Должностные требования

Должностные требования для Егеря на удивление специфичны, думается Гастону: высокий, черноволосый, привлекательный внешне (он пользуется моментом, чтобы пригладить перышки), меткий стрелок, полностью лишен моральных устоев. Последнее заставляет его моргнуть; но у хватает мозгов ровно на то, чтобы сообразить — некто, обладающий моральными устоями, вероятно, не пользовался бы любой попавшейся деревенской девицей, в то же самое время строя планы по женитьбе на Белль, так что он, надо полагать, точь-в-точь соответствует требованиям. Оказывается, что заключительное собеседование — не столько собеседование, сколько пробы… и что в новой должности есть некоторые неожиданные преимущества. Или, быть может, обязанности. Неважно. В любом случае: Ее Величество даже красивее, чем Белль, и вдобавок сама находит Гастона привлекательным (как может привлекать некто высокий, красивый, мускулистый и туповатый — хотя этого последнего она ему не говорит; в конце концов, недостаток мыслительных способностей — ничто иное, как еще одно преимущество для орудия). Ее Величество — высокая и статная, на ней не надето ничего, кроме корсета, и она не тратит времени зря, когда за Гастоном закрывается дверь, — прижимает его к ней спиной и крепко целует, и тут-то очень кстати весь его опыт с девчонками из деревни, потому что Гастон умеет целоваться, как никто другой, и вот уже очень скоро откуда-то из глубины горла Ее Величества доносятся крошечные счастливые призвуки, и она тянет его за рубашку. Отсюда около трех шагов до огромной кровати с пуховой периной, и Гастон пытается сообразить, как снимается королевин корсет. На мгновение ему кажется, будто за ними кто-то наблюдает, но когда он поднимает взгляд, это оказывается всего лишь зеркало на стене, а когда возвращается глазами к Ее Величеству, она уже сама сбросила корсет (он впечатлен; она и не собирается утруждать себя тем, чтобы рассказывать ему о потайных крючках спереди) и распростерлась на покрывале: вся — бледность и изящество. Гастону требуется мгновение, чтобы справиться со своими ботинками, но следом он уже стоит перед ней, обнаженный и гордый, а она улыбается жестокой, тонкой улыбкой и говорит: — Да, я думаю, ты подойдешь. Теперь иди сюда и заставь меня кричать. Он старается как можно лучше — он не настолько туп, чтобы намеренно расстраивать королеву, — и хотя он нечасто делал такое для деревенских девиц, потому что они должны были ублажать его, не наоборот, он справляется весьма неплохо, зарываясь головой между ее ног, полизывая и пощипывая до тех пор, пока она вновь не начинает издавать эти же самые звуки и не тянет его за волосы; и она уже зашла достаточно далеко, или, по меньшей мере, чувствует себя достаточно готовой расщедриться, так что, когда он больше не может сдерживаться и подскакивает вверх, закидывая ее ноги себе на плечи, и скользит в нее медленно и глубоко, она только улыбается и притягивает его ближе. Он трахает ее долго и беспощадно — он в превосходной форме, что есть, то есть, и он хорош в этом, у него куча опыта и сильная мотивация, — и она вновь улыбается этой жестокой улыбкой и царапает ногтями его грудь, оставляя длинные алые отметины, которые не сойдут несколько дней. Ему сдается, будто она пробормотала что-то, когда он кончил, — это звучало слегка похоже на: «Теперь ты мой», — и, быть может, откуда-то из-за их спин, где было то зеркало, в ответ раздался тихий мерзкий смешок, но в основном Гастон сосредоточен на восхитительном удовольствии, с которым трахает эту потрясающе-прекрасную женщину, и оттого мало внимания обращает на что угодно еще. Ее Величество вполне довольна своим новым Егерем. О, да, его понадобится немного натаскать — на куннилингус потрачено до обидного мало времени, и угол проникновения не совсем подходящий, — но он, определенно, достаточно смазлив — с этими прелестными длинными волосами и раздвоенным подбородком, — и она уверена, ей доставит удовольствие натаскивать свое орудие в необходимых вещах. А еще он определенно достаточно туп. И нравится зеркалу.