автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
Нравится 3 Отзывы 7 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Шелест хрусткой ткани — рядом за парту с Феликсом кто-то садится и беззаботно, будто они старые знакомые, тыкается в плечо носом. С характерными щелчками раскрываются лэптопы, преподаватель скребёт доску, избавляя от следов маркера, люди вокруг шепчутся на все лады. — Ты хорошо пахнешь, — говорит девушка, положив подбородок ему на плечо. — Чем-то горьким, но не отталкивающим, как перец с корицей, или, ну, не знаю, как ладан. Феликс дёргается от девушки в сторону. Она сладко пахнет медом и весной — душистыми только распускающимися цветами сирени и ранеток, на которые у Феликса аллергия, девушка скользит по скамейке следом. — Ты ведь Феликс, верно? Я Лила, — она забавно проглатывает «к» в его имени, и эта ее «л» звучит так по-итальянски мягко, но Феликс качает головой, морщится и раскрывает лэптоп, автоматически проводя рукой по клавиатуре Брайля. — Мне то что с этого? — Я давно слежу за тобой, — она ничего не открывает, значит, у нее была раскрыта тетрадь или у нее планшет. Лила понижает голос до доверительного шёпота. — Ты мне нравишься. — Это полностью твои проблемы, знаешь ли, — даже не раздумывая, отвечает Феликс и убирает волосы с лица. Они не мешают видеть, потому что он не видит, но все же неприятно щекочут веки. — Какой ты вежливый, может, мне книксен сделать, чтобы соответствовать? — беззлобно хмыкает Лила, и Феликс не сдерживается, усмехается в свой бесконечный конспект из бесконечных точек. Лила, удовлетворившись его реакцией, накрывает его ладонь своей. Феликс зажимает не ту клавишу, шипит, скидывая чужую ладонь, а после, повернувшись к собеседнице, чтобы отколоть ещё что-нибудь холодно грубоватое, с ужасом понимает, что в непроглядную тьму, с которой он дружит с детства, понятия не имея, как выглядят родственники или же он сам, его дом, мир вокруг, прорывается свет, очень тусклый, словно кто-то очень далеко в тумане включил фонарь. — Что-то не так? — спрашивает Лила, громко чиркнув ручкой по странице. Значит, тетрадь. Значит, она должна сидеть выше, на местах не для слепых. — Всё так, Лила. Она недовольно цокает языком, отстегивает пуговицу на рубашке. — Боже, дай мне крылья, чтобы я могла улететь отсюда далеко-далеко, — Лила шипит, кидая что-то на пол под парту, — чтобы отстирать эти долбанные чернила. С белого чёрное, можешь себе представить? — Нет, не могу. — А ну, да, извини, — Лила откидывает волосы за спину, хлестнув ими Феликса по плечу. — Пойдешь со мной на свидание? Окрик преподавателя заставляет обоих вжаться в свои места на пару мгновений. — Ты такая проблемная, зачем мне это, — замечает он. Лила вместо нормального ответа проводит рукой ему по волосам, мягко заправляя вездесущие прядки волос за ухо, вызвав желание перегрызть ей запястье и ошеломлённые вздохи вокруг. Феликс бы закатил глаза, но это не его профиль. — А теперь можно мне улететь далеко-далеко? Лила — студентка по обмену — оглядывается вокруг на всех этих удивлённых людей, лучше бы за лектором следили, а не за тем, как Лила залезает в зону комфорта какого-то парня. — Ты всех в этой аудитории отверг, что ли? — Скорее, я здесь единственный незрячий, всех отвергший, но ты почти угадала. Лила легко смеётся. — Приходи на площадь Вогезов к семи, но можешь опоздать, потому что я люблю опаздывать, тогда мы придем одновременно. — Я не соглашался. Лила наклоняется к его уху, чтобы ответить. — Как ты там говорил? — Феликсу смешно с этого, но он не подаёт виду, а Лила весело продолжает. — Это полностью твои проблемы, знаешь ли. Феликс сваливает себе ванильное мороженое на носки осенних броггов, потому что в аудиокниге кто-то начал неистово кричать, хулигански лепит коричную жвачку под скамейку и уходит с площади Вогезов в восемь десять, потому что Лила так и не пришла, а ему виделись точки-огоньки с детской карусели. *** Феликс выходит из аудитории первым и тут же нарывается на точно поджидавшую его Лилу. — Почему ты не пришёл? — Лила задевает его плечом, наверняка, задрала нос и обидчиво губы надула, даже не нужно быть зрячим, чтобы это знать. В коридоре дикий человеческий поток, голоса гудят и наполняют здание до краев, Лилу чуть сносит к стене, Феликс даже поворачивает в ее сторону голову, будто может знать, где она наверняка. — Я пришёл. Это ты не пришла. — Неправда, — отрезает Лила. — Я ждала тебя с восьми, а ушла в девять. — Я ждал тебя с семи и ушел в восемь. Ты перепутала время, — Феликсу хочется побыстрее добраться до следующей аудитории и не вляпываться снова во все это. — Куда ты? Прости, пожалуйста, — она выскакивает вперёд и хватает его за руки, — давай ещё раз попробуем. — Прекрати это, — сбросить ее не получается. — Я не хочу. — Почему? Если думаешь, что я некрасивая, можешь потрогать, но, знаешь, аккуратно и не ниже талии, совесть, в конце концов, никто не отменял, а если считаешь меня дурочкой, то, знаешь ли, я бы сюда не попала, будучи дурочкой. — У меня была девушка, — Феликс легко находит плечо Лилы, материал такой мягкий и приятный, это пуловер поверх блузки, облитый волосами, которые она не откинула за спину, Феликс убирает их сам, Лила неловко вздрагивает, — она тоже была навязчивой с самого начала, я думал, что со всеми бывает, а потом она сделала очень мерзкую вещь моей школьной подруге из-за ревности, так что в итоге я остался один. И советую тебе держаться себя в руках. — Это — да? — Лила наклоняет голову, Феликс задевает ребром ладони сережку-кольцо с ее уха. — Это — я подумаю. Лила хмыкает и оставляет поцелуй ему на щеке, чтобы слепота вновь вспыхнула — теплым солнечным светом из окон, кислотно-зелеными пятнами надписей над проемами «выход» и «тишина» — и тут же затухла, возвращая Феликса в ватный туман из маренго. *** Лила слизывает его мороженое, не спрашивая разрешения, морщится «фу, лимонное» и тянется клюнуть воздух около щеки Феликса. — Облака сегодня такие красивые. Зрячие дети смеются, катаясь на лошадках подсвеченной всеми немыслимыми цветами карусели. Лила кажется ниже, будто каблук сняла. — Я дотронусь до тебя? — А руки у тебя чистые? — Лила тыкает пальцем ему в мороженое по самую костяшку и сует его за щеку. Феликс кивает ей в ладонь, которую она резко взметнула ему под подбородок. — У меня псориаз, горбатый нос и челюсть до коленок. — Очень смешно, — Феликс зажимает её хорошенький острый носик между указательным и средним, Лила возмущённо клацает зубами, но Феликс сводит длинные пальцы у нее на подбородке. На самом деле, совершенно нормальном, узком таком. — А я ведь почти поверил. — Дурак, — смеётся Лила. У поцелуя кисло-сладкий лимонный вкус. *** Феликс понимает, что у них из общего только холодная ядовитость да любовь к английской литературе и античной культуре. Лила рассказывает ему о цветах вокруг, что облака белые, но бывают такие разные, то фиолетовые, то розовые, то серые, а небо бывает васильковым, или цвета индиго, или цвета какао, солнце и белое, и жёлтое, и красное. Что глаза у Феликса зелёные, как трилистник, а значит, что он редкостный счастливчик — Феликс лишь неодобрительно хмыкает, трость бьётся о бордюр, а после о ножку скамейки. Феликс уверен, что это скамейка. — Я все равно не понимаю, о чем ты. — Ну, вот ты в черной одежде, потрогай ткань пальто, это черный, ты будешь знать, что такое чёрный, — Лила клацает леденцом о зубы, — открой рот. Лила хихикает, щелкая его по носу и оставляя холодные пальцы на линии челюсти. — Феликс, открой, я не заразная. — Справок о состоянии своего здоровья ты мне так и не показала. Леденец оказывается яблочно кислым. — А это зелёный. Белые облака — это воздушно мягкий подклад в капюшоне куртки Лилы, красный — обжечь руку об огонь зажигалки, синий — это дым, вьющийся лентой от кончика сигареты, а жёлтый — тепло от рук. — Оранжевый? — спрашивает Феликс, глубоко затягиваясь кофейным дымом. — Апельсины, — Лила наклоняет голову к его плечу. — Лисы. Моя помада. — То есть, у меня сейчас все лицо оранжевое? — Феликс сбивает пепел. Лила гладит его по виску, перегрызая все ещё сладкую палочку от закончившегося леденца. — Ага. В парке одиноко пусто, мигают включающиеся фонари, ветер подхватывает листья и тут же опускает их на землю. Лила вдыхает сырого воздуха и заводит свою руку за руку Феликса. Он не дёргается, уже хорошо, может, даже соизволит обнять покрепче — Лила не хочет признаваться, что уже порядком замёрзла, капроновые колготки под короткую юбку в минусовую температуру — это худшее из ее решений за вечер. — Я люблю фиолетовый, он похож на ревность, измену и злобу одновременно. — Тогда мне нравится красный. — Почему? — Лила крутит кольцо у него на пальце. Феликс тушит окурок о лавку. — Он хочет казаться броским, но на самом деле совершенно обыкновенный. Даже скучно. — И чем он тебе нравится? — Лила нервно растирает ладонь о коленку Феликса, темная джинса приятно шуршит. Он пожимает плечами, снимает клетчатый шарф с шеи. — Ты замёрзла. Лила видится ему как абрис, а это лучше, чем то расплывчатое пятно в тумане или просто приятный голос в глубине темноты. *** — Ты можешь прямо сейчас уйти и никогда не возвращаться, — Феликс раздраженно трет переносицу, — я не потерплю таких выходок у себя в доме. — Господи, подумаешь, попросила Адриана пиццу с ананасами заказать, тебе вообще лакрица нравится. Лакрица, Феликс, кому вообще она может нравится, на вкус как соленая зубная паста, извращенец. Девушка Адриана, Кагами, тихонько смеётся с их бессмысленной перепалки, Адриан же жалобно переводит взгляд с Феликса на Лилу, сидящих на разных сторонах дивана, разделененных вертящей головой Кагами, не зная, что делать, садится к ней и шепчет: — Ну, вот за что, я просто хотел маргариты поесть, а они уже минут двадцать не могут определиться, за что мне это, Кагами? — Закажи уже что-нибудь, у них просто выбора не будет, — отвечает она, ласково потрепав его по волосам. Лила нечаянно смахивает статуэтку со стола, вскинув руку — Феликс поворачивается на звук. Адриан готов проклясть все на свете, потому что это мамина любимая статуэтка, а Лила решительно не понимает, что именно сделала, но извиняется. Феликс настороженно следит за двигающимися силуэтами, пока они не разбредаются, кто куда, а самый яркий из них, не припадает к нему в поисках тепла — Феликс обнимает ее одной рукой, пока нет брата и его девушки, убежавших рубиться в настольный футбол. Феликс понимает, что что-то не так, но не может понять — что именно. *** Сандаловый пепел обжигает пальцы, Лила, наклонясь над столом, пытается его смахнуть, но в конечном счёте решительно окунает истлевшее благовоние в застоявшуюся воду в стакане с сухими цветами. — Где у тебя сигареты? — Ты же видела. В пальто. Лила слепо ведёт руками по столу и выскальзывает из своей комнатки в коридор к верхней одежде. Феликс закрывает окно, потому что холод неприятно кусает за предплечья и ребра, а вечно чихающая Лила сейчас скачет по дому в одних трусах, только волосами прикрываясь. — Совсем запамятовала, где они лежат, — Лила садится на кровать, но, поняв, что его там нет, беспомощно оглядывается на окно. — Что ты хочешь на Рождество? — Сдать тот чудовищный проект по Риторике Аристотеля. Лила отстукивает сигарету о бок пачки — украденный у Феликса жест — и зажимает между зубов. — Если собрался говорить об умных вещах, оденься для начала нормально. Феликс пролистывает ветхую «Божественную комедию» на итальянском с подоконника, видя только пятна и даже не зная, что листает, под рубашку задувает из узкой щели на окне. — Лила. — М? — она забирается на кровать с ногами, поджигает сигарету и щурится от дыма. Феликс возвращается к ней, садится рядом и не забирает сигарету, вообще желая вернуться к тому, с чего они начали — к оральному сексу и распитию помойного божоле нуво, потому что ничего другого у неё в холодильнике не нашлось. — Если ты не заметила, я одет. Лила хмыкает. — Я, кажется, моргнула, прости. *** Феликс видит, что она больше серая, чем должна быть, хотя кто бы говорил, он вечно в черном, даже сейчас, словно в трауре по самому себе — в зеркалах только мутно золотистые пятна волос да бледной кожи, Феликс никогда не думал о цветах самого себя, пока не увидел. Вечер тяжело ложится на плечи возбуждёнными криками прохожих групп туристов, карамельным запахом выпечки из пекарни неподалеку и пасхальной неопределенностью. От удара по плечу прохожим бумажный пакет падает из рук под ноги, Лила вздрагивает и отшагивает, вжимаясь спиной в Феликса, шедшего позади, едва не ударившего ее тростью. Коснувшись асфальта, бутылка разбивается и распарывает бумагу, Лила, обняв себя за ребра под кожаной коралловой курткой, присаживается около осколков — кровавое вино, только купленное, растекается вездесущей резко пахнущей лужей. — Ботинкам конец, они ведь замшевые и светлые, — грустно вздыхает Лила, не решаясь опустить рук, дабы убрать с тротуара хотя бы бумагу. А Феликс замечает осколок поострее, пронзенный догадкой, роняет трость, чтобы освободить руку, и подаёт Лиле другую, она доверчиво поднимается — Феликс мягко оглаживает ей шею и останавливает ладонь на затылке. — Что ты делаешь? — она беззащитно улыбается оранжевыми губами, Феликс, хмыкнув, целует ее в нос и подносит стекло острым концом прямо к узкому зрачку Лилы, пока улица не очень людна. — У тебя очень красивые волосы, — успокаивает он её. Солнце нежно играет на них, просвечивая каштановое пряной рыжиной, Лила смуглая, остролицая, с ореховыми глазами и тоненькая, как девочка-балерина, выпрыгивающая из музыкальной шкатулки, как пройти мимо такой, не оглянувшись, будучи зрячим. Кажется, все было ложью с самого начала. Она даже не моргает, продолжая улыбаться, и смотреть прямо на остриё, которого не видит. Феликс бросает осколок, Лила вздрагивает и прижимается к его плечу щекой, обнимая за шею, понимая, что что-то не так. Ладонь кровит, Феликс гладит Лилу по волосам, птицы снопом спиралей бросаются с одного здания на другое, будто в истерике. — Ты незрячая. Лила вздергивает голову, будто пытаясь посмотреть в лицо, у нее почти получается, но все равно глаза смотрят будто сквозь, на розовые облака и красное солнце. — Частично, вижу все, будто в сетке, не вижу тебя, но слышу и чувствую так сильно, что мне тяжело. Когда-то давно я была зрячей, Феликс, видела все вокруг. Эта жизнь такой перевёртыш, никогда не знаешь, что тебе выпадет, верно? — у Лилы на секунду срывается голос, и глаза распахиваются сильнее, словно она собралась заплакать, приходится упереться лбом в ее лоб, шипя «все нормально», хотя это неправда. Феликс думает, что ему должно быть больно, как раньше, когда он терял веру, но нет, теперь он думает — что им удивительно повезло.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.