завтракать, улыбается и немного рукой опирается на стул, чтобы сидеть нормально, а не елозить, — так ужасно выгляжу? — В смысле? — Вообще по нолям, — усмехается он. Чунмён понимает, о чем речь. Глаза Бэкхёна даже в уставшем состоянии кажутся красноватыми, но Чунмён прекрасно знает, что его почти черные. Бэкхён выглядит плохо, не стоит врать. — Волнуюсь о тебе, — Чунмён допивает кофе, больше наспех, чтобы доесть и пойти на работу. Бэкхён не спорит, лениво моргает, разглядывая его. Ким встает с места и целует Бёна в щеку, проходя мимо. Тот едва заметно улыбается, но не встает. Чунмён медленно собирается, чтобы ничего не забыть, уже даже к выходу идет, как понимает, что Бэкхён так и сидит на месте. Заглядывает к нему, чтобы спросить, всё ли хорошо, а тот просто спит. Сидя вот так же, оперевшись на руку, потому что у него тупо нет сил. Чунмён мягко подхватывает его на руки и уносит в постель, прижимая к себе излишне бережно, излишне нежно. Отношения к Бэкхёну перестают быть похожими на любовь. Отношения становятся просто заботой. Словно Чунмёну страшно оставить его одного, страшно перестать любить. Такого прекрасного, который только любви и достоин. Ким мягко накрывает его одеялом и целует волосы, чтобы не разбудить прикосновением к коже. Смотрит, как тот полубредово жмется в одеяло и подушку, стараясь спрятаться от всего. Чунмён бы искренне хотел спрятать его от всего, что могло бы сделать больно.***
Уезжать снова не хотелось вовсе. Но как бы Чунмен не спорил, билеты на него уже были заказаны. Бэкхен отсыпается весь день, встает только тогда, когда приходит Чунмен. Зевает, потому что смог бы спать еще больше, но уже выглядит лучше. Любовно вертится вокруг Кима, пока они разбираются с ужином, что не может не подкупать. Как кошка, которую ты на день оставляешь одну, а она потом просит ласку, а не еду. Бэкхен просит ласку, подбираясь под руку, просится в объятья и весь изворачивается, чтобы быть любимым. Чунмен старается ему это дать. — Я послезавтра улетаю, — выдыхает Ким уже за столом. Бэкхен напрягается, даже жевать перестает на секунду. А потом пожимает плечами и возвращается к своему делу. А потом смотрит на Чунмена, словно что-то ищет. — Снова? — Снова. — Не хотелось бы, — замечает он. И Чунмену не хотелось бы. Оставаться без Бэкхена было уже совсем неприятно. — Это на пару дней. — Я не против, если за эти пару дней ты соскучишься хоть немного, — он не пытается задеть, хотя это так или иначе задевает его. Чунмен знает про свои глаза. И свои чувства, — или ты меня уже просто не любишь? — Чертовски люблю. — Только черт тут отсутствует. Чунмён думает, что где-то в параллельной вселенной глаза не могут сказать о чувствах. Где-то, где он мог бы все спокойно обдумать, а не сходить с ума от того, что алая краска перестала быть такой яркой. Вероятно, где-то есть вселенная, где он мог бы врать.***
Чужая страна продолжает казаться чем-то ужасным, но вполне себе привычным. Словно ты застыл в кругу чего-то плохо, но так давно, что уже плевать. Они с Исином за пару дней выполняют всю грязную работу, потому могут просто отдохнуть на следующий день, потому что у Чунмёна билеты куплены позже. И всё бы ничего, это отличное время, чтобы устаканить свои мысли, а Исин смотрит и едва заметно усмехается. — Ты же с кем-то встречаешься? — Есть такое... — Тогда почему ты смотришь влюбленными глазами на меня? — вопрос выбивает из колеи настолько, что Чунмён даже задыхается вздохом, смотря во все глаза на Чжана. Сам-то он ходит в своих голубых линзах, ни перед кем отчитываться не обязан. Чунмён имеет где-то в сумке красные линзы, которые вряд ли ситуацию исправят. — Не сочти за дерзость, но чувства иногда исчерпывают себя, а иногда меняются другими. — Ему-то ты сказал? — Разве я говорил, что это мужчина? — Иногда ты говоришь с ним по телефону, это явно мужчина. Вероятно, безумно тебя любящий, — последнее получается как-то язвительно, — не стыдно перед ним? — Будто бы я могу это контролировать, — сокрушается Чунмён, — я люблю его, а эти глаза любят тебя. — Безумие, — вздыхает Исин, всем своим видом показывая, что это разбивает ему сердце, — безумие, что я смотрю на тебя точно так же. — Этого не должно было случиться. — Случилось же, — смеется Исин, слегка откидывая голову. Чунмёну кажется, что он прекрасный. Всегда казалось. А тут они один на один, с голыми чувствами, в квартире Исина. Хоть бери и делай то, что хочется. Но разве можно.***
Линзы оттеночные, зависимо от освещения имеют разную яркость красного, что отчасти играет на руку. Бэкхён усмехается, встречая его в аэропорту, целует в щеку и забирает сумку, потому что может себе позволить. Чунмён ощущает себя ублюдком. Другая щека хранит ощущение совсем другого поцелуя. Бэкхён выглядит, как человек, который разобьет тебе сердце. Вот ты расстанешься с ним по глупости, а потом поймешь, что всю жизнь его любил. Чунмён сходит с ума, потому что ощущения прекрасные, когда ты рядом с Бёном, но чертовы глаза с этим несогласны. Зачем их природа вообще придумала? Для прекрасного Бэкхёна, чувства которого сильны и чисты? Отличная идея. Но что делать кому-то вроде Чунмёна, кто совсем запутался, соблазнился каким-то безумием, но никогда бы не отпустил, даже если бы глаза перестали держать? В голове возникает мысль, что Бэкхёна потерять нельзя. Нельзя, потому что это всё еще прекрасное чувство, которое нельзя забыть. Сейчас, возможно, удастся его обмануть хотя бы видимостью стабильности, а потом всё вернется в эту самую стабильность само по себе. Бэкхён уже дома прижимается близко-близко, едва заметно дует губы. — Ненавижу работу. — Ты сам ее выбрал, — замечает Чунмён. Бэкхён поднимает на него взгляд и долго смотрит, словно что-то выверяет. А потом пожимает плечами и потягивается, почти беззвучно мурлычет. — Твою, — Чунмён закатывает глаза и пытается его передразнить, но от такого действия немного покалывают линзы, что заставляет себя ощущать отвратительно. Чунмён бы даже забывал про это, но слишком глупо это всё. — Твоя работа посложнее моей будет. Хотя, без полетов. Даже не знаю, что хуже. — Я не люблю летать, а ты не любишь больницы. У каждого свои сложности. Хотя, я бы выбрал сон дома, а не в самолете, — Бэкхён обнимает его поперек живота, едва заметно трется лицом о футболку, а потом садится и смотрит как-то хитро. — Что-то не так? — Я бы предложил тебе вымыться и пойти в постель. — От тебя "постель" звучит не самым подобающим образом, — Бэкхён ловко приближается и целует в губы, едва касаясь, потому что дразнится. Чунмёну приходится его ловить и прижимать к себе, чтобы заставить целоваться нормально. Тот не сопротивляется, но побеситься совсем не против. — От меня "постель" звучит точно так же, как я и хочу ее слышать. Так что будь добр.***
Исин заваливает Чунмёна сообщениями между делом, когда появляется свободная минутка. А такое случается достаточно часто, что удивительно. Чунмён слышит от коллег насмешливое "переписываешься с пассией?" и не может ничего сделать. На работу он не ходит в линзах, отчего его глаза в обычном состоянии, пока Исин не скидывает что-то вроде спонтанных фотографий. Тогда всё идет по пизде, потому что чертовы глаза только и делают, что выдают его с потрохами. Обманывать Бэкхёна удается и дальше, потому что он совсем не против обманываться. Ему достаточно просто мимолетного отблеска, чтобы быть спокойным. Чунмёну достаточно его спокойствия. Достаточно любить его головой, а не глазами. И это бы его успокаивало на сто процентов, только если бы в жизни не было Исина. Исина, который позволяет себе устраивать многочасовые звонки, если Бэкхён на ночных сменах. Всех устраивает звание "любовник"? Исина, который прекрасно знает, что он - второй? Чунмёна, который завязан более крепкими отношениями? Вероятно, даже Бэкхёна, который всё прекрасно замечает, но молчит? Никого это не устраивает, но все молчат, потому что жить в неведении приятнее, чем в конфликте. — Ты заболел? — спрашивает Чунмён, когда Чжан в начале очередного разговора несдержанно кашляет, стараясь втянуть воздух в легкие нормально. — Промерз, если так можно сказать, — признается Исин. Он вызывает беспокойство. Вероятно, точно такое же беспокойство, что и Чунмён у Бэкхёна. — Лечись, а то сляжешь. — Пытаюсь, да уж лучше бы слег и нормально пролечился, чем вся эта суета на ногах, — он смеется, после чего кашляет, ведь смех тратит слишком много воздуха, — еще и ебаный Китай с его экологией. — Когда я приезжаю оттуда, то каждый раз Б..мне говорят, что я посажу свои легкие. — Твой парень? — Исин чертовски проницательный, потому что он из этого и состоит. Чунмён даже не знает, нужно ли ему врать. — Все вокруг, кто видит меня первые сутки. И он в том числе. — Я мог встречаться с ним в редакции? — мурлычет китаец, заставляя Кима ощущать себя загнанным в ловушку. По сути, Исину искренне это интересно, но он интересуется этим чисто для сравнения. Ищет в себе больше плюсов. — Он не из редакции, врач. — Так ты себе еще и умника вырвал, — получается с толикой зависти, — в Корее очень сложно поступить на врачебный, насколько я знаю, если у тебя нет мозгов. Или богатый? — Целеустремленный, я бы сказал. — Тогда, советую тебе скрывать свои черные глазки тщательнее, чтобы его целью потом не стало избавление от нас, — он шутит, но толика правды в этом есть. Что будет, если Бэкхён узнает? Вопрос даже не в их взаимоотношениях, ведь они прекрасно могут всё разрешить. Вопрос в его чувствах. Бён относится к тем, кто может утонуть во всепожирающей ненависти, а его целеустремленность этому вовсе не на руку играла. Какой из вариантов отношений Чунмёна менее токсичный?***
Чунмен забывает про линзы. Просыпает и уходит, пока Бэкхен спит. Вернется он явно позже, чем Бен уйдет на смену. Он позволяет себе не беспокоиться, потому что не знает, что Бэкхен их находит. Случайно, потому что ищет что-то другое, а вопрос о том, с чего бы у них появился новый контейнер, его открывает. Он явно делает свои выводы. Чунмен встает достаточно поздно утром, Бен уже должен прийти. Ким находит его на кухне, потому что тот только вернулся, но вполне себе способен хотя бы перекусить. Чунмен целует его в знак приветствия, а Бэкхен мягко глядит его по щеке, слегка убирая волосы от лица, потому что смотрит глаза в глаза. — Прости, — шепчет он, благодаря чему Ким понимает, что он не устал, а просто разбит. Словно что-то случилось, что ему делает больно. Чунмен присаживается на корточки и смотрит снизу на Бэкхена, как бы показывая, что выйти не даст. — Что произошло? — Я..., — он действительно чем-то огорчен, потому не может найти слов. И это давит еще сильнее, заставляя лить слезы. Он обнимает Кима, весь сгибаясь к нему, чтобы спрятать лицо в плече, — что я цепляюсь к твоим глазам. Что я заставляю что-то от меня скрывать. — Ты видел? — Бэкхен кивает, — прости, я просто боялся тебя разочаровать. — Я боюсь это услышать. Как врач, прекрасно знаю, что люди чувствуют не то, что видят. Что наши чертовы глаза не говорят по сути ничего, кроме излишних чувств. Но я продолжал цепляться за такие социальные стереотипы. Но что значат твои чувства? — Бэкхен отстраняется и смотрит серьезно. Чунмен прислушивается сам к себе и смотрит уверенно. — Я люблю тебя, потому что это ты, — выдыхает он, — и я никогда бы тебя не бросил, но совсем обратные чувства я испытываю из-за этих глаз. — Есть кто-то, кого они любят? — Чунмен искренне хочет ему сказать правду. А потом понимает, как сильно его любит Бен. Сейчас, уставший и разбитый, он весь в слезах, а смотрит все равно в любви. — Даже не подумай мне позволить изменять. — Да что я могу сделать, если это тебя гложет? — Просто будь со мной и дальше.***
Невероятно, но факт, всё как-то налаживается. Отношения с Бэкхёном, алые оттенки в глазах в его сторону. Работы накапливается выше крыши, потому даже думать про ерунду некогда. Пока на плечи не сваливается очередная поездка в Китай. С Исином они делают вид, что всё в порядке. Занимаются работой, потому что так нужно. В какой-то момент Чунмёну приходит оповещение, которое он не может проигнорировать. Они в машине Чжана, но он спокойно, без какой либо неловкой мысли, набирает номер Бэкхёна и ждет. — Надеюсь, ты не занят, — наспех бросает Чунмён. Бэкхён тихо смеется и явно куда-то выходит. — Думаю, ты хочешь услышать, что для тебя я всегда свободен, но только сутки через двое или после семи, — он звучит достаточно спокойно, так что можно сказать, что всё в порядке, — у меня обед, так что могу болтать. — Не задержу, — отмахивает Ким, замечая, как Исин подглядывает на него, словно ему это кажется необычным, — тебе завтра в больницу, будь добр не забыть. — У меня стоят оповещения, не забыл бы, — мурлычет Бэкхён, — но спасибо. Ты, кстати, не обещай больше сходить со мной, если не уверен, что сможешь в любом случае. — Ну если бы Китай был в двух часах езды, я бы успел, — дразнится Ким, отмечая, что Бэкхён между делом еще кому-то приветствия отвешивает, — иди работай. — Уж лучше ты этим займись, — Бэкхён кажется излишне добродушным для человека, который умудряется еще и язвить между делом. Чунмён сбрасывает вызов и смотрит на Исина. Тот всем своим видом показывает, как не заинтересован, что не может не смешить. — Много вопросов? — Отлично относишься к человеку, которого, по твоим словам, не любишь. — В первую очередь, безумно ценю. Да и потом, я не уверен, что не люблю его, — он пожимает плечами, искренне надеясь, что эта фраза не задевает ни чьи интересы. Что творится в его голове, когда рядом Исин? Что это за чертово чувство? Слишком. — Он в порядке? — Мелочи, обычные анализы на получение терапии. — Это не звучит, как что-то, что в порядке, — замечает Чжан. Чунмён понимает, что никогда не произносил такое перед кем-то, но ему самому кажется настолько нормальным то, что у них с Бэкхёном в жизни происходит, потому он ходит по тонкому льду сейчас. — Это всего-то иммунодефицит. — В смысле? — Ну, вир... — Я знаю, что это, — перебивает Исин, выглядя при этом как-то агрессивно удивленно. Думается, было бы интересно с ним переспать, а потом вкинуть такую информацию. Чунмён усмехается и немного скатывается по сидению, ощущая себя чертовски расслабленно. — Я здоров, если ты думаешь обо мне, как о потенциальном любовнике, — замечает Ким, — а он болен с шестнадцати. С шестнадцати и лечится. Его показатели в нулях, так что я мог бы сказать, что с ним безопасен даже незащищенный секс. Но мы уже взрослые люди, чтобы не делать глупостей. — Ахренеть, никогда не представлял, что столкнусь с таким лицом к лицу. Тогда мне отчасти понятна твоя бережливость к нему, — соглашается Исин, — ты не думал, что это из-за жалости? — Думал, — тут уже и смысла не было врать, потому что вариантов их связи было слишком много, — но мы стали встречаться, когда были взрослыми и сформированными людьми, там не о жалости была речь. — Так, — Исин теряется, не находя нужных слов, а потом неловко смеется, — тупо, что я расспрашиваю своего любовника про его настоящего. И мне искренне интересно. — Может, это в лишний раз доказывает, что ты хороший человек? — Твои красные глаза доказывают, что ты запутался.***
Исин притягивает к себе за шею, ловко так своей тонкой рукой, чтобы поцеловать. Чунмён не против. Обнимает его за пояс, отвечая на поцелуй, потому что сейчас это имеет смысл. Имеет смысл быть с ним, потому что у Исина свои собственные глаза светлые, пусть и не голубые, они ярко-ярко красным смотрят на Чунмёна без линз. Именно в этом смысл. Пытаться урвать у него последние минуты в чужой стране, чтобы потом улыбаться Бэкхёну, словно ничего не произошло. Забирать его с работы, потому что прилетел раньше, чем обычно. Тот смотрит, мило улыбаясь, и скатывается по сидению. Он поправляет волосы рукой и почти мурлычет, когда может потянуть руки. — Соскучился что ли? — спрашивает он, своим вопросом удивляя Кима. — В смысле? — В смысле, смотришь на меня красными глазами. Вот и спрашиваю, не соскучился ли ты? — Ну, я же говорю, что люблю тебя, — замечает он. По сути, это ложь. И в его глазах - еще большая ложь. И в сторону Бэкхёна, и в сторону Исина. Какое-то удушающее чувство. — Я просто немного отвык от такого твоего взгляда, — признается Бэкхён, — не линзы ли? — он шутит, в точно такой же шуточной манере делает хитрое лицо, будто подозревает в чем-то. Чунмён показывает ему язык и качает головой. — Разрешаю потом покопаться в моих глазах, только руки помыть не забудь. — Я верю тебе, так что в таком не будет необходимости. И Чунмён понимает, что врет тут не он. Бэкхён, которому эта ложь выгодна, предпочитает врать, что верит. Какая ирония. Запутаться в себе так сильно, чтобы потом позволить запутаться и в других. Чунмёну стоило приобрести себе новые мозги, а не красные линзы, чтобы сразу заметить, в чем была проблема. Чертовы красные осколки их любви.***
Вставать не хотелось совершенно, потому что день к этому располагал. Бэкхён в лице хозяина расхаживал в трусах и футболке, всем своим видом показывая, что только такой вариант одежды его устраивает. Он готовил завтрак, пока Чунмён старался спрятаться от ответственности, валясь везде, лишь бы не на ногах. Бэкхён подсаживается к нему и целует в кончик носа, наклоняясь как-то игриво. Чунмён притягивает его к себе, чему Бён вовсе не против. А потом кто-то звонить в дверь. Они переглядываются, пытаясь понять, кто бы это мог быть. Сегодня выходной, они предоставлены только друг другу. — Какой сегодня день? — шепчет Бэкхён. Чунмён улыбается ему. — Суббота. — Я забыл, что родители просили их приютить на пару часов. Бэкхён отправляет Чунмёна одеться приличнее, а потом делать вид, что завтраком занимается именно он. Себе же он ерошит волосы и делает максимально сонное лицо, словно он спал всё это время. Открывает дверь и обескураженно моргает, словно забылся. Родители разговаривают с ним, напоминая про их уговор. Чунмён выглядывает поздороваться, вместе с тем зависает на какое-то время в разговор. Бэкхён врет, что вчера забрал Кима с рейса и они остались потусить, вот и вместе. На деле же Чунмён забирал Бэкхёна со смены почти ночью. Ни о каких "потусить" не шло речи. — Кстати, — вспоминает мама Бэкхёна, — как здоровье? — Хуже, чем в прошлом триместре, но всё еще хорошо, — отмахивается он, всем своим видом показывая, как не хочет про это говорить. — Ну и хорошо, — кивает она, а потом смотрит на Кима, — приглядывай за ним. — Только этим и занимаюсь, — отшучивается он, надеясь, что это не прозвучало как-то двусмысленно. Но всё звучит очень даже хорошо, всех устраивает. Старшие проходят, а Бэкхён ловит Чунмёна за руку и смотрит достаточно строго. — Говоря про это, твои анализы пришли? — Да, я забыл вчера сказать, — улыбается Чунмён, — всё отрицательно, не парься. — Парюсь, уж будь добр, — Бэкхён огрызается, а потом максимально ведет себя обычно. Уходит переодеться, точнее, одеться хотя бы. И вставить линзы, пока никто ничего не заметил. Киму не обязательно это делать, у него есть умение не думать о Бэкхёне. Чунмён продолжает быть милым "сыном маминой подруги", потому что может и умеет. Бэкхён продолжает быть просто сыном. Немного грубым, немного холодным, но при этом достаточно лояльным. Родители уезжают через пару часов, рассказывая Бэкхён про всякие вещи, которые интересуют их, которые интересуют его. Чунмёну даже немного завидно, что они не донимают своего ребенка вещами, вроде детей и жены, в отличие от его собственных. У Бэкхёна пропадает всякое настроение, стоит им уйти. Чунмён обнимает его со спины и целует затылок, точно по линии роста волос. — Прекрати заставлять их чувствовать себя виноватыми, ты же потом начинаешь чувствовать виноватым себя, — шепчет он. Бэкхён откидывает голову, опираясь на плечо, и смотрит как-то странно, совсем непривычно, потому что в линзах. — Я их не виню, но они виноваты. Так что пусть чувствуют то, что должны чувствовать. — Это немного жестоко, — Бэкхён выпутывается и смотрит с вызовом, что заставляет Чунмёна напрячься. — Отчасти, — он соглашается, что ничего хорошего в себе не несет, — точно так же, как и то, что со мной произошло. Будто ты бы не винил их на моем месте? — Больше десяти лет прошло, Бэкхён, всё уже должно встать на свои места. Посмотри на свою жизнь, в ней всё идеально, забудь. — В ней всё идеально только потому, что хуже быть и не могло. Десять лет, двадцать, всё еще болит. А они всё еще виноваты, что это случилось. Я не больше, чем проблемный подросток, был для них, они даже не заметили мою пропажу. Не замечали двое суток, если бы не вы и не школа. Они не приходили ко мне в больницу потом, а если и приходили, то говорили, как им жаль. Ни разу "всё будет хорошо". Только вы, — он злится, потому что имеет полное право на это. Имеет, но Чунмён мягко его обнимает, всем своим видом показывая, что не даст вырваться. Бэкхён и не вырывается, потому что всё его отчаяние вырвется вместе с ним. — Ты каждый раз будешь заводиться, когда видишь их? — Я ничего не могу с этим сделать, — признается Бэкхён, мягко отстраняясь, но не вырываясь окончательно, — я ненавижу этот факт своей жизни. — Но твоя жизнь уже другая, так что не думай про это. Тебе есть что в ней любить, чтобы не отвлекаться на ненависть. — Я люблю тебя, а прошлое заставляет меня каждый раз трястись за твое здоровье, — это всё сложно, они оба это прекрасно понимают. И чужое признание Чунмёну давит на горло, потому что он действительно отвечает за Бэкхёна. За его боль, потому что он - ее исцеление.***
Чунмен целует Исина, прижимая к себе близко, отчего тот смеется в паузах, когда они урывают вздохи. Они буквально только минуту друг друга видят, еще и словами не обменялись. Что за страшное влечение? Уже почти полночь, Чунмена с аэропорта подвез коллега, потому что они были на одном рейсе. А Исин с красными глазами, потому что без линз дома ходит, готовится ко сну. Весь прекрасный, целует не менее прекрасно. — Я тебя заражу, — смеется он, когда они делают очередную паузу. — Снова болеешь? — Все вокруг болеют, а я со своим иммунитетом легко это хватаю, — Чунмен невольно давится мыслями, потому что эта фраза Бэкхена, которому нельзя болеть. Бэкхена, который и не болеет никогда, потому что нельзя "с моим иммунитетом". Исин вопросительно выгибает бровь, — эй, ну может не заражу, не загружайся. — Да засыпаю на ходу, прости. — Нам завтра рано на работу, так что можем пойти в постель, — предлагает он, лениво улыбается и целует Кима еще раз. Сопротивляться всему, что было в Исине, было невозможно. Невозможно не пойти мыться, немного спешно, потому что хочется урвать немного больше поцелуев. Это получается, когда они снова встречаются лицом к лицу. Сейчас это было правильно. Правильно - целовать Исина, обнимать и ронять его на постель. Ужасно было то, что заниматься любовью с ним - заниматься любовью. Ужасно то, что потом Чунмен не может уснуть. Мягко сжимает ладонь Исина, что мягко проваливается в сон, время от времени вздрагивая, потому что уже что-то снится, а нос перестает постепенно дышать от действия лекарства. Чунмен искренне хочет целовать его пальцы, такие тонкие и красивые. И только сейчас понимает, что руки Бэкхена выглядят почти так же.***
Когда Чунмен возвращается домой, с ним летит и Исин. Они прощаются в аэропорту, потому что за Исином должны приехать. Чунмен бы предложил подвести, но его самого подвозит Бен. Который обнимает его при встрече, после чего Чунмен получает короткое "он собрался меня убить" от Исина. Молчит, пока они не садятся в машину, но выглядит обычным. А потом как-то странно улыбается и тяжело вздыхает. — Ты чего? — спрашивает Чунмен, хотя догадывается, что это ревность. Он в линзах, никто не должен был увидеть его взгляд в сторону Исина. — Трахаешься с ним. — О чем ты? — Это не вопрос, Чунмен, даже не пытайся, — он усмехается, смотря в сторону Кима, — достаточно красивый, чтобы я не сожалел. — Не считаешь себя достаточно красивым, чтобы сожалеть? — Приедается, а тут необычное китайское еблицо, — выдыхает Бэкхен, — у него ангина, ты в курсе? — Как ты... — Осунувшееся лицо, боль в горле и усталость, — перечисляет он, словно они не о любовнике говорят, — может и не ангина, но похоже на это. Так что будь добр сегодня спать без меня. — Так...спокойно об...этом говоришь, — Чунмен сбит с толка, как такое вообще могло случиться. Бэкхен пожимает плечами, словно ничего не происходит. — Смысла устраивать истерику нет. Думать о том, что теперь я в лицо знаю человека, которого уже какое-то время ненавижу, у меня не получается. Я же прекрасно знаю, что ты от меня не уйдешь, если сам не выкину. — Иногда я жду, что ты меня выкинешь, чтобы не травмировать себя еще больше, Бэкхен. — Я тебя люблю, — звучит вовсе не признанием, — как и ты, почему-то, любишь меня. Не знаю, какое чувство держит тебя в этой самой любви, но пока что я не готов от нее отказаться. — Собираешься прощать измены? Бэкхен переводит дыхание, стараясь найти слова. Не собирается он никакие измены прощать. Эту не простит, как не прощал и все остальные, которые он не видел. Просто это Бэкхен, который может забыть, что ненавидит или кого-то винит в чем-то. И это Чунмен, который не хочет делать ему больно, хотя делает, сам того не замечая. Два сапога пара. — Мне проще будет его убить, чем сказать, что я просто не допущу этих измен, — шепчет он, прочищает горло и сам себе кивает, — заставь его сходить к врачу и перестань сам себе врать.