Солнце светит на правых и неправых

— Мир — говорит, — пустыня. Сердце человека — камень. Любят люди, чего не знают. Ольга Седакова

Пчелы жужжат близко, примеряются, как будто она медоноснее целого луга. Су Сиянь окружает себя легкой защитной сферой — себя и мужчину, который дремлет, положив голову ей на колени. Пусть пчелы улетят. Солнце трогает ее голые плечи. Может быть, уйти в тень? Полдень ленивый и жаркий, шевелиться она не хочет. Только бездумно проводит пальцами по голой спине любовника, гладит его по волосам — у нее есть любовник, правда, вот он, это страннее всего, кружит голову сильнее полдневного жара. Она перебирает пальцами пряди его волос — мягкие, ну почему они такие мягкие? Если бы только учитель знал... Если бы учитель знал, он похвалил бы ее. А потом велел бы заканчивать. Она сжимает в пальцах прядь волос того, кто так настойчиво ее добивался, так неосторожно ей доверился. Демон. Один из самых сильных. Его кровь, плоть, кости — все это источник могущества. Учитель запрет его в самом надежном месте самого глубокого хранилища дворца Хуаньхуа. Глубже Водяной Тюрьмы, глубже сокровищницы. Скует цепями, которые не поднять. Наложит талисманы, которые не разрушить. Она придет туда тайно, возьмет все, что ей нужно — кровь, кости, плоть, сукровица... семя. Она уже подсчитала, сколько ей понадобится, чтобы наверняка стать могущественнее учителя. Потом она станет главой Дворца. Тогда Тяньлан-цзюнь, ее демон, ее любовник, будет только в ее власти. Он будет принадлежать ей всегда. Она сможет сделать с ним все, что захочет. Должно быть, она слишком сильно потянула его за волосы — он просыпается, сонно смотрит на нее и улыбается так, как будто над ним нет солнца в зените. Как будто она его единственный свет. Дара предвидения у Су Сиянь нет. Это ее ум, холодный, жестокий, создает образ за образом — вот она проходит через лабиринт, спускается по бесконечной лестнице в глубину глубже Бездны, открывает дверь, которую только она может открыть. Пленник в цепях устало поднимает голову и смотрит на нее... Она прерывает цепочку образов, как будто обрывает что-то внутри себя — что-то над ее средоточием силы и бессмертия болит, горит, может, даже кровоточит. Разжимает хватку твердых, привычных к оружию пальцев, скользит рукой по волосам своего демона еще один, последний раз... ...мягкие, почему они такие мягкие... Она сделает с ним все, что захочет. — Я хочу любить тебя, — говорит она Тяньлан-цзюню. Он приподнимается, кивает, тянется обнять. На дне ее глаз тает образ из тех, которые создал ее разум: пленник в цепях, в темноте тюрьмы, смотрит на нее так, как будто она — его свет.