Туманный Пион

Клуб располагался где-то на задворках элитного района и вписывался в окружающие постройки своим посеревшим, немного потрепанным видом. Цзян Яньли легко бы прошла мимо, если бы не адрес и не вывеска «Туманный пион» над дверью. Иероглифы мягко блестели скромным металлом в свете фонарей и проезжающих машин. С трудом удержавшись от навязчивого желания перепроверить адрес — она дважды нажимала на кнопку блокировки и дважды её не снимала — Цзян Яньли убрала мобильник в сумочку и отпустила таксиста. Вместо кнопки звонка ввела код, который ей написал смущенный и нервный до белизны и мокрых ладоней А-Сюань. Он был перепуган до чертиков, столь же упрям, а от синяков под прекрасными глазами Цзян Яньли хотелось плакать и привязать жениха к кровати. Последняя идея была волнующая, и Цзян Яньли обещала её рассмотреть позже, когда наконец-то узнает причину таких треволнений Цзинь Цзысюаня. Ну не детский бордель же здесь находился, право слово. Нет же? … Цзян Яньли не сомневалась в чистой душе Цзинь Цзысюаня, иначе не пошла бы за него замуж. Но слухами о её будущей родне земля полнилась. С его отца сталось бы собрать всех осчастливленных им женщин в одном месте и заставить их работать на себя. — Хотя они вряд ли бы здесь поместились, — хмыкнула Цзян Яньли. Думать о том, что её А-Сюань был как-то с этим связан, не хотелось — и она не думала. Редкие мысли, иногда являющиеся непрошенными гостями, выметались из головы метлой и силой воли. Внутри было тихо. Деревянная лестница уходила вниз, туда, где раздавались мягкие джазовые мелодии. На кремовых стенах висели черно-белые фотографии. Пахло чем-то древесно-коньячным и теплым. Цзян Яньли нравилось. Она с легким сердцем и нарастающим любопытством спускалась, считая ступеньки. На двадцать третьей она оказалась перед ещё одной дверью. — Я как Алиса в стране чудес, — подумала Цзян Яньли, улыбнувшись. — Не хватает только надписи «открой меня». Цзян Яньли повернула ручку и переступила порог. Брови сами собой приподнялись в удивлении, и это единственная потеря самообладания, которую она себе позволила: всё-таки её А-Сянь и А-Чэн творили вещи по-масштабнее, чтобы такая мелочь могла выбить её из колеи (хотя, Цзян Яньли быстро осмотрела внушительного роста немолодого мужчину, заведующего гардеробной, и должна была признать, что мелочь — это слишком мягкое определение). То, что мужчина был одет в черное строгое платье, накрашен и носил парик, добавляло ситуации ясности. А ещё снимало груз с её хрупких плеч, потому что мысль про проституцию и наркобизнес упрямо мелькала перед глазами, пока Яньли спускалась по лестнице. Как ещё она могла объяснить такую панику своего жениха? Ну, уж точно не так, как оказалось в реальности. — Могу ли я чем-нибудь помочь? — гардеробщик перевел на неё взгляд пронзительно-черных глаз, и Цзян Яньли, игнорирующая косметику большую часть своей жизни, не смогла оторвать взгляд от идеально и предельно аккуратно накрашенных век. На её памяти мало кто из подруг мог похвастаться подобным мастерством. Возможно даже стилист А-Сяня отдал бы должное мягко растушеванным теням и восхитительно острым стрелкам. — Я ищу господина Цзинь Цзысюаня. Он ждет меня, — Цзян Яньли вежливо улыбнулась. Гардеробщик медленно кивнул, быстро отправил кому-то сообщение и предложил позаботиться о её пальто, пока к ним не присоединится администратор клуба. После такого начала, Цзян Яньли ожидала увидеть кого-угодно, но никак не Мянь-Мянь. На ней был строгий мужской костюм с идеальными стрелками и небрежно повязанный золотистый шейный платок. Гордый разворот плеч и вежливое внимание неожиданно красили её, как рама картину, а цепкий взгляд сверкал вынутым из ножен клинком. Если бы Цзян Яньли не была бесконечно влюблена в одного ранимого и чуткого молодого человека, то сегодня точно не ушла бы из этого клуба одна. — Госпожа Цзян, — Мянь-Мянь слегка поклонилась и распахнула перед ней дверь, — Вас ждут. — Спасибо, что встретила, — Цзян Яньли постаралась улыбнуться как можно мягче. Не сработало. Напряжение исходило от Мянь-Мянь кругами, и обидеться на неё за это не получалось: Цзян Яньли примерно понимала, что происходит, и сама смотрела бы волком, окажись её братья в похожей ситуации. В этот момент она тоже не доверяла бы никому, обещая самые страшные кары, если другие хоть словом, хоть жестом посмеют обидеть её младших. Мянь-Мянь не была Цзинь Цзысюаню родной по крови, но защищала его с яростью дикой кошки. — Тебе не стоит волноваться. — Думаете? — Мянь-Мянь бросила на неё предупреждающий взгляд, но Цзян Яньли только беспечно улыбнулась. Она быстро привыкла к тому, что мирно болтающие, пьющие или танцующие женщины в клубе не совсем те, за кого себя выдают. Многие из них действительно были привлекательны необычной, немного тяжелой красотой, а к одной из дам Цзян Яньли решила потом подойти, спросить, где та покупала сумочку. Они покинули общий зал, поднялись наверх, пока не уперлись в дверь с табличкой «только для администрации». Мянь-Мянь обхватила гладкую ручку под бронзу и замерла, бездумно оглаживая металл большим пальцем. От взгляда на её каменную спину Цзян Яньли хотелось посоветовать хорошего массажиста: мышцы явно были перенапряжены. — Ему очень страшно сейчас, — наконец заговорила Мянь-Мянь, бросив взгляд через плечо. — Будьте аккуратнее в словах, госпожа Цзян. — Обещаю, — Цзян Яньли кивнула. Не то, чтобы ей нужно было это предупреждение, но она легко ставила себя на место Мянь-Мянь — и также легко прощала её недоверие. — Пятый кабинет. Если что-нибудь понадобится, у вас есть мой номер, а мне нужно к гостям. — Ещё раз спасибо, — Цзян Яньли поклонилась и облегченно выдохнула, когда осталась одна. Нетерпение и любопытство пузырилось шампанским под кожей, но она сдерживала себя. Если Мянь-Мянь была настолько напряжена, то ей понадобится всё её терпение и мягкость, на какое она способна. Поэтому прежде чем войти, она постучалась и замерла, прислушиваясь. За дверью что-то упало, послышались торопливые шаги, которые резко стихли и потом начали удаляться. Пришлось подождать несколько минут, пока у неё не завибрировал телефон. «Это ты?»

«Да» «Я могу войти?»

«Да. Пожалуйста» Цзян Яньли вздохнула, повернула ручку и вошла, сразу же оглядываясь: в кабинете будто никого не было, и она не сразу заметила фигуру Цзинь Цзысюаня в углу. Он стоял к ней спиной, напряженный и почти дрожащий, в странном длинном халате, будто прямо из династий прошлого. Такие носили герои исторических дорам, и было просто представить Цзинь Цзысюаня с длинными волосами, тяжелой дорогой заколкой и одеждами, расшитыми золотом. — Спасибо, что приехала, — Цзинь Цзысюань говорил медленно, тяжело ронял слова. Его плечи, до этого сохранявшие гордый разворот, опускались, будто пытались сделать своего обладателя меньше. Незаметнее. Незначительнее. У Цзян Яньли заныло сердце от нежности и боли: он боялся её реакции. Отторжения. Он так сильно боялся в последний раз, когда говорил о своих чувствах, прорываясь через удушающий страх быть отвергнутым и осмеянным, через все ошибки, которые совершил из-за своей порывистости. Тогда Цзян Яньли его приняла — чтобы больше не отпустить. Возможно, она показала это своему жениху недостаточно ясно, раз он сейчас трясся перед ней, как А-Чэн и А-Сянь перед их матушкой. — А-Сюань? Он вздрогнул, попытался вернуть себе самообладание, но Цзян Яньли не стала ждать. В три шага сократила между ними расстояние, обняла со спины, обхватила, укрыла собой: не дала ни дернуться, ни сбежать. Мягко, но настойчиво поцеловала в шею, за ухом, уткнулась лбом в мелко дрожащее плечо. — Я здесь, я не уйду. Всё хорошо, А-Сюань. Всё хорошо. Он будто всхлипнул, но Цзян Яньли была неуверенна, а потом в её руках развернулись, обхватили, прижали к себе с порывистой измученной силой. На пару мгновений стало тяжело дышать, но она не отстранилась, позволила Цзинь Цзысюаню прийти в себя, успокоиться в их объятии. Она гладила его по спине и шептала в плечо всякий милый бред, игнорируя бусины (жемчуг?) немного неприятно упирающиеся ей в грудь. Цзян Яньли не знала, сколько они так простояли. Это было не важно. А то, что Цзинь Цзысюань отстранился, смотря на неё с неверящей благодарностью — вот это было важно. Цзян Яньли старательно не опускала взгляд ниже его глаз, чтобы не разрушить очарование момента. Она погладила его по щеке, и её ладонь тут же поймали, чтобы запечатлеть поцелуй в середине ладони. — Спасибо, — пробормотал Цзинь Цзысюань. Его глаза всё ещё были красными, зато бледность кожи сменилась смущенным румянцем. — Я… перед свадьбой хотел показать тебе это место и… себя. Чтобы между нами не было секретов. — Тут чудесно, — искренне похвалила его Цзян Яньли, которой и вправду понравилась атмосфера внизу. — Очень уютно. Я рада, что ты пригласил меня сюда. Лицо Цзинь Цзысюаня озарилось счастьем и гордостью, и Цзян Яньли не сдержала ласкового смешка. — Покажешься? — Эм, да, — Цзинь Цзысюань снова стушевался, его движения стали ломкими и лихорадочными, но он не стал зажиматься снова. Подвел её к дивану, предложил чая или вина, но Цзян Яньли не дала ему возможности сбежать или занять руки. Она нежно любила жениха, и именно поэтому не хотела растягивать неловкую ситуацию ещё больше. Он и так был на нервах с самого утра. — Я… если тебе не понравится, я всё пойму. И если ты не захочешь… не захочешь… — А-Сюань, — тихо, но настойчиво прервала его Цзян Яньли и посмотрела в глаза. Тот сглотнул. — Всё хорошо. Я никуда не уйду и не передумаю. — Д-да, хорошо, — он неловко растрепал короткие волосы, улыбнулся хрупко, вдохнул-выдохнул. И скинул халат. Ткань упала к его ногам осенней листвой, а Цзян Яньли, готовая ко всему, потеряла дар речи. Цзинь Цзысюань никогда не был похож на девушку. Даже в нежном юном возрасте он не отличался плавной изящностью черт, сохраняя мужественность. Так что платье в стиле Гэтсби, расшитое стразами и бисером, смотрелось на нем странно. И удивительно гармонично. Золотая ткань заканчивалась чуть выше колена, длинные бисерные нити мягко шуршали и переливались от каждого мимолетного движения. Бусы из тонкого жемчуга подчеркивали шею и ключицы. Не хватало туфель в тон, а то Цзян Яньли окончательно бы зависла. Она предполагала, что так и будет. Догадывалась. И все-таки почувствовала, как сердце сбилось с ритма, а мысли улетучились: все, кроме одной. — А где перчатки? — Ч-что? — Цзинь Цзысюань, кажется, даже не дышал, так что голос неприятно скрипнул. — Перчатки, — терпеливо повторила Цзян Яньли, вставая с дивана и медленно приближаясь к жениху. От желания прикоснуться закололо кончики пальцев, но пока было не время. Напряжение между ними всколыхнулось её неожиданным вопросом, но не спало, а значит, сначала надо было разобраться с этой ситуацией до конца. А уж потом можно было и прикоснуться, как хотелось, и вспомнить про мысли о связывании. — Зачем? — Цзинь Цзысюань смотрел на невесту, как кролик на приближающегося удава. Замер. Застыл на месте, и только пальцы дрожали, да поверхностное дыхание неприлично, шумно прорывалось через искусанные на нервах губы. Цзян Яньли очень хотелось их поцеловать. — Образ не закончен, — пояснила она. Чтобы отвлечься, она мягко взяла Цзинь Цзысюаня за руку, огладила выступающую косточку кисти, мягко поцеловала костяшки. Улыбнулась. — У тебя красивые руки. Тебе подойдет. — Ты не злишься, — пробормотал он, переводя ошарашенный взгляд с Цзян Яньли на их руки и обратно, пока его лицо не обхватили ладонями, заставив смотреть только в глаза. — Не злюсь, — подтвердила Цзян Яньли. На языке вертелась сотня вопросов, возглавляемая «Почему я должна на тебя злиться», но им было не время и не место. — Я люблю тебя, А-Сюань. Тебя, а не твою одежду. — Это не по-мужски, — сорвались у Цзинь Цзысюаня слова, и он тут же прикусил губу, в запоздалой попытке их сдержать. Цзян Яньли тут же провела по ней пальцем. — Тебе не противно? — Я невероятно возбуждена, — честно ответила Цзян Яньли и, в доказательство, заставила жениха обхватить свою руку так, чтобы лучше чувствовался пульс. Он бился лихорадочно и голодно, отражаясь в её глазах расширенными зрачками. — Противно? Ничуть. И повторила: — Я люблю тебя. Цзинь Цзысюань резко выдохнул и прижал её к себе, целуя в макушку. Он дрожал, и Цзян Яньли гладила его по спине, путалась в бисере, прижималась губами к коже и ждала, пока эмоции схлынут достаточно, чтобы они могли поговорить. — Я тоже тебя люблю, — наконец твердо сказал Цзинь Цзысюань, и Цзян Яньли почувствовала, как её щеки окрасились смущенным румянцем: она была сильной и даже мудрой, но от искренности любимого человека до сих пор чувствовала себя маленькой, растерянной и влюбленной, а её душа превращалась в птичку и щекотала крыльями изнутри. — Больше жизни, больше гордости. Хочу жизнь провести с тобой. Я так боялся, что и ты… что ты оттолкнешь меня, всегда боялся, потому что ты замечательная, ты самая лучшая, и я до сих пор не знаю, почему мне так повезло. Люблю тебя. — Люблю тебя, — эхом откликнулась Цзян Яньли. Их поцелуй — ну наконец-то! — был легким и нежным, как лепесток розы, и таким сладким, что всё внутри сжималось от удовольствия. — Любым люблю. Не сомневайся в нас больше, хорошо? — Не буду, — пообещал Цзинь Цзысюань и, легко поцеловав её ещё раз, подхватил на руки. Цзян Яньли тихо засмеялась и с удовольствием устроила голову у жениха на плече. — Видишь, платье тебя меньшим мужчиной не сделало, — мягко сказала она. Внутренние бесенята (почему-то похожие на маленьких А-Сяня и А-Чэна) требовали большей настойчивости при проверке мужественности, но Цзинь Цзысюань выглядел таким уставшим и измотанным, что более активные развлечения стоило оставить на потом. Цзинь Цзысюань устроил их на диване, и Цзян Яньли растеклась по нему довольной кошкой, поерзала, устраиваясь удобнее. Вышивка на платье и бусы мешали, но она их проигнорировала. — Мне с детства нравились украшения и красивая одежда, — начал Цзинь Цзысюань, перебирая её волосы. — У матушки их было много и, когда я был маленьким, она разрешала мне с ними играть. Братья дразнили меня «девчонкой», и я быстро понял, что моё увлечение было стыдным. Я долго держался, игнорировал витрины и других людей, чтобы не дразнить себя, не чувствовать себя неправильным, испорченным. Но однажды так получилось, что родители уехали в командировку, братья были заняты своими делами, а я праздно шатался по городу. И нашел место, подобное этому. Цзинь Цзысюань замолчал, будто потерялся в воспоминаниях, и Цзян Яньли его не торопила. Она тоже замечталась, вспоминая маленького А-Сюаня, болезненно гордого, с огромными влажными глазами и нервными пальцами. Если бы не Мянь-Мянь, тенью следующей за другом детства, то у него было бы больше проблем со сверстниками. Цзян Яньли пообещала себе пригласить её на чай с пирожными. А можно и в их семейный тир, Мянь-Мянь там должно понравиться. — Там были люди, которые позволяли себе то, о чем я даже думать боялся, — продолжил Цзинь Цзысюань, усмехнувшись. — Они засмущали меня до нельзя, и я сбежал. А потом, в следующий удачный момент, вернулся, вооруженный решимостью непонятно на что. — Я чувствовал себя свободным только тогда, когда находился в стенах клуба. Вне его мне стало ещё страшнее: я боялся, что меня раскроют, что отец не только разочаруется во мне, но и навредит людям, которые не были ни в чем виноваты. Которые хорошо ко мне относились, просто потому что так хотели. Каждый из них что-то скрывал, и им было всё равно на мою фамилию и статус. Они учили меня жить той частью себя, которой я никогда не давал выхода. — Отец так и не узнал. У него как раз начался суд из-за брата, который нашел в себе смелость заявить об этом напрямую, показать, что отец сделал с его матерью и с ним самим. Клуб стал для меня убежищем, а потом он разорился. Если бы не Мянь-Мянь, которая меня тогда поддержала, я не знаю, каких глупостей натворил бы. Мы перекупили клуб в последний момент, записали его на неё, чтобы не вызвать подозрений. Он снова замолчал. Цзян Яньли примерно знала, что происходило в его жизни дальше. Закрутилась история с их помолвкой, несколько скандалов один за другим, драка между ним и А-Сянем. Было сложно, и Цзинь Цзысюань прятался в своём убежище, выплескивая растерянность и боль на документы, ремонт и получение лицензии на алкоголь. Цзян Яньли было легко его представить здесь, раздающего указания рабочим, выбирающим в строительном магазине тон и фактуру обоев, прослушивающего музыкантов для живой музыки по пятницам. — Ты удивительный, — выразила она всё то, что думала об Цзинь Цзысюане с первого дня их знакомства. Тело под ней вздрогнула, а объятия стали крепче. Цзян Яньли с умилением смотрела, как бледная кожа неотвратимо краснеет: сначала шея, потом щеки и, наконец, уши. Не удержавшись, она с удовольствием куснула Цзинь Цзысюаня за покрасневшую мочку. — Спасибо, что показал мне это место. Я могу чем-нибудь помочь? — Ты уже, — пробормотал он, придерживая, пока Цзян Яньли перекидывала ногу через его колени. Они оба тихо застонали, чувствуя возбуждение друг друга. Платье ничего не скрывало, и Цзян Яньли одним движением задрала его до груди, понимая, почему мужчины считали это очень удобным. Цзинь Цзысюань крепко сжал руки на её бедрах и впился губами в короткую полоску обнаженной кожи над воротом водолазки. — Не отпущу. Никогда. — Не отпускай, — согласилась Цзян Яньли, перебирая его волосы. На душе наконец-то стало спокойно и хорошо. Последней разумной мыслью было: надо утром заказать перчатки.