Too close

— Стась, я боюсь, — Ипполит опасливо смотрит на лёд, опираясь на бортик катка, чтобы не упасть. — Я ведь не умею совсем, ты же знаешь, — он оборачивается на парня, что стоит сзади и успокаивающе улыбается ему. Руки в тёплых шерстяных перчатках тут же оказываются на чужой талии. — Я научу, обещаю, — шепчет он в самое ухо, опаляя его горячим дыханием, от чего мальчик вздрагивает. — Доверяешь мне? — он дожидается короткого кивка, обходит Муравьёва и первым спускается на лёд, держась довольно уверенно, подаёт руку, чуть сгибаясь в шутливом поклоне. Первый неуверенный шаг на лёд — и Поля тут же поскальзывается, по инерции налетая на Анастасия и плотно вжимаясь ему в грудь так, что до этого тщательно уложенные волосы разлетаются в разные стороны. — Я же говорил, — недовольно бурчит он из-под мехового воротника, крепче смыкая руки на шее своего парня и явно боясь их разжать. Последний раз Ипполит на коньках стоял в семь лет, когда всё семейство Муравьёвых в воскресное утро решило отправиться на каток. В тот день мальчик получил перелом и категорическое нежелание вставать больше на коньки. — Стась, я сейчас упаду. — Не упадёшь, — Кузьмин подвозит его к бортику, придерживая одной рукой за талию. Благо, в столь ранний час на катке лишь один-два человека, да и те катаются где-то в другом конце. — Возьми меня за руку, — Поля тут же хватается за пластмассовый бортик, другой рукой крепко сжимая протянутую ладонь. — Вот так, молодец, солнышко, — мальчик широко улыбается, приободрённый ласковым обращением, и даже делает мелкий, неуверенный шаг, вспоминая, как его учили кататься в детстве. — Спинку чуть прямее, — он всё ещё обнимает Муравьёва за талию, перемещая руку чуть выше. — Умница. Полчаса — и Ипполит выглядит уже гораздо увереннее, решаясь наконец оторваться от своего Стасия. Пара аккуратных движений даётся ему без труда, и он с восторгом оборачивается на своего парня. — Стасечка, получилось, получи-и-ай! — он неправильно ставит ногу и оказывается на льду, похожий теперь на нахохлившегося попугайчика. — Всё в порядке, родной? — Кузьмин подъезжает к младшему, резко тормозя и подавая тому руку. — Не больно тебе? Не ушибся? — Нет, — отвечает Поля, подтягиваясь и вновь вставая. — Ну вот, не получилось, — он опускает глазки, выглядя теперь довольно расстроенным. — Ну же, счастье моё, не грусти, — Анастасий чмокает мальчика в щеку и увлекает за собой, одну руку кладя на талию, а другой сжимая ладонь Ипполита. Тот и опомниться не успевает, но ему безумно нравится, когда его кружат, счастливый Муравьёв буквально смехом заливается, чувствуя, как ветер перебирает его волосы. Когда Кузьмин видит, что на катке они остаются одни, он не сдерживается и, разворачиваясь к младшему, целует его в раскрасневшиеся от холода и удовольствия губы, в ответ чувствуя сплетающиеся на своей шее руки. Они целуются с минуту, пока у Муравьёва не начинают разъезжаться ноги и он не повисает на шее своего парня, чтобы не упасть на холодный лёд. — Ой, — на его губах блаженная улыбка, а в зелёных глазах — безмерное обожание, смешанное с благодарностью. — Спасибо, — шепчет он в губы, чувствуя, как сильные руки подтягивают его к себе, и расслабляется. — Стась, — краснея и улыбаясь шепчет на ухо Ипполит, — Я пряник хочу. Уже через двадцать минут счастливый Поля стоит на ярмарочной площади и уплетает пряник с глинтвейном, облокачиваясь на грудь своего мужчины. Ноги приятно побаливают после катания, а всё тело сковывает лёгкая усталость. — Ты лучший, — мечтательно выдыхает он, доставая из кармана телефон и фотографируя их, отсылая снимок брату. — И Миша с Серёжей тебя любят, — в ответ приходит «красивые наши 😍» и фото, где раскрасневшийся Бестужев целует в щёку мужа. — Кажется, нам пока нельзя домой, — усмехается Поля и утягивает Кузьмина к ларьку со сладостями.

***

*** Домой возвращаются они в десятом часу и застают только Бестужева, слоняющегося по кухне с двумя пустыми бокалами из-под шампанского. — Мы с Серёженькой ванную заняли, вы ведь не против? — воркует Миша, вытаскивая из холодильника бутылку, обнимает Анастасия и целует Муравьева в щеку. — Я побежал, — он уходит к ванной, напевая себе что-то мелодичное под нос. — Стасечка, пойдём в комнату, — с хитрой улыбкой на губах тянет Ипполит, всем телом прижимаясь к своему мужчине. — Ста-а-асечка, — шепчет он на ухо и оказывается на руках, еле успевая обвить ноги вокруг талии Кузьмина, чтобы не упасть. Через минуту младший Муравьёв уже лежит на кровати, извиваясь под сладкими поцелуями-укусами, которые парень оставляет на его шее. Он старается не стонать, чтобы брата не потревожить, но это совсем у него не выходит, чужие губы буквально сводят с ума. — Стасий, пожалуйста… — Поля вплетает руку в чужие волосы, выгибается в спине, прося ещё, а Кузьмин на ласки не скупится, буквально всего целиком зацеловывает. Свитер уже валяется в одном из самых дальних углов, вскоре за ним следуют и штаны с кожаным ремнём, оставляя Ипполита практически полностью обнажённым. Муравьёв прикрывает глаза, просто наслаждаясь ощущениями, что дарит ему его мужчина прямо в этот момент. Когда рука будто случайно забирается в боксёры и размашисто проводит по члену, мальчик вскрикивает так громко, что от ушей старшего брата это точно не укроется. — Любимый, ещё, прошу, — выдыхает он, пряча в изгибе шеи напротив свои покрывшиеся пунцовым румянцем щеки — всё ещё немного смущается. Стасий отстраняет парня от себя, расцеловывая слегка влажное от возбуждения лицо, любуется дрожащими ресничками, убирает упавшие на лоб чёрные волосики, вновь дотрагиваясь рукой до возбуждённого органа и слыша в ответ учащённое дыхание Ипполита. — Какой же ты красивый, — ещё поцелуй, ещё, в щёки, в шею, в красные отметины на ключицах, ниже, ниже, уже наконец сквозь ткань облизывает вставший член, вырывая гортанный стон. Кузьмину до звёздочек в глазах нравится ублажать своего Полю, нравится слышать, видеть, как ему приятно, поэтому он проводит ещё раз, стягивая наконец уже ненужные боксёры. — Ох, Полечка, — он ещё раз оглядывает такого возбуждённого мальчика и тянется к тумбочке, где в верхнем ящике лежит смазка и пачка уже запылившихся из-за ненадобности презервативов. — Сейчас, мой малыш, сейчас будет, — буквально не хочется отрываться от молочно-белой в родинках коже, поэтому он вновь припадает к покрытой ставшими уже лиловыми отметинами шее. Аккуратно, чтобы не сделать Муравьёву больно, он смазывает палец, вводя его внутрь под тихие недовольные стоны. — Тише, тише, ну же, тише, — уговаривает он, целуя красные искусанные губы, слизывая выступившую из маленьких ранок кровь. Анастасий чувствует, как коротенькие ноготочки царапают его спину, а губы парня уже где-то на его шее, кусают, облизывают, стараясь отвлечься. Второй палец — и Ипполит буквально скулит, судорожно цепляясь за крепкие руки, спину, содрогаясь всем телом. — Чуть-чуть потерпеть, солнышко, немножко, — проворные ручки мальчика добираются теперь и до его члена, их стоны сливаются в единое целое, а в комнате будто повышается температура, становится всё жарче. — Стасечка, пожалуйста, — изнемогая от желания умоляет младший, вскидывая бёдра вверх, пытаясь заставить его действовать. От пальцев внутри разливается приятное, восхитительное тепло, но Муравьёву хочется полного единения со своим мужчиной. — Доверишься мне? — спрашивает Кузьмин, и им даже слов не надо, одного взгляда в чистые-чистые глаза напротив достаточно, чтобы увидеть, как преданно, с каким обожанием смотрит мальчик на Анастасия. Он аккуратно пододвигает его ближе, закидывая ноги себе на плечи. Ипполит без труда разгадывает замысел — устраивается поудобнее, смотря на парня снизу через слипшиеся ресницы. Еле заметный, но уловимый кивок служит знаком к началу, и Стасий аккуратно движется вперёд, сжимает протянутую руку Муравьёва, большим пальцем поглаживая ладонь. Рот Поли открывается в немом стоне, для него всё ощущается будто в первый раз, будто бы не полгода прошло с того момента, как он перестал быть невинным. — Сладкий мой, сладкий, сладкий, — Стасий наклоняется, как может, целует всё, до чего только дотягивается: веки, губы, щёки. Его рука уже сжимает тёмные волосы, а глаза пристально смотрят в широко распахнутые глаза напротив. Кузьмин двигает бёдрами, и громкий, гортанный стон вырывается из приоткрытого рта, мальчик уже кажется не соображает, где он и что с ним, он просто подаётся назад, навстречу прекрасному ощущению, родному телу, а по комнате разносятся громкие шлепки и сбитое дыхание. Им не требуется много времени, чтобы без сил упасть на подушки и просто прижаться друг к другу, соприкасаясь буквально всеми частями тела. — Я тебя люблю, — тихо шепчет Ипполит, переплетая их пальцы и выцеловывая чужие костяшки. — Вы мужчина моей мечты, Анастасий Дмитриевич. — А я просто влюблён в тебя, до беспамятства влюблён, — он убирает со лба мешающуюся прядку и целует своего мальчика в губы, проводя языком по краснеющим ранкам. — Постарайся не кусать их больше, болеть будут. — После тебя они и так будут, — широко, искренне улыбается Муравьёв, и для Кузьмина такая улыбка на лице Ипполита — высшее удовольствие

***

— Ста-а-ась, — уже утро, часы в гостиной показывают половину десятого, а сонный, продирающий глаза Ипполит в одних штанах выходит на кухню, откуда уже аппетитно пахнет жареным беконом. — Ой, Серёж, доброе утро, — младший очень удивляется, когда за плитой видит не Бестужева или Кузьмина: его брат никогда не любил, да и не умел готовить. — А ты чего тут… — Тшш, — шипит на него старший, стараясь делать всё как можно тише. — Мишенька ещё спит, разбудишь, — он снова отворачивается к своей стряпне. — Прости, — Поля переходит на шёпот, подходя и чмокая в щёку Муравьёва, который в фартуке выглядит очень непривычно. — Ничего у тебя… не болит? — Серёжа насмешливо выгибает бровь, пристально разглядывая мальчика, взглядом останавливаясь на его шее. — Нет, а должно… ой, — он наконец видит своё отражение в железной поверхности и густо заливается краской, коря себя за то, что не додумался надеть футболку. Не только шея, но и грудь с ключицами и плечами полностью усыпана фиолетово-красными следами-укусами. — Доброе утро, — с довольным выражением на лице в кухню входит Анастасий, сразу же подходя к плите и догадываясь приобнять смущённого и раскрасневшегося парня. — И тебе доброе утро, счастье мое, — он целует Полю в лоб, а тот опускает глазки, пряча улыбку: всё ещё немного стесняется показывать свои чувства при Серёже, вдруг не одобрит. — Ну ты чего, солнышко, всё ведь нормально, — Муравьёв-старший треплет брата за волосы, ободряюще и тепло улыбаясь, зная, о чем думает мальчик: хоть поначалу Серёжа и относился к Анастасию осторожно, теперь он счастлив, что его брату достался такой заботливый и любящий парень. — Доброе утро, — на этот раз в кухню входит Бестужев, всё ещё пытаясь проснуться. Его шея, как и шея Ипполита, пестрит всеми возможными оттенками, что он даже не пытался скрыть, надев одну из самых больших рубашек мужа, которая, к слову, ещё и была ему велика на несколько размеров. — А у тебя, счастье моё, ничего не болит? — замечая вид вошедшего, произносит Серёжа, перекладывая готовый омлет в тарелку. Пару секунд Миша с непонимающим выражением лица смотрит на мужчину, явно пытаясь осознать вопрос, а затем на лице его появляется озорная улыбка. — Ты хорошо постарался, дорогой, но не болит, — и все четверо заливисто смеются, просто благодаря судьбу за то, что они есть друг у друга.