***
Тихая песнь Сэли вновь печальна. Фай не разбирает слов, язык ему не знаком, но нежная, грустная мелодия вливается в душу, по спине бегут мурашки. Ветер перебирает тонкие серебристые волосы, открывает взору точёный профиль юного омеги. Взгляд направлен в небо, большие глаза сияют холодным светом звёзд. Потустороннее создание, нереальное. Кажется, едва забрезжит рассвет, и оно растает, растворится в серых сумерках, как сновидение. Его сын. Сын ли? Что он такое, Фай точно не знал, а Сэли никогда не рассказывал ему. Они вообще мало говорили в последние годы, когда остались совсем одни. В детстве Сэли не сильно отличался от других детей, за исключением внешности, конечно. Он был любознательным, активным и весёлым ребёнком. Всё изменилось, когда в нём проснулся омега… пробудилось это создание. Фай же всегда догадывался, разве нет? Может, он гнал от себя эти мысли, пока Сэли был маленьким, но с каждым годом тот становился всё больше и больше похож на того юного Луноокого, с которым Фай провёл самую незабываемую ночь в своей жизни. И даже его запах был точно таким же. Когда приходило время и аромат Сэли усиливался, Фай готов был сбежать от него на другой конец света, лишь бы не чувствовать, не видеть… не желать. Фай так и не сочетался браком ни с одним другим омегой, как ни уговаривала его семья. Он не хотел сделать несчастным мужа, потому что знал, что никогда ничего не почувствует к нему. Фай даже не смотрел в сторону омег. Луноокий что-то забрал у него тогда. Все краски мира будто поблекли для Фая. Сэли был смыслом его жизни. Несколько лет назад им пришлось покинуть семью и вдвоём уйти в горы, поближе к границе. Их община староверов и так привлекала слишком много внимания синесвечников, а присутствие в ней мальчика, так похожего на Луноокого, и вовсе подвергало всех опасности. Они поселились у перевала. Фай отстроил для них небольшой домик у горной речушки, промышлял охотой, подрабатывал проводником для желающих пересечь границу путников, вытачивал из камней фигурки, которые отправлял в ближайший город с заезжим торговцем. Иногда их навещал папа Фая или кто-то из братьев. Сэли очень любил свою семью: прадеда, дедов, дядь, кузенов и многочисленных племянников. Он долго грустил, когда пришлось оставить общину, и тосковал каждый раз, когда наставало время прощаться с приехавшей в гости роднёй, тем более, что встречи эти были редки и непродолжительны. Иногда Фаю казалось, что Сэли выглядит живым и счастливым только рядом с ними. Когда они оставались вновь одни, Сэли словно леденел. Быть может он чувствовал, что Фай боится его? Фай боялся, это правда. Родные не видели Сэли таким, каким видел он, и не знали ту, другую его сторону, которая открылась Фаю. Фай знал, что это не человек. С той ночи, когда впервые услышал тихую грустную песню на непонятном языке. Он проснулся, понял, что мелодия льётся снаружи, и тихо вышел из дома. Сэли сидел на мостках, в одной тонкой ночной рубашке, и пел, запрокинув голову к небу, в котором висела огромная полная луна. Вся маленькая фигурка Сэли светилась, залитая холодным лунным светом. Над водой мерцали крошечные синеватые огоньки, будто собравшиеся, чтобы послушать его пение. От порога к реке стелился густой низкий туман и обволакивал мостки, и вся эта картина напоминала спустившееся на землю небо. Ошеломлённый Фай не знал, что делать. Все мысли и предположения, что он гнал от себя эти годы, вдруг обрели вес и правдоподобность. Живо вспомнились слова прадеда: «У всего есть своя весна и своя зима. Луноокий — часть этого цикла». Что они в сущности знали о древних богах? А Луноокий несомненно был божеством. Фай в полной мере осознал это, взяв на руки крошечного Сэли и глядя на растворяющуюся в тумане фигуру. «Я — ветер, что шевелит кроны деревьев и гонит волны по полям, я — река, перекатывающая валуны и стачивающая их в песок, я — туман, стелющийся в низине, я — этот вечный лес». — Фай помнил каждое слово, они как клеймо отпечатались на его душе. Сэли — Луноокий. Не сын, а он сам, воплотившийся, переродившийся… Фай даже не знал, как это назвать, но был уверен, что не ошибается. А тот старик, которого Фай видел и который являлся беременным омегам, — всего лишь одна из личин лесного божества. Всё встало на свои места, мозаика сложилась, но это не принесло облегчения, лишь страх. Сколько человеческого в Сэли? Что он намерен делать? Сколько силы вложил в него предыдущий Луноокий? И был ли предыдущий? Может, Сэли и есть именно тот самый, как бы странно это ни было. Фая мучали сотни вопросов, остававшиеся без ответа.***
С той ночи прошло уже больше трёх лет. Сэли повзрослел, вошёл в возраст замужества. Фаю тяжело было даже смотреть на него. Эта сияющая неземная красота и лицо омеги, в котором он когда-то признал истинного, сводили Фая с ума. В ясные лунные ночи Сэли всегда пел на мостках свои грустные, одному ему понятные песни. И Фай слушал его, стараясь оставаться незаметным, хотя давно предполагал, что Сэли чувствует его присутствие. Фая тянуло к нему как магнитом, и он страшился своих желаний и того, что однажды может потерять контроль. Всё чаще он оставлял Сэли и уходил на долгую охоту или брал долгосрочные заказы и вёл караван не просто через перевал, а до ближайшего города в соседнем государстве. Ноа, папа Фая, гостя у них в очередной раз, заметил, что Сэли пора подыскать пару, и сам же осёкся. — Мы не можем этого сделать, верно? — грустно проговорил Ноа, качая головой. — В нашей маленькой общине почти все родня друг другу, а во всех ближайших городах одни синесвечники. — И не в ближайших тоже, — хмыкнул Фай, подбрасывая полешко в очаг. — Но дело ведь не в этом. Сэли необычный омега, ты же понимаешь, — тихо заметил он, бросив мимолётный взгляд за окно, где сын мыл оставшуюся с ужина посуду. Они почти не говорили об этом. Дед Фая, Лий, запретил. Тайну рождения Сэли знали только они трое, но другие члены семьи тоже догадывались о его связи с Лунооким. Большого ума здесь и не нужно было, достаточно взглянуть на этого ребёнка. Лий назвал Сэли благословением, даром древнего бога, который будет хранить их род и не позволит синесвечникам уничтожить их веру. И действительно, Фай мог отрицать, не признаваться самому себе, но несмотря на повсеместно распространившуюся новую веру и её агрессивных почитателей, их маленькую общину, отколовшуюся от предавшей старых богов деревни в год рождения Сэли, никто не трогал. Беды и болезни обходили их стороной, а жизнь была сытой и спокойной. Иногда Фай думал, что зря они с Сэли ушли от семьи, возможно, излишне перестраховались, но ведь это сам маленький омега настоял на этом. Фай не сказал об этом никому, выдав идею за свою, как и просил сын. — Я не думаю, что Сэли нужен муж, — осторожно проговорил Фай, глядя в огонь. Ноа вскинул на него удивлённый взгляд. — Он омега и он созрел, ему будет тяжело и больно без мужа, — горячо возразил Ноа. — Папа, ты ведь знаешь, что он не совсем… — Тише, — прервал его Ноа. — Лий не велел об этом рассуждать. Я понимаю, о чём ты. Сэли — хранитель нашей семьи, и, может быть, если бы я не видел, как он растёт, как бегает по двору с другими моими внуками, я бы не подумал, что у него есть человеческие потребности, — Ноа закусил губу, разрываясь между желанием высказать давно волнующие его мысли и запретом свёкра. — Но Сэли живой, настоящий, добрый и ласковый мальчик. Возможно, он способен сам найти себе альфу, как это сделал… его предшественник. Фай тяжело сглотнул ставшую вязкой слюну. Они впервые за много лет подняли этот вопрос. Наконец было озвучено то, что беспокоило его самого. — Пап, ты правда думаешь… — Фай замялся, а Ноа поднял руку и приложил пальцы к его губам. — Не надо. Нам всё равно не дано этого понять. Ты прав в том, что нам не найти для Сэли пару, не стоит и пытаться. Но я переживаю за него, не хочу, чтобы он мучился. — Он использует какие-то травы каждый раз, когда приходит это время. Сэли хорошо разбирается в травах, — едва слышно закончил Фай. — Ещё бы! — фыркнул Ноа. Они замолчали, когда Сэли вошёл в дом, с трудом удерживая деревянную лохань с чистой посудой. Фай забрал её у него и отошёл расставить тарелки, а Ноа с мягкой улыбкой сжал в горячих ладонях его покрасневшие и ледяные от воды руки. Сэли присел рядом с дедом у очага, положил голову ему на плечо и не отрываясь смотрел в огонь, пока, Ноа гладил его по голове, перебирая серебристые прядки.***
Луна давно указала ему путь, теперь же пришло время действовать. Сэли стоял у кромки воды, сжав кулаки. Худые плечи мелко подрагивали. Крошечные волны облизывали его пальцы ледяными язычками. Сэли не желал идти этой тернистой тропой. Он мечтал вернуться в общину, к семье, которую любил, хотел, чтобы отец выбрал себе нового мужа, чтобы у него родились дети, за которыми бы Сэли с удовольствием приглядывал. Он бы смотрел, как отец мастерит игрушки, сидя на широком крыльце большого дома, а закатное солнце играет в его волосах, превращая их в живой полыхающий огонь, и грелся в его тепле. Но это невозможно. Очень медленно он повернулся к дому и побрёл, не чувствуя ног. Внутри было тихо и темно, Фай давно спал. Сэли опустился на колени возле его постели, как делал много раз до того, вслушался в дыхание, зарылся носом в длинные волнистые волосы, разметавшиеся по подушке. Образы пронеслись в его голове: как сильные горячие руки прижимают к себе, шершавые большие ладони скользят по влажной от пота спине, как мощное тело подаётся вверх и в месте, где они соединены — и больно, и сладостно. Сэли вскинулся, помотал головой. Не его воспоминания, не его желания, но противиться им и дальше он не мог, не смел нарушить волю луны и того, кто спал внутри него. Он поднялся, развязал кожаный шнурок на груди и стянул с плеч рубашку, она тут же соскользнула на пол к его ногам. Сэли перешагнул через одежду, поёжился, глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и забрался под одеяло к Фаю. Альфа показался ему горячим, как печь. Сэли, дрожа, прижался к его боку, ткнулся носом в плечо. Хотелось просто уснуть рядом, обнимая его, но он отбросил эти мысли. Привстал, повозился, избавляя Фая от одежды. Сегодня он не принимал никаких отваров, не старался подавить это, скрыть свой запах. Так должно было пройти легче, для них обоих. Сэли лёг сверху, прижавшись всей кожей, смутно себе представляя, что делать дальше, но разгорающийся внутри жар уже подгонял его. Перебирая обрывки чужих воспоминаний, он не заметил, как Фай пошевелился и открыл глаза. — Сэли?.. — сонно пробормотал мужчина и в следующий момент дёрнулся, осознавая, схватил сына за плечи, встряхнул. — Что ты творишь?! — воскликнул он и попытался сесть. Глаза Сэли вспыхнули мягким синеватым пламенем и Фай замер. Сэли поднялся и сел, оседлав его бёдра. Одеяло с шорохом свалилось с плеч, открывая взору альфы его тонкое, бледное тело. Сэли провёл ладонями по груди и животу Фая, выпустив немного силы, только чтобы успокоить его. — Мне нужно это, пожалуйста, — прошептал он, склоняясь к губам Фая и запечатляя на них первый, почти целомудренный поцелуй. Просяще заглянул в глаза. Взял ладони Фая в свои и повёл ими по своему телу, остановив на бёдрах. — Ты ведь тоже хочешь, давно, я знаю. — Нет, — одними губами проговорил Фай, не в силах освободиться от плена сияющих глаз. Они балансировали на тонкой грани, зыбкое мгновение, позволявшее отступить, вернуть всё назад, не допустить непоправимого. Сэли это понимал. Ещё не поздно остановиться. Образ отца, сидящего на крыльце в окружении детей, озарённого закатным солнцем, вновь всплыл перед его мысленным взором. Но затем со всей ясностью он увидел синесвечников, сжигающих староверов на кострах, разрушающих древние капища, услышал их лживые проповеди и звон монет в их карманах и сундуках. Злоба и ненависть — своя и чужая — поднялись из глубины. Эти люди однажды могли прийти и за его семьей, он не сможет сдерживать их вечно. Сэли ткнулся губами в губы отца, обхватывая пальцами его лицо, не позволяя отстраниться. Фай продержался ещё лишь миг и вот его руки ожили, стиснули Сэли в объятиях. Очень скоро омега оказался под горячим, тяжёлым телом, подставляясь под теперь уже ничем не сдерживаемые поцелуи и ласки. И всё было почти как тогда, в тех, чужих воспоминаниях, только больнее. Но душа болела сильнее тела. Обессиленный Фай уснул, а Сэли выбрался из горячего кокона его рук и поспешил на берег реки. Ещё оставалось несколько часов до рассвета. Он шагнул в ледяную воду. Она мгновенна смыла терзающий его жар и усталость, успокоила саднящие отметины на коже, притупила боль. Над рекой заклубился туман, в котором кружили маленькие искристые огоньки. Их становилось всё больше и больше, они вились около омеги, как рой насекомых. Сэли взмахнул рукой, подняв тысячи мелких сверкающих брызг, и густой туман пришёл в движение, поплыл вниз по течению, темнея и становясь всё плотнее. Огоньки замерцали ярче, сталкиваясь, соединяясь, обретая подобие молний в облаках. Сэли сделал ещё несколько шагов и погрузился в воду с головой.***
Фай стоял на пороге дома, привалившись к дверному косяку, и неотрывно смотрел на Сэли, стирающего в реке бельё. Воспоминания о прошедшей ночи яркими всполохами будоражили сознание, не оставляли ни на мгновение. Он всё ещё чувствовал запах Сэли на себе, в мельчайших подробностях помнил, как прикасался к его нежному телу, как от его нетерпеливых, грубых поцелуев на сливочной коже расцветали лиловые цветы. Но всё утро Сэли вёл себя так, будто ничего не случилось, занимался привычными делами, пару раз мимолетно улыбнулся отцу. И Фай засомневался в реальности произошедшего. Ему и раньше снились жаркие сны-воспоминания о ночи с лунооким омегой. Возможно и прошедшая ночь была лишь сном. Усилившийся запах Сэли мог подтолкнуть эти видения. А если Сэли решил только сделать вид, что ночью ничего не произошло? Он стыдится своих действий и не хочет вспоминать. Если течная горячка накрыла его внезапно, и он не смог ей противиться? Сейчас он наверняка мучился от осознания произошедшего и надеялся, что Фай ничего не вспомнит или хотя бы притворится, что не помнит. Это казалось правдоподобным. Но Фай всё же тешил себя надеждой, что всё это было лишь излишне реалистичным сновидением. Мысль о том, что он повязал собственного сына, сжирала его живьём. Он бы не смог преодолеть столь сильное чувство вины. Он — тот, кто поклялся защищать и заботиться, — сам сломил и растоптал его чистоту. Всё ещё уповая на то, что яркие воспоминания только часть сна, Фай медленно подошёл к Сэли, развешивавшему белье на натянутые между двумя деревьями веревки. Он не знал с чего начать, но тут его взгляд упал на тонкую длинную шею омеги: волосы сегодня были убраны в тугую косу и высоко закреплены, дабы не мешать работе. Большая тёмная отметина виднелась из-под воротника его полотняной рубашки. Следы зубов. Он оставил метку на своём сыне. Он чудовище. — Сэли, — начал Фай подавлено, но в глотке разом пересохло, и он не мог выдавить ни звука. — Не считай произошедшее чем-то плохим, отец, — вдруг произнёс омега твёрдо, не оборачиваясь к нему. — Мне нужна была помощь и я её получил. Тебе не в чем себя винить. — Как же не в чем… Ох, Сэли… — прохрипел Фай, до боли сжимая кулаки. Закрепив простынь на верёвке, Сэли повернулся к нему. Его лицо казалось безмятежным. — Прости, Сэли, — выдавил Фай, с трудом ворочая языком, и рухнул на колени перед сыном. А хотелось провалиться под землю. Сэли обнял ладонями его лицо, приподнял, заставляя смотреть в глаза. — Слушай меня внимательно: я хотел этого, мне было это нужно. Я сам пришёл к тебе и сам постарался, чтобы ты не смог отказать. Я не ребёнок и сделал всё это сознательно. В этом нет твоей вины. Запомни это и не мучай себя. А теперь поднимись. Он обхватил Фая за плечи и потянул вверх. — Но, Сэли, я не смогу так просто забыть и жить, будто ничего не было, — пробормотал Фай. — Не надо забывать. И ничего не будет как прежде, — тихо проговорил Сэли, глядя вдаль, на петлявшую между скалистых холмов реку. Вновь обернувшись к Фаю, он привстал на носки и мягко, коротко поцеловал его в губы. При свете дня это казалось ещё большим сумасшествием. «Ничего не будет как прежде», — эхом звучало в голове замершего на месте Фая, пока Сэли удалялся в сторону дома.***
Через несколько дней к ним неожиданно приехал один из младших братьев Фая, Эйв, с мужем и старшими сыновьями. Они привезли кое-какие продукты, но явно не это стало поводом для встречи. Пока омеги хлопотали над едой, Эйв с Фаем вышли во двор. Глаза Эйва буквально сверкали от нетерпения. — Ну, рассказывай, — хмыкнул Фай, глядя на его довольную физиономию. — Не знаю, было ли у вас тут тоже, но в долине несколько дней назад бушевала страшная гроза. Пришла рано утром, небо было таким чёрным, будто продолжалась ночь. Молнии били в землю, а от раскатов грома дрожали дома и трескались стёкла. Порывами ветра сносило крыши и ветхие постройки, а потоки воды размывали почву, превращали дороги в бурные грязевые реки. Настоящее бедствие! — Что ж ты такой радостный? — удивлённо спросил Фай. — Дома-то всё в порядке? Странно, что я ничего не слышал, у нас был только небольшой дождь, но быстро прояснилось. — Нас обошло стороной, как и всегда, — с улыбкой, подбоченясь, словно это его заслуга, сообщил Эйв. — А вот новенькому, только отстроенному храму синесвечников не повезло. Молния несколько раз ударила в основное здание, оно загорелось и разрушилось за несколько часов. И больше того: два жреца пропали у урагане и суматохе, а на дом старшего служителя свалилось огромное дерево, пробило крышу и прихлопнуло его на месте. — Значит, в ближайшем городе больше нет синесвечников? — поражённо спросил Фай. — Официальных представителей и храма нет, — кивнул Эйв, — а люди теперь поговаривают, что это кара, ниспосланная древними богами. Фай усмехнулся. — Они пришлют новых из столицы. Отстроятся заново, не пройдёт и года. — Возможно, но у людей хоть передышка будет от бесконечных поборов. — Это ничего не изменит, — вздохнул Фай. — Что за обречённость и уныние, братец?! Это первая действительно хорошая новость за много лет. Не знаю как ты, а я всё ещё мечтаю, что однажды синесвечники падут и мы сможем вернуться к нормальной жизни, перебраться в родные места, спокойно торговать и без страха перемещаться по стране. — Мечтать конечно хорошо, Эйв, но вряд ли это чему-то поможет. Можно было их остановить с оружием в руках, когда они ещё только набирали силу, а сейчас нас осталось слишком мало, они давно победили. Эйва это задело. И весь вечер и следующий день он не оставлял попыток переубедить брата, но в итоге каждый остался при своём. Фай проводил их до тракта вместе с Сэли, которого никак не хотели отпускать племянники. Когда их повозка скрылась из виду, омега тихо спросил: — Ты правда считаешь, что синесвечников уже не одолеть? Фай удивленно посмотрел на него. Он не думал, что Сэли слышал их разговор, казалось, что тот всё время занят общением с племянниками и мужем Эйва. — Кто их одолеет? Никого не осталось, — угрюмо проговорил альфа. — Ты утратил веру в наших богов? — Я привык полагаться на людей и собственные силы. — Вот как… — едва слышно произнёс Сэли, опустив голову, и тут же покачнулся, споткнулся на ровном месте. Фай едва успел его удержать. — Ты в порядке? — обеспокоено спросил он. Сэли только кивнул и, не глядя на него, побрёл к дому. Той же ночью омега вновь пришёл к нему. Фай ещё даже не успел уснуть, когда почувствовал, как к его спине прижалось чуть прохладное обнажённое тело. Он повернулся, и Сэли тут же вкрутился в объятие, ткнулся носом между ключиц. Фай ласково провёл ладонью по его спине, от основания шеи до поясницы, поцеловал в макушку. — Сэли, зачем? — спросил тихо. Омега не был возбуждён и течной горячки быть не могло, едва закончилась предыдущая. Сэли выгнул шею, потянулся вверх, коснулся губами его подбородка. — Пожалуйста. Не думай ни о чём. Просто сделай это. Прошу, — шелестяще прошептал он, поглаживая холодными кончиками пальцев по груди альфы. — Ты действительно хочешь этого? — с сомнением спросил Фай, водя ладонями по его телу, больше в попытке согреть, нежели возбудить. — Мне это нужно, — отчаянный хриплый шепот. Фай не стал противиться. Он уже не пытался понять, что между ними происходит. Он не знал даже, имеет ли право отказать и позволят ли ему это сделать. Фай прекрасно помнил, что Луноокий полностью лишил его контроля, а потом спустил с цепи, очевидно целиком владея ситуацией. Возможно и Сэли способен на это. На этот раз Фай постарался быть нежным и осторожным. Не позволял себе распалиться настолько, чтобы оставлять следы на тонкой коже. Все его касания были ласковыми и бережными. Но Сэли похоже не нуждался в его нежности. Он то и дело подгонял Фая, вёл себя страстно и несдержанно, хотя альфа видел, что эта спешка причиняет ему боль. Как только всё закончилось, Сэли высвободился из его рук, подхватил рубашку и направился к двери. — Мне нужно к реке, — пробормотал он на вопросительный оклик Фая.***
Фай вёл торговый караван через перевал. Некоторые торговцы ехали аж из столицы, поэтому он старался ловить их разговоры и сам в них участвовал, чтобы узнать, что происходит в стране. Торговцы, как известно, везут с собой не только товары, но и сплетни из всех уголков, где бывают. Остановились на привал, под пиво разговор потёк рекой. — Вся столица как встревоженный улей: обрушился витраж главного храма… — Да, я тоже слышал! Колючая лоза пробила его за одну ночь, обвила всю раму! — Магия какая-то! — Магии не существует! — Ну да, при наших дедах была, а сейчас что, вышла вся? — Выветрилась! — Старые боги обозлились на людей и ушли, вот и магия ушла вместе с ними. — Мы сами их прогнали… — И что, при синесвечниках лучше? — Да куда там… Замолчали. Некоторые даже оглянулись по сторонам, суеверно полагая, что агенты жрецов могут их услышать даже в такой глуши. — Новый бог какой-то непонятный, — чуть понизив голос проговорил один из торговцев. — И жестокий, — поддакнул другой. — Это жрецы жестокие. Читал я их книги, нет там ничего такого, чтобы заставляло людей на кострах жечь. — В книгах у них всё довольно привлекательно изложено. На это люди и ведутся. — Люди ведутся на то, что они с мечами эту веру навязывают. Ни один жрец не пришёл проповедовать без отряда боевых служителей. — Верно. И видимо кого-то это всё в конец допекло. — Опять скажешь, что таинственные мстители собрались в тайный орден? — Тайный — не тайный, а ряды синесвечников-то редеют. — О чём вы? — вклинился в беседу Фай, до этого лишь заинтересовано слушавший. Своё мнение относительно синесвечников он предпочитал держать при себе, опасно быть открытым приверженцем древних богов. — А, Фай, живёшь тут на краю мира и не знаешь ничего. Да где-то уж полгода как всё началось. С храмами синесвечников постоянно что-то происходит, по всей стране так. То стена обрушится, то пожар случится, то нашествие крыс, то потоп какой-нибудь. У обычных жителей в тех местах ничего, а вот жрецам туго приходится. — Ой, да ты сейчас наговоришь, суеверный дурень! Ну чудит природа в последнее время, не нужно всё в одну кучу грести! — Чудит, ага. Говорю же, магия это! — Нет никакой магии, ушла с последним Лунооким, — вдруг сказал один из торговцев, сидевших поодаль, и Фай вздрогнул, услышав это. — Слышал я про этого деда. Сказки всё. — Не сказки, — буркнул упомянувший. — Мой муж только благодаря ему смог нормально разродиться двойней. До этого у нас все дети мёрли, омега мой был молоденький и худенький совсем, роды всегда тяжкие и долгие. Ничего не получалось. Мы уж и не надеялись. А потом кто-то из стариков отправил его в ту деревню, что у леса, и там ему сказали, как к лесному старцу дойти. Луноокий старец ему браслет сплёл, нашептал что-то. Мои мальчики родились здоровыми. Больше детей у нас не было, зато нынче уже седьмой внук родился и больше ни один ребёнок в нашей семье не умирал. Вот вам и магия, которой нет. Теперь-то и нет, да. Унёс он её с собой в могилу. — Говорят, раньше он сильнее был. — Кто? — Да Луноокий этот. Слышал я легенду, что когда-то вся лесная тварь ему подчинялась, и ветра, и воды. Он вроде как дитя древних богов-творцов, как-то так вот. — Брехня! — Так мне прадед рассказывал. — Деды на то и деды, чтобы сказки для детей сочинять. В старца, который травками ведает, я ещё поверить могу, а вот в то, что это какой-то древний бог — нет уж. — Как же ты в нового-то бога поверил? — Так я что, я только свечу на окно ставлю, когда надо, да положенный налог плачу. Мне от этого нового бога ни жарко ни холодно. Вот покажите мне настоящее чудо, тогда поверю. — А колючая лоза, разрушившая витраж, не чудо? — Захотела и выросла, кто ей указ? — Угу, то-то и оно, что кого-то она послушалась. То ли маг поработал, то ли… — Ты уже тут на большой костёр себе наговорил! — Да ну тебя! Фай отошёл от них. Сердце бешено колотилось в груди. Картина постепенно складывалась перед его мысленным взором. Полгода назад Сэли впервые отдался ему. А через несколько дней брат рассказал про грозу, разрушившую храм. После Фай слышал про пожар в городке дальше по тракту. Рассказывали, что паломничество синесвечников в столицу было прервано ураганным ветром, который повалил деревья так, что дорога оказалось перекрытой, а нескольких человек и вовсе раздавило. Если бы только новости не доходили до них с таким опозданием! Лоза в столичном храме… Столица так далеко, неужели Луноокий настолько силен? Его Сэли. Разве он способен на такое? Фай давно подозревал, что что-то происходит. Сэли как-то использовал его. Их соития похоже каким-то образом влияли на его силу. Каждый раз омега уходил сразу после, Фай неоднократно хотел последовать за ним, но немедленно проваливался в глубокий сон. А ведь тогда Луноокий сделал то же самое, разве нет? Воспользовался Фаем и переродился в виде Сэли. Это всё ещё были лишь предположения. Фай никак не мог увязать всё это в голове. С одной стороны, он был почти уверен в своей правоте, с другой, любовь к Сэли не позволяла ему поверить в это, он просто не хотел верить. Днём Сэли казался совсем обычным, домашним, заботливым, а ночью… ночами просыпался Луноокий. Быть может Фай и не связал бы всё это воедино с рассказами торговцев, но несколько недель назад к ним стали приходить люди. Всё началось с его младшего брата-омеги, который был уже на сносях. Его привёз муж, и после он долго тихо беседовал с Сэли. Уже через неделю после этого он родил здорового омежку. После с разницей в несколько дней приезжали их дальние родственники из общины: пожилой омега и совсем юный в сопровождении брата. И затем поток посетителей стал постоянным. Сэли на все вопросы лишь пожимал плечами. «Они хотят моего совета», — говорил он. Когда к ним приехал Ноа с незнакомым омегой, Фай насел на родителя с расспросами. — Это больше невозможно скрывать, Фай, — ответил он с мягкой улыбкой. — Все и раньше подозревали, что Сэли непростой ребёнок, но после того, как он помог нескольким омегам точно так же, как это делал Луноокий когда-то, все уверились в том, что он наследник силы старца. Им неважно, знахарь он, божество или маг, они просто верят, что он поможет им, и он помогает. — А ты? Ты тоже считаешь, что он Луноокий? — с каким-то надрывным отчаянием в голосе спросил тогда Фай. — Думаю, мы всегда это знали, разве нет? Старик исчез, вместо него появилось это дитя. Один Луноокий сменяет другого, помнишь, как говорил прадедушка. Нашего разума просто не достаточно, чтобы постичь, как это происходит. Но он избрал нашу семью, чтобы мы уберегли его наследника от синесвечников, и за это он хранит нас. Как можно не верить, Фай? Луноокий всегда был с нами. Оказывается, его силы хватало не только на помощь беременным омегам и больным. И чем больше приходило людей, тем сильнее он становился.***
Вернувшись домой, Фай застал Сэли в горячке. Тот лежал на его кровати, свернувшись клубком, обхватив себя руками. — Сэли? Как ты? Фай двинулся к нему и замер. Омега приподнялся, откинул с лица спутанные пряди и слабо улыбнулся искусанными губами. — Ты пришёл. Я так ждал. Ты долго. «Всё как тогда!» — пронеслось в голове Фая. Его будто отбросило в прошлое на девятнадцать лет. Только вместо покосившейся хижины, пропахшей травами, был его собственный дом. Фай наконец подошёл к постели и опустился перед ней на колени. Сэли тут же обнял его своими изящными руками. Голова кружилась от невероятно сильного аромата омеги, сметающего любые мысли и сомнения. — Пожалуйста, — прошептал Сэли, покрывая мелкими поцелуями лицо альфы. — Пожалуйста, Фай. — Тебе не нужно просить, — также тихо ответил Фай, ладонями пробираясь под его рубашку. — Только скажи, после этого ты сможешь их победить? Сэли отстранился немного и удивлённо моргнул. Его замешательство длилось лишь мгновение и потом он широко улыбнулся, погладил Фая по лицу кончиками пальцев. — Я их уничтожу, — проговорил он не своим голосом, твёрдым и властным. — Тогда возьми от меня всё, что я могу тебе дать. — Ты веришь в меня? — спросил омега, заглядывая, казалось, в самую душу. Его голос звенел, как сталь. — Верю, — выдохнул Фай, не задумываясь. Улыбка омеги стала ещё шире. Глаза засветились тем самым мягким потусторонним огнём. Он притянул альфу к себе и припал к его губам, целуя так, будто хотел выпить его до дна. И Фай любил его в ту ночь, отдавая всего себя без остатка. Больше он не боялся Сэли, кем бы тот ни был. Огромная сияющая луна висела прямо над их домом, окутав его серебряным светом. А где-то далеко слышался грохот и треск, долетающий до слуха лишь в порывах ветра. — Сотри их с лица земли, — прорычал Фай, стискивая омегу в объятиях, изливаясь глубоко внутри его тела. — Да!.. — выдохнул Сэли, выгибаясь в его руках. Сэли не ушёл к реке, не усыпил Фая. Они вместе вышли из дома рука об руку, поднялись на холм, откуда открывался вид на долину. Фай долго смотрел в освещённую луной даль. — Всё кончено? — Ещё нет, но скоро их последние силы падут, а лживому богу придётся вернуться под тот камень, из-под которого он выполз. Фай повернулся к нему. В этих глазах, этом лице больше не было Сэли. Осталось только божество, одновременно юное и древнее, как сам мир. И в то же время, это был его омега. Единственный, кого он когда-либо любил. — Не оставляй меня… снова, — умоляюще прошептал Фай, не в силах отвести взгляд от его сияющих глаз. — Никогда, — ответил Луноокий и раскрыл объятья. Фай, не задумываясь, шагнул вперёд. Тонкие руки тут же обвились вокруг его шеи. Спокойствие и ощущение счастья захлестнули его. Так хорошо. Больше нет опасностей, нет проблем и препятствий. Сердце утопает в любви, которой не нужно противиться, не нужно скрывать. Фай нежился в его запахе, его тепле, закрыв глаза и позабыв обо всём. Он так долго об этом мечтал. Луноокий сомкнул руки, обхватив себя за плечи, и улыбнулся. Глаза полыхнули настоящим огнём, а тело окатила волна тепла и растворилась, согревая его. Теперь они вместе. Навсегда.