fatal cigarette

Мама всегда говорила, что татуировки — это глупо, ненужные и мерзкие штуки, которым лучше не быть на теле семнадцатилетней девушки. Но у Греты были свои представления о жизни, помимо кофе, так полюбившегося за последние пять лет. Она хотела тату. Можно, там, где мама точно не заметит, и вообще, где никто не заметит маленький рисунок. На ноге, к примеру — отличный выбор. Девушка даже последнюю пару прогуляла, чтобы пойти к мастеру и его допросить, что, по чем. Вот только, прогулянную географию жалко, там преподавать — миленький, можно было бы и позаигрывать с ним. Но сейчас, в этом страшном месте, в, кажется, кабинете мастера, в котором повсюду какие-то рисунки с черепами, Грета по-настоящему боится двигаться, что уж о тату говорить. — Да Вы не бойтесь, девушка, у нас все — на высшем уровне, лицензию Вы видели, — слишком быстро бормочет мужчина, поправляя запутавшиеся волосы, — Надеюсь, Вы знаете, чего хотите и мы приступим к работе, — он поднимается со стула, прикрывая глаза от усталости и только может слышать, как хлопает дверь, вперемешку с нервным криком девушки. Хорошо, Грета сбежала, ладно. Но она действительно не знает, что рисовать. Цветок какой, может имя или что там обычно рисуют девочки? Что-то миленькое. Хотя. Здесь вопрос. А девочки прогуливают пары? А идут в клуб от печали? А заказывают виски пятьдесят четвертого года? Наверное, нет. Значит, Грета — не девушка, явно. — Все нормально, малая? — девушка еле-еле приподнимает голову, чувствуя, как та наливается свинцом с каждой секундой все больше и больше. Сколько часов она уже здесь. Три? Скорее всего. Надо бы возвращаться домой, в общежитие, но как-то вот не особо получается. Тем более, когда рядом девушка с таким очаровательным голосом. — Меня Лаура зовут, тебя? — если честно, Грета и слова сказать не может. Во-первых, алкоголь и правда заплетает язык, во-вторых, эта девушка — ужасно красиво. Даже для человека, которого девушки никогда не интересовали, коим Грета и является. Поправка, являлась. — Ты в общаге, небось, живёшь, да? — она может отчётливо кивнуть. Вот это достижение для отличницы потока, — Пошли, пьяница, проведу тебя, а то, потом не пустят — час-то комендантский, — и снова кивает невероятной красавице. Она больше не просыпается, да и не особо-то хочется. Когда тебя почти на руках тащит самая настоящая принцесса. Блондинистые, почти золотистые волосы, голубые, как сам океан или его отражение в небе, глаза и совсем-совсем розовенькие губы. Ну, это из хорошего. Дальше идёт только подертая зелёная майка, на которой висит еле-еле золотая цепочка, короткие, порезанные, скорее всего, канцелярским ножом, шорты и огромные ботинки. Плюс ко всему, бутылка коньяка во второй руке и сигарета в зубах, дымящая жутким мятным запашком. На улице ещё темно, а руки «Лауры» стали немного влажными, когда они наконец подходят к общежитию. — Дальше сама, малая, я пойду, — и улыбается, сквозь сигарету, которую сама же, сплевывает, машет ладонью на прощание. Грета никогда, наверное, не поймет, почему ей так захотелось. Ну, наверное, во всем виноват тот викарь и красота девушки напротив. Потому она ее и «случайно» поцеловала. И это был не первый, но уже официально лучший поцелуй в жизни каждой из них. Только вот Грета отошла первая, улыбаясь, как будто, уже позаигрывала с тем преподавателем и так же, машет ладошкой, чуть не падает на пороге и уходит, оставляя Лауру одну в этом протухлом дворе. И она набила на своем бедре ту самую сигарету, которую так неумело выплюнула красотка, объясняя это мастеру, как очень важный знак ее первой любви. И тот согласился, глупо, но понимая все, только бы ему заплатили. И сейчас Грете правда сложно объяснить сыну, что значит этот «рисуночек на ножке». Да она и не хочет. Никто не должен знать, ради кого отличница пропустила географию с милым преподом.