На грани

Воспоминания — очень сильная вещь. Сделав усилие, чтобы забыть о произошедшем, это удается. Но чаще всего, в памяти воскресают все переживания, стоит только пройти мимо или увидеть место, претерпевшее события, тревожащее душу. Рядом с ним уже другие люди, другие запахи, разговоры, но само место хранит в себе все, что было. Переживший что-то вместе с ним видит это в нем. Его сердце пропускает удар, восстанавливая в памяти каждую мелочь или слово, произнесенное там. Сейчас это может уже ничего не значить для настоящей жизни, но только не для воспоминаний. На улице моросил дождь. За спиной слышались торопливые шаги людей. Ветер подбирал с асфальта упавшие листья, и нес их под ноги прохожим. Угрюмые лица, скрытые под зонтиками, нагнетали обстановку все больше. Небо заволокли тяжелые тучи, казалось, что все в природе сейчас было тоскующим и печальным. Как и одинокая фигура девушки, стоящей у постамента. Ее непокрытая голова была склонена к груди, лицо не выражало никаких эмоций. Волосы промокли и теперь просто являли собой ровные пряди и, падая на глаза, потеряли всю былую привлекательность и объем. Руки без перчаток были сжаты в кулаки. Ветер подхватывал полы ее пальто, поднимая и обдавая ноги холодом. Казалось, что ей было абсолютно все равно на погоду. Все ее внимание было сосредоточено на плите перед ней. Могила принадлежала Джону Мэндрейку, министру внутренних дел, погибшему в одну ночь восстания духов. Китти закрыла глаза и подняла голову. Все разрушилось в один миг. Все ее надежды и все, что она любила теперь приняла земля. То, что было доступно ее воспоминаниям, не было доступно никому. Все помнили Мэндрейка, как министра и героя, спасшего человечество. На душе становилось все тоскливее. Даже если она сейчас заплачет, то за завесой моросящего дождя, никто не увидит ее слез. Каждый мог прийти сюда и поплакать, как все, за память героя и за то, что он сделал для всех людей. Китти было тошно смотреть на эти слезы, совершенно безразлично текущие по чужим щекам. Что они могли знать о нем? Только то, что он позволял сам при жизни и то, что было великодушно преподнесено журналистами простому народу. А что, если он знал все наперед? Поборов весь страх, сделал то, чего не смог бы другой. Несмотря ни на что. Совершил подвиг, чтобы люди могли жить и помнить все, что было сделано ради них. Китти, собравшись с мыслями, заставила себя не плакать. — Может прекратишь уже страдать? Прошлого не вернешь. Китти еле заметно дернулась. В голосе джинна не было и намека на издевку. Обычно такой саркастичный и веселый, он сейчас был хмурым и не выражал никакого довольства ситуацией. Она не сказала ему, куда пошла, просто, без всяких объяснений, натянула пальто и вышла из комнаты, которую уже долгое время снимала у мистера Баттона. Бартимеус не пошел за ней, оставшись сидеть на столе, скрестив ноги, и смотря в окно на унылые пейзажи. Но в случае чего прекрасно знал, где искать Китти, если ее долго не будет.  — Китти, это было его выбором. Зачем ты продолжаешь его осуждать за это? Девушка опять не удостоила Бартимеуса ответом. Он и так прекрасно знал, зачем. — Ты любила его, да? Китти снова опустила голову. По ее лицу потекли слезы, она уже не могла сдерживаться. Почему все произошло именно так? Задаваться этим вопросом было уже бесполезно. Об этом говорил сам холодный металл постамента, скрывая за собой все пережитое, скрывая воспоминания, боль и мечты, которые уже никогда не смогут воплотиться в жизнь. Казалось, что все, что происходит сейчас в жизни давит на нее камнем, уничтожая до последнего веру в счастье. Все было тягостно и невыносимо. Это небо со свинцовыми облаками, плачущий моросящий дождь, лужи, листья, она сама со своими глупыми ожиданиями, глупой увлеченностью книгами и магией, глупой надеждой в любовь, и проходящие мимо по своим делам люди, наверное, счастливые. Благодаря одному человеку, который и сделал их такими, у которых множество возможностей. Но ничто хорошее не обходится без плохого. Он сделал глубоко несчастной и потерянной одну девушку, которая была с ним последнее время. — Китти, ну невозможно же страдать вечно. — Да что ты понимаешь… — со скорбью и безысходностью прошептала девушка, глотая слезы. — Понимаю. Я был с ним в последние минуты его жизни, — джинн, стоящий позади нее, горько усмехнулся, — и, уж поверь мне, он был просто уверен в своей правоте и что сделает все правильно. Но, обдумывая это после всего произошедшего, я действительно восхищаюсь им. Его жертва оказалась не напрасной. Китти, — он подошел к девушке и положил ладонь в черной перчатке ей на плечо и повторил, — прошлого не вернешь. — Да, — девушка накрыла его ладонь своей, — да, ты прав. — Тебе холодно. Пошли обратно. — Да… Пойдем. Бартимеус приобнял Китти за плечи. Когда они уже отходили от постамента, то он не смог не обернуться с взглядом, полным тоски.