12
13 апреля 2020 г., 18:21
Из окна её спальни просматривался соседский забор с «парадной» калиткой, и Китти видела, как Бэкки выходит встречать отца. Каждый будний день, за несколько минут до половины седьмого. Уолтер всегда появлялся ровно в 18.30 или чуть раньше, никогда не опаздывал. Бэкки с радостным визгом кидалась к нему, он подхватывал её, кружил и обнимал.
Всякий раз картина наполняла сердце Китти светлым, но очень грустным умилением. Она говорила себе, что незачем смотреть ежедневно, ничего нового она не увидит. Но всё-таки смотрела. Китти подходила к окну в то же время, в которое Бэкки подходила к калитке… А ведь эта маленькая девочка без всякого труда подвигла Уолтера на то, чего он не делал ни для Китти, ни для Шуанг, — никогда не задерживаться на работе.
Отцовство изменило Уолтера больше, чем он ожидал, больше, чем он и сейчас мог осознать. Едва узнав, что у них с Шуанг будет ребёнок, Уолтер ощутил на своих плечах вес всего мира. Как человек рассудительный, он всегда понимал, что мир в одиночку не изменишь, но теперь внутренний голос постоянно вопил: «Надо что-то менять! Надо сделать что-то лучше! Надо сделать этот мир лучше, ведь сюда придёт мой ребёнок!» По сей день, если Уолтер видел вживую или читал в газетах, как кто-нибудь творит подлость, жестокость или попросту глупость (особенно часто наталкиваешься на подобное в криминальной хронике или разделе политических новостей; впрочем, иногда это одно и то же), он испытывал непреодолимое желание схватить «творца» за грудки, хорошенько встряхнуть и прорычать: «Эй, давай-ка поаккуратнее, идиот! Наворотишь дел, а моей дочке во всём этом жить!»
Он понял, что способен на убийство. Если общество терпимо в целом, это не значит, что не найдётся отдельных личностей, желающих задеть Бэкки, высказаться насчёт её происхождения. В реальности до убийства не доходило, но Уолтер знал, что сможет убить за Бэкки, если понадобится. Его, человека тихого и мирного, это порой пугало, но совсем не удивляло.
Себя он боялся гораздо меньше, чем за себя. Он постоянно жил с мыслью, что должен беречься, потому что кроме него у Бэкки нет никого, и если с ним что-то случится, она останется одна, без помощи и поддержки. Он не жалел сил и средств на обучение дочери и надеялся, что если его вдруг не станет прежде, чем Бэкки вырастет, она хотя бы успеет получить как можно больше знаний и навыков. Чтобы в будущем у неё было больше возможностей позаботиться о себе, больше шансов не пропасть и чего-то добиться. Чтобы ей не пришлось наплевать на свои таланты и работать до изнеможения ради выживания в бесконечной череде унылых дней, спасти от которых может лишь удача, близкая к чуду. Или чтобы не потребовалось от безысходности выскакивать замуж за какого-нибудь безответно влюблённого в неё беднягу-олуха.
— Чем ты сегодня занималась? — спрашивал Уолтер.
И Бэкки принималась рассказывать обо всём. Что она видела, что делала, что нового узнала, чему научилась, где они с Венлинг были. Уолтер слушал и понимал, что сейчас он — самый счастливый человек в мире. Потом наставала его очередь рассказывать, как прошёл день. Он старался, чтоб ребёнку было понятно и нескучно.
— Сегодня я проверял рис, который потом повезут в Нью-Йорк на корабле.
— Чтобы знать, что рис без опасных микробов?
— Да.
— А далеко отсюда до Нью-Йорка?
— Порядочно. Больше двух с половиной тысяч миль.
Бэкки притихла, безуспешно пытаясь осмыслить такое расстояние. При всём уме она была слишком мала, и для неё не существовало особой разницы между городом за сорок километров от Джорджтауна и городом за четыре с лишним тысячи километров.
— Ты когда-нибудь был там?
— Нет.
— А когда-нибудь поедешь?
— Не знаю.
— А если поедешь, возьмёшь меня с собой?
— Конечно, если ты сама захочешь.
— Я захочу.
— Это ты сейчас говоришь так, — тихонько рассмеялся Уолтер. Иллюзий насчёт взросления у него не было. — Когда вырастешь, тебе без меня будет интереснее, чем со мной.
— Неправда. — Бэкки надула губки. — Мне всегда будет интереснее с тобой. Всегда-всегда.
Уолтер не стал разубеждать. Он постарался во всех подробностях запомнить этот момент, чтобы вспоминать его потом, когда у дочки будет отдельная жизнь.
— Знаешь что, Бэкки?
— Что?
— Я очень сильно люблю тебя.
— И я тебя, — без промедления ответила она, прижимаясь своей щекой к его щеке. — Я очень люблю тебя, папочка. Очень-очень!