твой брат, том

      Джо бредёт через поле. Позади него остается полевой госпиталь и стоны покалеченных солдат. Он сам теперь — калека. Руки-ноги целы, а вот душа — нет. Душу из него вырвали в тот миг, когда Скофилд сказал ему это.       Все произошло быстро.       Том мертв.       Джо сжимает в кулаке его кольца. На них — кровь.       Ему хочется орать во всю глотку. Орать на того, кто создал этот проклятый мир, где его брат мертв. Джо и сам теперь мертв. Он не чувствует ничего, кроме боли в груди, словно сердце вот-вот остановится. Ему хочется разворотить себе ребра и сжать этот дурацкий насос кулаком, чтобы завелось, как раньше.       Он падает на колени. Слезы текут ручьем. Джо хватается за волосы и стонет. Воет. По-звериному. Горько, отрывисто. Его словно выворачивает наизнанку. В голове еще звенит от взрывов.       Он достает из внутреннего кармана конверты. Пять из них от матери, два от Тома. Еще один с фотографией.       Джо вынимает фотографию и смотрит. Они улыбаются, все трое. Мать сказала тогда, что нужно сделать три штуки, чтобы у всех было по одной. И они с Томом здесь такие спокойные. Им хотелось порадовать её напоследок.       Он гладит пальцем лицо Тома. Потом надевает одно из колец и прижимает ладонь к губам.       Том был таким легким, когда родился. Джо стоял у кровати матери, а брат глядел на него своими маленькими глазками. Он взял Тома на руки. Тогда Джо понял — этот легкий сверток, всего ничего — самое драгоценное, что только есть на свете. Он разглядывал крошечное лицо и ладошки брата и решил, что теперь будет его защищать.       И он защищал — от змей, жуков, кошки со вздорным характером и острыми когтями. От чудищ из-под кровати, ядовитых ягод и хулиганов. От всего, что можно. Да. Только от самого главного зла он его не уберег — от войны.       А мог бы. Помнит ведь тот вечер, когда Том подошел к нему и сказал: «Хочу, как ты, пойти на фронт»       Почему он его не остановил? Почему не сказал, что не надо, что лучше быть священником, чем солдатом, и причащать прихожан, а не сидеть в окопе. Это было не трудно. Том бы его послушал, он всегда хотел на него равняться. Но Джо ничего не сказал, только похлопал по плечу.       Он себе этого не простит. Никогда.       Первое письмо, которое прислал ему Том, было немножко помято. Конверт потерся — Джо часто его перечитывал.       «Дорогой Джо,       Я прибыл в армию. Здесь непривычно. Заметил многое из того, о чем ты рассказывал, но даже не думал, как все устроено на самом деле.       Все хмурые и уставшие. С едой здесь обстоит туго, нас кормят пару раз в день, и то, если повезет. Очень холодно. Недавно пришло письмо от мамы. Она все спрашивает, как я, а я не знаю, что написать в ответ. Чувствую себя странно.       Но, несмотря ни на что, я рад, что здесь. Думаю, что лучше принесу пользу Родине, чем буду сидеть дома без дела. Еще я, наверное, чувствую себя ближе к тебе, хоть ты и далеко. Может, потому что теперь прохожу через то же, что и ты.       В общем, надеюсь, ты получишь письмо и ответишь. Скучаю по дому и по тебе. Целую.       Том.       23 января 1917»       Джо судорожно выдохнул и вытер рукавом щеку. Это было так наивно — верить, что здесь, сидя в сырых окопах, можно быть полезным. Он и сам так считал. Он ведь из кожи вон лез, чтобы помочь, когда в нем нуждались. И не жалел себя, когда было плохо, ведь кому-то могло быть еще хуже.       Он вспоминает. Май. Сад. Вишня. Том.       Жизнь, которой уже не будет.       Джо смаргивает слезы и тянется ко второму письму.       «Джо,       Прости, что долго не писал. Я совсем замотался, никак не мог найти время. Получил твое письмо — очень долго смеялся. Читаю каждый раз, когда появляется плохое настроение. Надеюсь, у тебя все хорошо.       Стало гораздо теплее, чувствуется приближение весны. Трава совсем зеленая, так что теперь здесь не только сплошная грязь.       Ничего интересного особо не происходит. Я подружился с одним парнем. Он хмурый и много молчит, так что я подумал, что со своими разговорами могу немного его расшевелить. Вроде его не бешу. Это радует.       Я пообвыкся, уже не ошибаюсь так часто, так что на меня меньше кричат. Стараюсь думать о тебе и маме почаще. Кстати! Она написала, что Миртл беременна. Надеюсь, когда мне дадут увольнительную, мы встретимся дома и вместе будем возиться с щенками.       Иногда бывает тяжело, но я справляюсь. Мой друг мне много в чем помогает.       Не знаю, что еще написать. Скажу в двадцатый раз, что люблю тебя и скучаю, но ты и так все знаешь. До встречи дома.       Твой брат,       Том       3 марта 1917»       Он закрывает глаза, сжимая в руках кольца и письма с фотографией — все, что у него осталось от брата. Можно представить, что Том сейчас сидит рядом с ним. Что Том жив.       Джо утирает щеки и дает себе помечтать. Хотя бы чуть-чуть.