Молоко с корицей

Я чую твой запах. Пытаешься сбежать. На кровати — раскрытый потрёпанный чемодан, мятая одежда. Таксист обещал приехать минут через пятнадцать. Стрелка на часах отсчитывает четырнадцатую. Ты дёргаешь шторы слишком сильно — они срываются и летят на пол, впуская в грязную комнату немного вечернего солнца. Чертыхаясь, пытаешься вернуть на место — пальцы предательски дрожат, упрямая ткань выскальзывает. Табурет раскачивается, но ты успеваешь спрыгнуть, прежде чем прогнивавшая ножка даёт трещину. Распахиваешь окно, вдыхая пропитанный смогом воздух мегаполиса. Нервным взглядом высматриваешь меня среди бесчисленного потока спешащих людей. Едва, но всё же надеешься, что показалось. Нет. Встречаемся глазами. Застыв на секунду, пятишься вглубь комнаты, спотыкаясь о деревянные обломки. Приглушённо вскрикиваешь, поднимаешься, торопясь провернуть ключ в замочной скважине. Маленький наивный Америка. Выломать обветшавшую дверь не составит труда. Я знаю, что за ней. Ты затаился за шкафом, сжимая в руке кухонный нож. Не успел его помыть, и капли томатного сока тихо капают на усеянный скомканной бумагой ковёр. Рукоять холодная, с окна дует, и тебе хочется согреться, там, у чуть тлеющего камина. Брёвна оказались сырыми, не хотят гореть. Уговариваешь себя выйти, вырвать тело из цепких лап паники, но ватные ноги не подчиняются приказам. Кусаешь до крови губы. Пальцы разжимают нож, тот скромно звякает, отброшенный в угол. Беззвучно стучишь кулаками по стене. Снимаешь белоснежную майку и шорты в полоску, поёживаясь. Опустившись на колени, выползаешь, стоит жалостно заскрипеть петлицам. Спешишь уткнуться носом в забрызганные берцы. Несмело подняв голову, смотришь на меня. Недолго — придавленный сапогом к полу, скулишь слова извинений. Ты думал, я не узнаю. Телефон разрывается, но уже поздно. Ты слышишь, как ругается водитель у подъезда, со злостью захлопывая дверь. Звук отъезжающей машины режет слух. Тело рвётся догнать. Но знаешь, что одним неверным движением себе же сделаешь хуже — и заплаканными глазами смотришь на ботинки, старательно их вылизывая. — Х-хозяин, — доносится едва уловимый знакомый шёпот. Делаю вид, что не слышу — и твой язык полирует кожу ещё тщательнее. Пот бисером скатывается по лбу, в глаза лезут растрёпанные волосы. Боишься признаться себе, что внутри расцарапывает скользкое чувство, смешивающееся с проступающим на щеках румянцем. — Что ты там бормочешь, сучка, — зарядив берцами по носу, наклоняюсь, чтобы подхватить твоё худощавое тело, — ну? — М-мой… хозяин, — слова звучат громче. Но в глазах по-прежнему играет плохо скрытая злоба. Словно загнанный в угол зверёк, готовящийся к отчаянному прыжку. Последнему. Объятый полыхающей в измученном взгляде ненависть. Глупый, ты всё ещё надеешься, что я остановлюсь. Невозможно. И чем раньше осознаешь, тем лучше для тебя же. Медленно развязываешь шнурки, не переставая работать языком. Аккуратно стягиваешь ботинки. Упираешься в носки — о да, сегодня у меня было много работы, — и крепкий пот ударяет в нос. Кинув робкий взгляд на кожаный ремень, подносишь берцы к себе, глубоко вдыхая. Через проступающую влагу. Бережно опустив ботинки, несмело проводишь кончиком языка по резинке носка, спускаясь к мыску, и приступаешь к подошве. Вылизав и второй, снимаешь их. — Чего застыл? Работай, — ухватив за волосы, саданул о скрипучие доски. Из носа бежит тонкой струйкой кровь, но не вытираешь — язык покорно скользит по ступням. Под аккомпанемент хриплого дыхания — в паху жжёт, и член, чувствуя твой невинный аромат, дёргается сильнее, — обсасываешь пальцы, боясь поднять взгляд. В подкрадывающейся полутьме аромат ощущается острее. Закидываю тебя на кровать. Хрупкое тело с тонкой, словно из бархата, бледной кожей. На ней так красиво смотрятся алые отметины. Эхом доносится твой приглушённый крик — зубы раздирают плоть, вгрызаясь, оставляют за собой багряные следы. Красные ниточки сливаются, сплетаясь в единый рисунок-метку. — Больно, отпусти! — ты хватаешься за мои плечи в тщетной попытке оттолкнуть. Твой придушенный голос чертовски возбуждает. Язык скользит по верхней губе. Пока правая рука сдавливает твою шею, левая сжимает вставшую в джинсах плоть. Разворачиваю тебя. Жадно глотаешь воздух, откашливаясь. Пробуешь повернуться на спину — напрасно. Передо мной твоя задница. Две идеальные половины, сжатые на пробу. Упругие, как и ожидал. Такие напряжённые. — Н-нет, что ты делаешь, — кричишь, голос срывается, но губы продолжают двигаться, выплёскивая глубоко спрятанный страх. Скрываемый, он вырвался на свободу, подарив мне полный над тобой контроль. Тело дрожит, когда пальцы нащупывают и сжимают твои соски. Через сбивчивое дыхание доносится глухое мычание. — Что, нравится? — смех заставляет тебя вздрогнуть, — признай, что всегда хотел меня, Америка, — пальцы стягивают соски вниз до предела и резко отпускают. Пятерни ударяются об задницу, оставляя отчётливые следы. — С-с ума сошёл, Совок проклятый, — шипишь, чуть приподнимаясь, — единственное, чего я хочу… Ты захлёбываешься в смерче неприязни и подступающего к горлу стыда. Но тело говорит об обратном. Договорить не получается. Раздвигаю покрытые алеющими следами гладкие ягодицы, и слюна стекает в твою девственную дырку. Стоя на коленях, упираешься ладонями в порванную простынь. Погружаю палец внутрь, — и на каждое движение твоё тело отвечает судорогой вперемешку с плаксивым криком, перетекающим в стон. — Н-нет, не надо, подожди! — звуки складываются в слова и невольно вылетают наружу. — Чего? — удар ремнём растворяется в обнажённом крике. Выдыхаешь, промямлив что-то под нос. Тяну на себя резинку твоих джоков, позволяя войти и второму пальцу. — Р-Ро… ссия, — запинаясь, шумно сглатываешь, — внутри всё… горит… не понимаю… — Да ну? — резко выдёргивая пальцы, наслаждаясь смесью боли и удовольствия, вырвавшейся из тебя. Сжимая у основания сочащийся смазкой пульсирующий член, сплёвываю ещё раз. — С чего бы? — Дьявол! — истерзанный вопль отскакивает от обшарпанных стен. Сжимаешь подушку, разрывая хлопок. — Д-достань! Остальных слов не разобрать — их проглатываешь целиком, выпуская с порцией воздуха лишь подобие бесполезной мольбы. Головку плотно обхватывает твоя напряжённая горячая плоть. Инстинктивно пытаешься вытолкнуть, и от этого стенки ануса давят ещё больше, опаляя пожаром всё тело. Руки блуждают по выпирающим ключицам, проскальзывая между лопаток. Ты пахнешь корицей. Лёгкой и будоражащей. И я не могу остановиться. В одичавших всплесках полуслов-стонов ты подмахиваешь задницей, высунув язык, полностью принимая врывающийся член. Стягиваю волосы, и ты покорно задираешь голову, чтобы я увидел лицо. Наполненные уже только одним желанием глаза. Продолжаешь остервенело разрывать подушку, но с каждым новым толчком в зад пальцы всё больше обмякают. Ещё один — и отпускаешь расцарапанную ткань. Яйца яростно ударяют по половинам. Перья прилипают к переносице, изо рта стекает слюна, с рывками отлетающая на кровать. Ты боялся проиграть. Но ощутив вкус, твоё тело умоляет брать его так грубо, как захочу. И руки сжимают тело крепче, заставляя тебя задыхаться, скрывая в слюдяном тумане реальность. Прожигать поцелуями до разбросанных по спине гематом. Сковывать огненными клешнями, утопив последние искры ненависти в ярких красках-окриках. Напряжение разбивает сопротивление и чем ближе выстрелы, тем тише их шёпот, сходящий в бездонную пропасть. По сосудам разносится необузданные отблески, и твоя задница рвётся от напора и нетерпения. Выстреливающая сперма заставляет тебя подпрыгнуть. Выдёргиваю член — причмокивая, зад неохотно отпускает его. Белёсое молоко покрывает твои ягодицы, толчками выходя из распухшей дырки. Размазывая по коже, ввожу ствол, проталкивая семя внутрь дрожащего ануса. И прерывистое дыхание прорезает твоё «Х-хозяин». Быстро натягиваю одежду, пока ты тянешься к заднице. Покрыв пальцы смешавшейся со слюной спермой, облизываешь. На твоей шее оставляю очередную метку-поцелуй. Ты мой, Америка.