***
Беатрис открывает окно, встречая пернатую гостью, и присаживается перед ним, абсолютно не заботясь о том, что может простудиться. На самом деле, это уже привычка. На палец улыбающейся птице девушки присаживается сиалия и что-то довольно щебечет. — Ну хоть так, — пытается усмехнуться Беатрис, но по щекам вновь тонкими струйками текут слёзы и капают на пол. Девушка небрежными движениями пытается стереть их свободной рукой, всё ещё обращаясь к своему почтальону. — Спасибо. Правда, спасибо за помощь… Боже, они бы надо мной посмеялись, увидев, как я сейчас выгляжу! Ну же, Беатрис, возьми себя в руки! — Дожила, сначала дочь превратилась в сиалию, потом поехала кукухой, — саркастично произносит стоящая в дверях комнаты женщина, к которой рыжая тут же оборачивается. — Ужин готов, милая. О, и дай-ка угадаю, по кому ты плачешь… — Мама! — беззлобно, но с напускным возмущением смеётся Беатрис и отворачивается к окну. — Я сейчас приду, — женщина медленно кивает и удаляется, потому что понимает — её дочь нуждается в том, чтобы иногда побыть слабой наедине с собой и своими мыслями. Сиалия тоже улетает, а Беатрис складывает руки на подоконнике, опускает на них голову и, печально улыбаясь, начинает напевать, закрыв глаза. — Птица — один. Деревья — вдвоём. Втроём они ветер в листве… Её голос эхом отдаётся в лесу, где в небольшом домишке живёт дровосек со своей дочерью, где по весне на реке снова можно будет увидеть пароход с лягушками на нём, где секунда — целая вечность, а вечность — всего лишь миг. И пусть друзья разлучены, кое-что связывает их и без почтовой сиалии. Что в Нашем мире, что в затерявшемся в анналах истории Неизведанном сейчас идёт снег.Часть 1
25 марта 2020 г. в 21:46
— До завтра, Вирт, — улыбается парню Сара, прежде чем выпорхнуть за двери дома, сбежать вниз по крыльцу и уйти, скрипя снегом под ногами, домой.
Вирт, мечтательно глядя ей вслед, продолжает махать рукой в знак прощания, будто в последний раз перед долгим расставанием, несмотря на порывы слабого, но ощутимого зимнего ветра, что залетают парню за ворот парадной рубашки, которая, впрочем, из-за визитов Сары становится его повседневной одеждой. Из транса Вирта выводит резкий хлопок по плечу от отчима, что, как и всегда, смотрит на него с сияющей улыбкой на лице. Парень отшатывается вперед под тяжестью хлопка, но сразу же выпрямляется и поднимает выжидающий взгляд на мужчину.
— Да ты, Вирт, ловелас, — беззлобно смеется Джон, по-прежнему держа ладонь на плече парня. Он в каком-то старческом жесте отводит кружку с кофе в сторону и назидательно продолжает, предварительно задвинув очки на переносицу. — А вот если бы играл в оркестре, так за тобой давно бы все музыкантши школы бегали, — Вирт не хмурится, не злится. Напротив, после их с Грегом приключения пребывания в больнице у парня совсем отпало желание язвить в ответ на реплики маминого нового мужа и в принципе общаться с ним крайне саркастично. Так что теперь Вирт лишь слабо усмехается, закатив глаза, и закрывает дверь, поскольку начинает сквозить.
Игнорируя довольно вялые по сравнению с обычным попытки Джона уговорить Вирта таки вступить в оркестр, юноша направляется к лестнице на второй этаж. Уже положив руку на перила и поставив ногу на ступеньку, парень обращает взор к гостиной, в которой за фортепиано сидит мама и, напряженно пожевывая кончик карандаша, пялится в задумчивости в свою нотную тетрадь. Затем, задумавшись, она сначала не замечает, как ладонь ее соскальзывает с клавиш, а после с отразившимся на бледном от непроницаемой задумчивости лице прозрением, видимо, слышит получившийся звук и спешит его записать. Кэтрин, отрывисто завершив последнюю ноту крючком, поворачивается и с улыбкой смотрит на Вирта.
— Я дописала, — радостно сообщает она.
— Здорово, — кивает слабо парень, замечает на краюшке листка рисунок маленькой птички и спрашивает. — А как называется.? Прости, запамятовал.
— Лазурная птица, — неловко, но так по-родному мило и заливисто смеется женщина, заправив непослушную прядь волос за ухо. Кэтрин прикрывает глаза и глубоко вздыхает. Вирт не понимает, точнее, не вспоминает, с каких пор собственный дом настолько ему приятен. Кажется, с первым выпавшим снегом все внезапно стало проще для него и для его измученной души, рассыпавшейся осколками по кладбищу потерянной любви. Парень чуть ли не издает смешок, пока мама витает в облаках. Былые переживания сейчас кажутся такими нелепыми и преувеличенными, подобно написанному чисто из желания написать хоть что-нибудь стиху. Вирт рассеянно моргает, опустив взгляд в пол. На секунду у него появилось смутно ощутимое дежавю и чувство, что чей-то знакомый голос, отзывающийся в душе тоской, назвал бы его сущим идиотом. — Когда мы жили у реки с папой, — разрывает тишину Кэтрин, и Вирт спешит поднять взор на нее, — к нам каждый день прилетала такая птичка и пела. Даже в непогоду, — женщина, не открывая глаз, проигрывает небольшую мелодию, а затем чуть ли не подпрыгивает на месте. — Вирт, ты не голоден? Ой, у меня же пирог в духовке стоит! — подрывается Кэтрин с места так резко, что банкетка чуть ли не падает, и спешит на кухню. Вирт беззлобно фыркает, качает головой и поднимается в свою комнату.
Закрыв дверь, он открывает окно и впускает в комнату морозный воздух в надежде, что тот освежит его память, ведь после встречи с Сарой, а может вовсе и не по этой причине, у него почему-то появилась легкая и светлая, но тем не менее меланхолия. Такая, какая бывает в тихие и спокойные зимние дни, как этот, когда праздники уже позади, и остается только ждать пробуждения природы с весной. Но до первого журчащего ручья не отпускает чувство какой-то приятной и томящей недосказанности, прозрачной надежды на новую жизнь с первыми лучами весеннего солнца. И все же, как Вирт ни старается, сравнить это чувство с нынешним до конца не выходит. Парень раздражённо прикусывает нижнюю губу, глядя в затянутое бледно-серыми тучами небо, как вдруг из транса его выводит звучный вопль. Вирт ищет глазами источник звука и натыкается на двор соседского мальчика, в котором на снежной горке гордо возвышается Грегори, пока остальные дети валяются у ее подножья. Видимо, кричит брат в знак своей победы.
— Пф, — юноша облокачивается о подоконник, подпирает голову ладонью и с какой-то неожиданной для самого себя лаской смотрит на счастливого брата. — Действительно, кто же ещё может так самозабвенно орать абсолютно не по ситуации? — саркастично рассуждает сам с собой парень. К Грегу подлетает какое-то голубое пятно, Вирт щурится, чтобы понять, что это за птица, но это ему не удается. А Грегори тем временем получает от пятна клювом в щеку, мальчишка отчего-то изображает на лице восторг, здоровается с птичкой, а затем благодарит ее и, подняв руку, отправляет обратно в полет. Грег, повалившись набок, скатывается в кучу уставших после долгой борьбы детей, как ни в чем не бывало поднимается и бежит к окну, за стеклом которого на происходящий беспредел смотрит Джейсон Фандербёркер в шарфике и умилительных носках с ёлочками.
Вирт решает не рассуждать на тему того, что Грег поблагодарил птицу, клюнувшую его в щеку. В конце концов, у брата в голове вечно какие-то несуразные вещи творятся. То он пьет во сне чай с говорящим конем, то «навещает» какую-то таверну, а потом спрашивает у старшего, как у него дела, чтобы передать это тамошним друзьям. Даже родители его небылицы слушают с участием, расспрашивают и интересуются, как дела у зверюшек из школы. Короче говоря, странно, но в то же время забавно и по-хорошему нелепо, ведь Вирт и сам иногда говорит про какие-то странные глупости вроде кота в огромной тыкве и сам удивляется этому, но всяко лучше, чем чувствовать, что вокруг тебя сформировался какой-то культ фантастического бреда.
Парень отвлекается от своих разнящихся мыслей, заметив, что птица летит в его сторону. Изящно, махнув крыльями напоследок, она снижается и приземляется на подоконник перед юношей. Вирт пару раз растерянно моргает, затем сводит брови к переносице в недоумении и смотрит на лазурную гостью. Та наклоняет голову вбок, глядя на Вирта неотрывно, парень зачем-то повторяет за ней. В силуэте птицы Вирт узнает мамин рисунок на крае тетрадного листка. Движимый любопытством, парень касается головы птицы пальцами и начинает аккуратно ее поглаживать. Та хохлится, встряхивает всем телом, отталкивая руку Вирта, и подлетает вверх. Птица звонко щебечет и, подлетев ближе, клюет Вирта в нос. Парень взвизгивает и отскакивает, пока лазурная пташка устремляется в затянутое тяжелыми серыми облаками небо, в очередной раз за день дарующее людям снег. Вирт хмуро глядит ей вслед, потирая нос.
А затем юноша замирает, лишь на секунду содрогнувшись не то от порыва ветра, не то от внезапного слабого головокружения.
Перед глазами против воли вырисовывается сначала совсем блеклый, затем всё более четкий и яркий образ девушки с рыжими, похожими по оттенку на затухающий багряный закат волосами. Ее волнистые локоны собраны в высокую прическу и украшены светло-голубыми бусами и рюшами, однако две пряди выпадают из укладки, ниспадают вниз легкими кудряшками и обрамляют нахмуренное, будто застывшее в выражении нетерпеливого ожидания, румяное лицо. Красота этой девушки не сравнима ни с девушками настоящего, ни с девушками прошлого, она не кажется доброй или милой в классическом понимании этих слов, но в одном ее взгляде ощущается такая сила, какой у Вирта никогда не было до того ужасного случая на реке. В слегка грубоватых её чертах есть что-то завораживающее и вдохновляющее, знакомое, но слишком расплывчатое, чтобы вспомнить.
Вирт, забывшись окончательно, словно во сне бросается к столу, достаёт смятый, но чистый лист бумаги, на котором располагается одна лишь чёрточка, карандаш и принимается торопливо выводить на тетрадном листке строка за строкой, не желая упустить ни единой детали образа девушки, отчаянно хватаясь за эту туманную, но бесспорно восхищающую картинку. Курносый, но маленький и аккуратный в то же время нос усыпан очаровательными веснушками, спускающимися дальше на шею и ключицы. Платье простого силуэта, довольно легкое и струящееся, по оттенку напоминает море в шторм. А лазурные голубые глаза теперь смотрят прямо на него. Взгляд девушки будто проясняется, вместо недовольства она смотрит на Вирта с какой-то насмешкой, не злой, наоборот дружеской и отчего-то тоскливой. У парня перехватывает на пару долгих мгновений дыхание, когда за насмешкой следуют едва различимые в мутном изображении слезы и искренняя счастливая улыбка.
«Здравствуй, Вирт» — глухо отзывается чей-то печальный смех в потемках сознания.
Вирт останавливается почти что в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и бьющей в висках кровью, потому что картина начинает постепенно тускнеть и ускользать, как фотография, выцветшая на солнце. Парень несколько секунд ошарашенно пялится на бумагу, но не смеет прочесть написанное.
А после слышит звон колокольчика. Вирт склоняется над листком и в названии стихотворения отрывистым почерком выводит имя «Беатрис».
Приходит в себя юноша только через пару секунд звенящей тишины в голове и воя холодного ветра в комнате. Тяжело сглотнув, парень шепчет едва внятно название, дрожащими руками хватает листок и начинает жадно метать взгляд по строчкам, перечитывая. Не будь Вирт твёрдо уверен в своей бездарности, как поэта, назвал бы это стихотворение лучшим своим творением. Меж строчек проскальзывает такая атмосфера, какая бывает только в старых английских сказках про тёмные леса и пугающие чудеса. Стих вышел настолько волшебным, но наполненным необъяснимой печалью и вместе с тем надеждой, что Вирт даже поверить не может — это написали его руки. Тут входная дверь тихонько скрипит, парень в дикой панике, непонятной ему самому, открывает ящик и прячет туда лист, тут же разворачивается к вошедшему. В комнату входит припорошённый снегом Грег и улыбается.
— Вирт, к тебе ведь тоже прилетала почтовая сиалия? — восторженно произносит мальчишка, а затем наклоняет голову вбок, отводит взгляд и похлопывает себя легонько по щеке. — Или лучше её назвать сиалия-посыльный? Подожди-подожди, тогда уж сиалия-посыльная!
— Я п-понятия н-не имею, о чем ты г-говоришь, Грег, — запинаясь, бормочет Вирт. Собравшись с силами, он уверенно выпрямляется и смотрит хмуро на младшего брата. — Никакой почтовой сиалии я не видел. И вообще, перестань нести такую чепуху!
— Вы врёте, молодой человек, и это твёрдый факт! Я видел, как она полетела к тебе! И Джейсон Фандербёркер тоже был этому свидетелем! — возмущённо фыркает Грегори, после чего смягчается и осуждающе качает головой. — Беатрис была бы очень тобой недовольна, узнав, что ты проигнорировал её сообщение. Подумайте над этим, юноша! — мальчишка гордо вздергивает нос и выходит из комнаты. Вирт, что не может выдавить из себя ни слова, закрывает за ним дверь, разворачивается к ней спиной и с усталым вздохом сползает на пол. Парень смотрит долго в потолок, а затем поднимается и направляется к столу. Достав из ящика стихотворение, Вирт непонимающе пялится в листок в попытке понять, что же за загадочная Беатрис ему причудилась, но сдаётся и запихивает стих на самое дно нижнего ящика, спрятав то под горой книг и справочников.
Вирт обращает взгляд к окну, за стеклом которого медленно и лениво опускаются на землю хлопья снега, с мыслями о том, что, наверное, он ещё не раз вернётся к этому непосредственному образу, взволновавшему его душу. Кто знает, на сколько ещё стихотворений вдохновит его эта рыжая девушка? Одно Вирт четко понимает — никто не должен их увидеть, особенно Сара. Это будет его маленьким секретом.