Дом

В семь часов тридцать минут дом погружался в дрёму. Её нарушало только тиканье настенных часов в большой комнате и тихое жужжание холодильника. Но даже это как будто было важным и естественным звеном тишины. Иногда карнизы по ту сторону окон начинали стучать, потревоженные ветром, но быстро успокаивались, и вновь ничего не нарушало покой сонно дышащего дома. Молчали двери, молчал камин, молчал рабочий кабинет и освещённый несколькими лучами чердак. В двенадцать часов солнце освещало половину комнат полностью, от стены до стены. Шевелились растения на подоконнике второй от лестницы спальни. Предупредительно зашуршала трава у дороги, и в двенадцать часов тридцать одну минуту входная дверь открылась. Прихожая наполнилась смехом, вознёй, звонкими ребячьими голосами. Дом начинал просыпаться. Под разговоры скидывались портфели, белые рубашки поменялись на мягкие застиранные футболки, зашелестела страницами любимая книга, строчки школьной тетради постепенно покрывались примерами и задачками. В половину второго на обеденном столе стояли три полные тарелки и одна пустая, и её обладатель независимо смотрел на тех, кто украдкой посмеивался над его аппетитом. В половине третьего по ступенькам застучали четыре пары кроссовок. Сумки были оставлены в прихожей, бодро зажужжала микроволновка, переместилась в мойку вчерашняя чашка из-под чая, и проголодавшиеся старшеклассники принимались за еду и обсуждение контрольной по истории. Через полчаса, четыре пустых тарелки и шесть рассказов начинал журчать кран, постепенно посуда приобретала свой настоящий цвет и перемещалась на полку. Закрывались двери, включался ноутбук, в домашних работах младшей четвёрки появлялись карандашные пометки. Двое из третьей четвёрки усаживались рядом и по очереди задавали друг другу вопросы по общей биологии. В рабочем кабинете открыли и тут же захлопнули папку с датой на обложке и маленькой «Г» в нижнем правом углу. Вторая четвёрка заходила половинами. В четыре часа двадцать две минуты дня бралась в крепкие руки гитара, младшие рассаживались напротив, и дом наполнялся музыкой. Через девять песен и вовремя остановленную драку подушками трое оставались играть и петь, двое уходили работать над школьными проектами, один утыкался в книгу с надписью «Сопротивление материалов», двое усаживались перед камином и ещё двое, слазав на чердак, выходили с мячом на улицу. Вскоре к ним присоединялись подошедшие старшие сёстры – другая половина второй четвёрки. Устав от игры, все собравшиеся сели прямо на траву и завели разговор о профессиях. Средний выдохнул с облегчением – он наконец узнал, что никто не относится плохо к тому, что он решил стать продюсером. Часы в доме пробили семь, и первая четвёрка, высокие и уставшие, закрыла за собой входную дверь. Те, кто был на улице, потянулись за ними, и место действия плавно перетекло в большую комнату. Затрещал камин, старшая устроилась в кресле. Двое, шушукаясь, поставили в её руки чашку кофе: «Тяжёлый день, два кесарева подряд, одного ребёнка спасли только её стараниями…» Но через несколько минут отмирает и старшая. Второй увлечённо рассказывает трём из младших о лабораторных способах получения кислорода. Комната гудит, но гудит не зло – так, как и должна гудеть комната в доме, где живёт шестнадцать детей. Отец приходит поздно. Вешает на спинку стула пиджак, с удовольствием проглатывает тарелку заботливо сваренного средними супа, кидает в камин несколько исписанных листов бумаги. И все шестнадцать замолкают, давая ему возможность отдохнуть после многочасового нахождения в институте, и готовясь услышать новую или старую историю – о жизни, о будущем, о людях. И о них самих.