Pain vs. Time

Эрик

      Ты безвольно и обессиленно лежишь на своей кровати, устало смотришь в потолок, изучаешь его безукоризненную белизну. Сумрак полупустой комнаты нежно вбирает тебя в свои темные сети, опутывает липким отчаянием, сладкой и приторной безысходностью. Ты устал, но спать не будешь.       Со временем однообразная картина безупречно белого потолка исчезает, и ты становишься свидетелем какой-то знакомой, но в то же время ни разу тобою не виденной трагикомедии. Ирония и слезы под классическую музыку, свет и тени в ночном сиянии звезд. Ты закрываешь глаза, чтобы не видеть эти немного затертые с краев кадры, чтобы не узнавать ни актеров, ни персонажей, которых они играют, чтобы не вспоминать тех сцен, где кому-то было невыносимо больно.       Но стоит лишь на мгновение закрыть глаза, как сразу же начинаются титры – конец фильма, и не скажи, что он был счастливый.       Спустя какое-то время, немного нерешительно, даже с опаской, ты вновь открываешь глаза. Болезненная бледность потолка, представшая перед твоим взором, как бы возвращает тебя к жизни; то был всего лишь секундный сон, всего одно мгновение, в котором уместились две разоренные жизни.       Маленькая неуютная комната: низкий потолок, давящие стены, маленькое окно, за которым эта кровавая невеста-весна все еще никак не может воссесть на свой трон; ее предшественница - зима, - прочно укрепила свое право на обладание этим треклятым венцом, за который вскоре начнется целая гражданская война небес. Солнце еще даже не собиралось показывать свое насмешливое лицо. В этом городе тебя все предает.       Только лишь звезды служат опорой твоего существования. Только бесконечный свод твоей памяти. Они так же невозможно далеки и так же холодны, как и все, что случилось с тобой, с вами.       Ты не сможешь уснуть этой ночью. Ты так и пролежишь до самого утра, до тех пор, пока часы мерзко не напомнят о сером мире.       Кажется, что пустые и холодные лица людей назло одному тебе держат в своих сердцах эту треклятую развратную правительницу-зиму, она не уступает ни в чем насмешливой весне.       Странно то, что, несмотря на всю ее приземленность и ненужность, ты продолжаешь так же страстно жаждать наступления этой пресловутой окровавленной весны, чья мокрая серость и мерзость называются весенним обострением, когда все поголовно вспоминают, что они, оказывается, умеют любить, что вообще есть такое чувство, да и слово «Любовь».       А потом? А потом, по истечению этого короткого для любви срока в три месяца, вдруг наступает групповая амнезия, всеобщее равнодушие и одноцветность. Наступает пора разбитых и острых осколков, в которых изредка мелькает дикая и ужасная перекошенная ухмылка весны.       Ты давно понял, что возлагать на голову весны корону и встречать ее, низко склоняя главу, стоит лишь с разбитым сердцем. Себе дешевле это обойдется. Это твое глубокое убеждение, проверенное практикой.       Но весна здесь наступает поздно. Ну а вдруг твое разбитое сердце снова будет биться?       Вдруг?       Ты не знаешь этого, так же, как и того, когда, собственно, наступит эта красавица-весна, когда же она сможет разгромить зиму, сметая все ее хладные воска с лица земли и окрашивая поля в кровавый цвет победы?       Но тебе не хочется все снова испытывать, переживать, а потом, как обычно, страдать и страдать. И даже весной ты ни о чем уже не вспомнишь.       Твоя рана глубока. Ты молишься на эту глубину, чтобы она не давала тебе вновь любить, чтобы рана, кровоточащая от любого неосторожного движения, не давала сердцу биться вновь.       Ты почти умер, но ты жив.