Писечка

Слэш
NC-17
Завершён
8567
автор
Размер:
168 страниц, 9 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Награды от читателей:
8567 Нравится 424 Отзывы 2258 В сборник Скачать

Эпилог. Хочу быть с тобой, и точка

Настройки текста
Антоша, обессиленный после секса, засыпает прямо на полу, так что Арс аккуратно поднимает его на руки и переносит на диван, накрывает пледом. Его привязанность к этому мальчику настолько же сильна, насколько и нездорова — но он ничего не может с этим поделать, это сильнее его. Арс поднимает с пола мятую рубашку и накидывает на плечи, хотя в комнате жарко — пусть огонь давно уже прогорел, и в камине лишь тлеют угли. Теплые лампы раздражают, и он выключает свет: свечения луны, льющегося в широкие окна, достаточно. Город внизу кипит жизнью, потому что Москва никогда не спит, и Арс ей завидует: когда он засыпает, ему всегда снятся кошмары. Вернее, один-единственный кошмар, который на самом деле и не кошмар никакой, но за годы превратился в бледный призрак прошлого. Время лечит, и когда-то все раны затягиваются — но это не значит, что шрамы не болят. Арс достает бутылку виски из бара, щедро льет в стакан — льда нет, но вызывать кого-то из пташек с нижних этажей нет ни сил, ни настроения. Так что он делает глоток неприятно теплого алкоголя, морщится от самой мысли, что легче не станет. Воспоминания всегда настигают тогда, когда меньше всего их ждешь, когда ты к ним не готов, когда ты почти, блядь, счастлив. Мутными всполохами в ушах раздается визг шин, рев гудка, глухой стук удара и чей-то крик — Арс до сих пор не знает, чей именно. Он вообще тогда не соображал, а теперь, спустя почти пятнадцать лет, надеяться на память и вовсе глупо. Звуки он помнит лучше, чем картинку: та кажется смазанным, размытым снимком, словно кто-то плохо настроил на фотоаппарате выдержку. Перекошенные в ужасе лица людей, вывалившиеся из пакета сосиски, рассыпанные по асфальту макароны, бордовой лужей расплывшаяся кровь, переломанное тело… «Тело». Арс усмехается, делая очередной глоток: даже сейчас мозг пытается себя защитить, называя любовь всей его жизни просто «телом». От тошноты виски кажется кислым, но Арс упорно заливает в себя алкоголь, чтобы забыться. Глупо не признать: он топит в стакане не воспоминания, а чувство вины. Если бы он тогда не нудел, что нужно сходить в магазин, если бы не ныл, что одному идти туда не хочется, Антон бы остался дома. Антон бы остался жив. Арс так сжимает стакан, что он должен растрескаться, как в дешевом кино, но этот стакан стоит, как… да хуй знает, сколько он стоит. Толщина стекла такая, что его и в стену-то можно бросать спокойно. Арс бы и бросил, но боится разбудить Антошу. Мальчик спит, причмокивая во сне губами, как ребенок — да он и есть ребенок, и убеждать себя в обратном нет смысла. Но, черт возьми, как же этот ребенок похож на Антона. Глаза такие же зеленые, улыбка такая же беззаботная, нос такой же — родинки на кончике не хватает. По иронии судьбы, у них даже имя одно на двоих. Арс до сих пор считает, что Антоша — сын Антона. Если прикинуть, что у Антона между Ниной и Ирой был случайный секс с кем-то, то отцом он мог стать вполне. Тем более что мать Антоши без понятия, где ребенка нагуляла — всё сходится. Или, может, Арсу просто хочется верить, что в этом мальчике есть частичка Антона, потому что больше от него ничего не осталось. Он плескает в стакан еще виски, делает сразу несколько щедрых глотков — давится, но не кашляет, чтобы не шуметь, хотя горло жжет, глаза слезятся. Хотя, наверно, алкоголь тут и ни при чем: стоит ему вспомнить про Антона, у него каждый раз возникает желание лечь, уткнуться носом в стенку и позорно разреветься. Только теперь никто не войдет в комнату, не сядет с ним рядом и не ткнет в руку пластиковым носом игрушечного медведя. Никто не обнимет потом, не утешит, не назовет лучшим, не скажет, что любит и будет любить до самой смерти. Вновь жестокая ирония: слова Антона оказались пророческими. Больше всего на свете Арс жалеет, что так и не сказал, что любит. До того трагического дня они встречались уже пять месяцев и двадцать три дня, он давно осознал это емкое «Люблю», но всё не мог сказать. Не находил повода, ждал лучшего момента, чтобы всё торжественно и романтично, но не успел. Тогда, лежа на асфальте с переломанными костями, захлебываясь собственной кровью, Антон какое-то время был жив. Минуту или две, но у Арсения была возможность подойти и сказать. Но ноги казались онемевшими и тяжелыми, мир вокруг: ненастоящим, карточным домиком, где все карты серые — в тот миг, когда Антона сбила машина, все краски снова исчезли. Когда он смотрит на Антошу, то всё вокруг снова становится цветным. Не таким, конечно, как рядом с Антоном: блеклым, как сильно разбавленная водой акварель, но Арс и не верит, что он заслуживает тех прежних ярких красок. Он ставит стакан на стол и медленно подходит к дивану, аккуратно садится на самый край. Антоша даже во сне инстинктивно тянется к нему рукой, словно пытается то ли ухватить, то ли обнять. Арс ласково гладит его по тыльной стороне ладони, коротко сжимает тонкие пальцы. — Папочка? — сонно зовет Антоша, разлепляя глазки — ярко-зеленые, даже в таком полумраке. — Ты уснул, солнышко. Поспи еще, ты устал. — Арс наклоняется и прижимается губами к его виску. — Хорошо, — зевая, неразборчиво соглашается Антоша, снова закрывая глаза. Арс отстраняется, но уйти не может — с этим ребенком он чувствует себя почти спокойно, почти счастливо. Он обещает себе, что посидит еще немного, совсем чуть-чуть, а потом встанет, откроет окно — и сделает то, что давно должен был. Что должен был сделать до того, как растлил невинного ребенка, до того, как вообще позволил себе даже задуматься об этом. Еще до их встречи должен был. В окно, или в петлю, или на нож — должен был. Должен был сразу после аварии: видимо, именно в тот момент он и сошел с ума — не смог пережить потерю. У него судьба ломать жизни тех, кого он любит. Думая об этом, он в последний раз целует Антошу в висок, поднимается с дивана и подходит к большим панорамным окнам. Чтобы открыть их, надо постараться — защита от случайного падения, но Арс знает способ, и его падение будет вовсе не случайным… *** — Ебать, какой же ты конченый, просто фантастика, насколько ты хуесос, — в сердцах выдает Антон, огромными глазами глядя на него. — Я просто говорю о том, что это был бы классный сюжетный ход, — оправдывается Арсений: таким охуевшим он не видел Антона давно. Пожалуй, последний раз — года два назад, когда тот впервые посмотрел «Остров проклятых» и потом еще полчаса ходил с открытым ртом. — Да ты совсем ебанулся со своими сценариями! Ты, блядь, убил меня! Антон шарит по дивану, и под руку ему попадается Арнольд — бедный медведь, сколько же он пережил — и тут же летит в стену рядом с головой Арсения: тот в последнее мгновение успевает уклониться. — За что Арнольда-то! И я убил не тебя, а твоего персонажа! — А себя сделал чокнутым педофилом! — Антон подлетает и замахивается как для удара, но Арсений даже не дергается: Антон в жизни его не ударит. Он оказывается неправ: Антон отвешивает ему шлепок по жопе, причем весомый. Не то чтобы Арсений был против, но такому всё же место в постели. — Ай! Насилие в семье! — Еще и ремня сейчас получишь! — Где твое чувство юмора, — Арсений обиженно потирает ягодицу, а затем наклоняется и поднимает с пола Арнольда — а они ведь его только постирали, — это просто прикольная версия. Я сценарист, я придумываю сюжеты, это моя работа. — Да ты ебнутый, хотя не то чтобы я не в курсе, — вздыхает Антон и, вконец успокоившись, притягивает его к себе и сам поглаживает место шлепка. — Объясни хоть, как так вышло, что ты одновременно и взрослый педофил, и студент, который про себя же фанфик и читает? Это ж тупо. — Это не тупо, это мистическая рекурсия. Я читаю фанфик про то, как я ебнулся, а ебнулся я из-за того, что читал фанфик… — Ты же ебнулся от моей, — он корчит страшную рожу, — смерти! — Хватит дуться! Заметь, в истории ты умер почти десять лет назад, так что можно не воспринимать это всерьез. — Спасибо, вот утешил. Больше не пойду с тобой в магаз, а то, блядь, еще толкнешь под машину… — Антон осекается, вероятно, заметив, как его перекосило — Арсению физически становится плохо от одной этой мысли. — Шучу. Где твое чувство юмора? — пискляво пародирует тот. — Ладно, прости. Ты же знаешь, я иногда ухожу в сюжет и теряю связь с реальностью. Конечно, там, — он кивает на планшет, лежащий на диване, — такого не будет. Думаю, там очередная глава про безудержную еблю Арса и Антоши. Видимо, авторка вышла из десятилетней комы и написала, иначе не понимаю, где она была всё это время. — Авторка? — Антон поднимает брови. — Прекращай. Феминитивы — это удобно и понятно, я буду их использовать. — Таких слов не существует в русском языке, ты же в курсе? — В курсе. Я сценарист, если что, и русским языком владею отлично. А еще в словаре нет слов «магаз», «выдрючиваться» и «хуебес», но ты же их используешь. Феминитивы — такой же сленг, так что хоть распердись от негодования, они никуда не исчезнут. Антон пожимает плечами: в девяноста девяти случаях из ста он не спорит, а просто тупо сливается. Их обоих эта система полностью устраивает, и, благодаря ей, они живут в мире и согласии уже столько лет. — Прости, что шлепнул, — вместо контраргумента насчет феминитивов выдыхает Антон и обнимает его. — Ты же знаешь, что мне понравилось, — лукаво говорит Арсений. — Как насчет прочесть всё-таки эту главу «Глубин» и повторить? Даже натяну колготки. — О да, — безропотно соглашается Антон, его взгляд мутнеет, а лицо приобретает выражение «возбужденный дурачок». Сколько бы времени ни прошло, его реакция на слово «колготки» не меняется вообще. — Черт, не могу поверить, что она написала главу спустя десять лет. Такая ностальгия сразу. — Вспоминаешь начало наших отношений? — Да, помню, как читал в самый первый раз. Я тогда вылакал литра три пива, чтобы не смущаться. — Помню, — смеется Арсений, падая на диван и за руку утягивая к себе Антона — тот, неловко растопырив ноги, усаживается к нему на колени. — Ты не выглядел смущенным, кстати. — Да я сам не отдавал себе в этом отчет. — Антон ерзает костлявой задницей — тяжеленная он туша, конечно, но Арсений потерпит. — Но я рад, что не слился. Кто знает, может, мы бы тогда не начали встречаться. — И ты бы был счастлив с какой-нибудь девушкой, — нарочито трагично выдыхает Арсений, прикладывая ладонь ко лбу. — И не познал бы всех прелестей волшебного гейского мира. Антон ржет так сильно, что голову запрокидывает от смеха — обожает подъебы по поводу девушек. Ира, наверно, ни одну встречу не способна обойтись без этих шуток — а Антон только рад. — Ты цитируешь мой стендап, — всё еще посмеиваясь, упрекает он. — Не дословно. Хотя помню дословно, между прочим. Арсений знает, что его парень до дрожащих коленок волнуется из-за предстоящих съемок проекта — это его первые съемки. Он столько раз выступал в клубах и барах, шутки уже обкатаны, и они смешные, по-настоящему смешные, самые смешные из всех самых смешных шуток. Но одно дело работать на зрителя в баре, а другое — на зрителя через камеру. — Переживаешь? — ласково спрашивает Арсений у притихшего вдруг Антона. — Всё пройдет отлично, не сомневайся. Руслан взял тебя в проект, а он в юморе разбирается. — Что если он взял меня, только потому что я твой парень? — Антон смешно выпячивает нижнюю губу. — По блату. — Ты что, издеваешься? — Арсений цокает. — Антон! Руслан никогда не взял бы тебя, если бы ты не был смешным. Даже будь мы с ним трижды друзьями и двадцать раз бывшими. — Но ты же пристроил Андрея в помощники режиссера. Услуга за услугу. — Поверь, Руслан не рисковал бы проектом, даже если бы я Андрея сделал самим режиссером и еще в пупок бы благословенно поцеловал. — Не хочу, чтобы ты целовал пупки левых мужиков. — Я тоже не хочу целовать пупки левых мужиков, а ты уходишь от темы. Антон вздыхает и сползает с его колен — и отлично, потому что он все ляжки уже Арсению отдавил. — Вдруг я облажаюсь. Не потяну по актерству, или запнусь, или вообще забуду текст. — Ты отличный импровизатор. И чем больше волнуешься, тем лучше импровизируешь. — Арсений укладывается головой теперь уже на его колени — пусть и Антон помучается. Но тот не выглядит мучеником, наоборот, мягко улыбается и запускает пальцы ему в волосы. — К тому же там буду я. И Ксюша, и Ира. — А еще моя мама, а у меня в выступлении шутки про то, как я сосу член. И про то, как меня ебут в жопу. — Антон, твоя мама знает, что ты сосешь член и ебешься в жопу. К тому же я помню, что на твоем выступлении в баре она смеялась над историей про то, как ты во время секса свалился со стола и вывихнул ногу. — И над историей про то, как я решил исполнить твою эротическую мечту и сгонять с вибропробкой в магазин, а она в итоге жужжала на весь овощной отдел… — со смешком вспоминает Антон, и Арсений удовлетворенно замечает: успокоился и перестал мандражировать. — Вот видишь, всё отлично. И если ты в себе не уверен, просто расслабься — я уверен за нас двоих. Антон краснеет — так и не научился за годы принимать комплименты. — Ладно, — ворчит он смущенно, — давай уже читать «Глубины», а то такими темпами потрахаемся не раньше завтра. *** Антоша — уже Антон, пора выходить из роли — вытирает пот со лба и пытается отдышаться. Арс, растянувшийся на шкуре рядом, тоже дышит загнанно, хотя у него-то вообще каждый раз после секса одышка: возраст, что поделать. С другой стороны, Антону попроще: он же весь секс пролежал на спине, раздвинув ноги, тут физическими нагрузками и не пахнет. — Арс, — зовет он. — Да, солнышко? — ласково откликается тот, и Антон закатывает глаза: опять забыл. — Гигантские плотоядные летучие мыши. Антон не помнит, в каком пьяном бреду они выдумали это стоп-слово, но оно уже лет пять работает безотказно. До этого был лаконичный «банан», но потом Антон случайно ляпнул про банан в сюжете, Арс выпал из роли, и в итоге вместо ебли они уныло подрочили и пошли смотреть «Красотку». — Видимо, меня ждет разнос, — вздыхает Арс. — В натуре, это что было? — Антон поворачивает к нему голову, но Арс пялится в потолок. Обычно тот сразу тянется за салфетками и начинает приводить себя в порядок, а сейчас тупо лежит, хотя отдышался уже вроде. — Договорились на то, что ты меня мордой в стол и грубо трахаешь, а ты заладил про «Я не могу, нам нельзя». — Прости, потянуло на лирику. Но ты круто сымпровизировал, Тох. — Арс вяло улыбается, и Антон приподнимается, заглядывая ему в глаза: — Ты в порядке? Вот эта твоя внезапная история с тем, что меня чуть машина не сбила — я еле перестроился! Не представляешь, как это сложно, я чуть не выпал. — Знаю-знаю, извини. Захотелось нежности, что ли, — бормочет Арс и отводит взгляд, трёт лицо ладонью. — Если тебе хотелось нежности, надо было тормознуть, и я бы просто обнял тебя. — Антон делает это теперь: обнимает так крепко, насколько это вообще возможно в лежачем положении. Еще и ногу закидывает для большего эффекта. — И сказал, что люблю тебя. — Я… да, я что-то расклеился сегодня. — Эй, Арс, — Антон садится, и, не переставая обниматься, усаживает и Арса тоже — тот повинуется, как кукла, — что-то стряслось? — Да на работе, — морщится тот. — Проблема с поставкой в Китай. Разберусь, но это отбирает время, а время — деньги, сам знаешь. Антон не знает: он влогер, и его заработок зависит не от времени, а от того, смешное получилось видео или нет — и неважно, сколько он потратил на него часов. — Всегда удивлялся, что ты и здесь директор, и дома папочку играешь, обычно вроде всё наоборот, — задумчиво говорит Антон и вдруг чувствует, как из задницы что-то, блядь, вытекает. — Ты че, кончил в меня? Арс отстраняется и смотрит на него удивленно, мол, ну всё, кукухой бойфренд поехал. — Ты же сам просил. — Нет, это Антоша просил, а он же совсем отсталый, — он стучит пальцем по виску, — не воспринимай его слова всерьез! Если мы не дома, никакой спермы в жопу, блядь, алло. Антон приподнимается, проводит рукой между ягодиц — ну да, море спермы, великолепно. И ведь здесь негде помыться нормально! На первом этаже офиса есть спортзал с душевыми, но туда же еще дойти как-то надо, а за такой путь он проложит ебаную дорожку спермы. Гензель, блядь, недоделанный. — Ну извини, я не догадался, что твое «Кончи в меня, папочка» означает «Не кончай в меня», — фыркает Арс, поднимаясь с пола. — О мех не обтирай, я сейчас салфетки принесу. Поздно: Антон уже мстительно размазывает сперму по белоснежной шкуре. Вот в химчистке охуеют, конечно. Или не охуеют: может, для них такое привычно. — Ты после — сколько там? — семи лет уже должен понимать меня без слов. Плюс у тебя же фантазия супер, ты как-то же представляешь меня юным и цветущим. Это, кстати, до сих пор восхищает: Антону было двадцать один, когда они с Арсом познакомились — и тогда его с грехом пополам можно было представить подростком. Но теперь, в двадцать восемь, он и на студента-то тянет с трудом, а Арсу по-прежнему не составляет труда войти в роль. — Да, и поэтому тебе необязательно нелепо приседать постоянно — я и так могу представить, что ты ниже. — Он подходит и кидает в Антона пачку влажных салфеток, но Антону уже как бы и не надо. — Ты можешь, а я не могу. Хочу смотреть на тебя снизу вверх, как и положено любому уважающему себя Антоше. Арс смеется — Антон обожает его смех, даже думает записать на диктофон и переслушивать, когда его парень съебывает в командировку на другой конец света. Антон, разумеется, старается ездить вместе с ним, но получается не всегда. — Поехали домой, Арс. — Он встает со старческим кряхтением и ловит издевательский взгляд Арса — показывает ему фак, чтоб неповадно было. Возможно, Арс и прав: стоит походить в спортзал, а то развалится до наступления тридцати. — Я планировал поработать еще немного. — Э, нет, хуй там, — качает головой Антон и цепляет его за руку — тот и шага к столу сделать не успевает. Голышом, блядь, работать собрался. — Ты на работе с семи утра, тебе надо отдохнуть. — Я в порядке. — Нет, ты работаешь на износ. Поэтому сейчас мы едем домой, заказываем пиццу и смотрим второй сезон «Секс эдьюкейшн», это не обсуждается. Арс поднимает бровь — он всегда немножечко хуеет, когда Антон диктует какие-то условия. Потому что, во-первых, тот «детка», а, во-вторых, обычно тот тупо соглашается со всем, что скажет Арс — не то чтобы он в отношениях ведомый, скорее похуист. — Пора домой, — повторяет Антон, но уже куда ласковее — самому непривычно слышать от себя этот тон. — Давай, ты должен расслабиться, тебе это необходимо. Я сделаю тебе массаж, будем надеяться, что не вывихну случайно плечо. А если что, ты всегда можешь поставить меня раком и трахнуть, м? — Могу вылизать тебя, если хочешь, — мягко улыбается Арс, а затем делает шаг к нему и нежно проводит кончиком носа по шее. — Прямо сейчас, например. — Да попизди мне тут, ты просто не хочешь выезжать из офиса. Не переживай, сам как-нибудь дотащу свой спермобак до дома, погнали. — Ладно, — вздыхает Арс, отстраняясь: аллилуйя, бросил попытки, трудоголик несчастный. Антон обнимает его и целует в щеку: за пределами игры они редко нежничают, но сейчас и так понятно — Арсу это нужно. — Я люблю тебя, — тихо говорит тот, и это кардинально отличается от елейного «Люблю тебя, солнышко», которое он так часто повторяет в ролевой. — И я тебя люблю, Арс, — отвечает Антон, обнимая крепче. — А теперь натягивай на свою голую жопу штаны и погнали домой. Сделаю тебе свой фирменный коктейль. — То есть откроешь бутылку с пивом? — То есть открою бутылку с пивом. *** Антон заканчивает читать с таким унылым лицом, будто в фанфике отвратительным методом сошлись метки «смерть основного персонажа» и «секс с использованием посторонних предметов». Когда Арсений рассказывал свою версию событий в последней главе, тот и то казался повеселее. — Антон? — Нас наебали, — трагично вздыхает Антон. — Нас наебали, Арс. — А мне нравится, как всё закончилось. Это, кстати, тоже классный ход: обман зрителя, но приятный. Разве было бы лучше, окажись Арс реальным педофилом? — Я думал, Антоша вырос, и они счастливы вместе! И в последней главе свадьба, как в прекрасном порно. — Арсений смотрит на него, пытаясь без слов сказать «Ты дурак, но я всё равно тебя люблю», и Антон всё-таки смеется: — Окей, ты прав. Но всё равно паршиво, ненавижу наебки. Получается, Антоша с Арсом — это два взрослых чувака, которые отыгрывали «папочку» и «детку»? Всё это время? Никакой педофилии, инцеста и прочего? Прикол. — Ты же понимаешь, что первые главы авторка писала лет в пятнадцать, наверно, и тогда ей вся эта тема с педофилией казалась прикольной. А сейчас она, видимо, выросла и поняла, что это дичь. И исправила ситуацию, как могла. Арсений садится на диване и разминает шею: устал лежать, к тому же колени Антона мало напоминают комфортную подушку. Тот тут же протягивает руку и жестко, но и тем лучше, мнет его плечо. — Эти чуваки даже чем-то на нас похожи, да? — спрашивает он. — Этот Антон тоже юмором занимается, хотя и в другом формате. Хотя чем занимается Арс, я так и не понял. — Думаю, он типа крутой бизнесмен. Прости, что тут не оправдал твоих ожиданий. Арсений лукавит: на сценариях он, вообще-то, неплохо зарабатывает — больше, чем Антон на стендапах. Но бюджет у них общий, так что значения это всё равно не имеет. — Да уж, как мне жить без твоего роскошного многоэтажного офиса? — сетует Антон. — Без твоего кабинета с камином и медвежьей шкурой? Они синхронно поворачивают головы к углу дивана, где лежит косой (а после встречи с собакой Ксюши еще и хромой) Арнольд. Да уж, медвежья шкура, которую они заслужили. Если что, у них еще и кроличья есть — кислотно-розовая, правда. — А вообще, — улыбается Арсений, — мне нравятся такие истории. О людях, которые встретили друг друга и совпадают в каких-то нестандартных вещах. Думаю, шанс на такие совпадения мизерный, и когда такое происходит — это прям чудо. — У нас ведь так же. — Нет, у нас иначе. Мы не просто совпали, Антон, — произносит Арсений серьезно, хотя Антон, наоборот, ни капли не серьезен: лыбится по-идиотски. — Ты меня спас. — Арс, ты придурок? — стонет тот, а в следующую секунду притягивает его к себе, звонко чмокает в щеку. — Ты сам себя спас. — Ты не понимаешь. Ты появился в моей жизни в тот момент, когда я к этой жизни потерял интерес. Не то чтоб я хотел в петлю лезть, но я вообще ничего не хотел. А потом ты взял и сделал меня счастливым. — Это ты не понимаешь, Арс. Ты сам себя счастливым сделал, не врубаешься, что ли? Ты был готов меняться, жизнь свою менять. Если бы ты сразу не подпустил меня к себе, то хуй бы у нас сложилась великая любовь. Арсений тормозит: он никогда не думал об этом в таком ракурсе. Но, если пораскинуть мозгами, Антон прав: чтобы быть счастливым, мало просто хотеть быть счастливым — но это точно первый шаг. — Ты много выебывался, это да, — продолжает Антон, — но за этим всем было ясно, что ты сам ждешь, когда я скажу: «Хочу быть с тобой, и точка». Ты быстро мне открылся и не оттолкнул, несмотря на нытье твое тупое. — Я постоянно забываю, какой ты на самом деле умный, — пораженно бормочет Арсений, и за свой тон получает тычок в бок. — Я имею в виду, в жизненном плане. Гораздо умнее меня. — Знаю. Но у меня жопа хуже, и я не умею так роскошно ее фоткать, — подмигивает Антон. — Ты и не пробовал. — Да пробовал я, чего уж там. Хотел тебе отправить, но сравнил с твоими фотками, сам заржал и удалил — поверь, даже ты не настолько извращенец, чтобы на это дрочить. Даже Арс, который педофил, не стал бы, а он-то совсем ку-ку. Арсению хочется рассмеяться, но он подавляет смех и произносит с нарочитым трагическим вздохом: — А этот фанфик ведь в каком-то смысле символизирует наши отношения. Мы начали встречаться, когда начали его читать… Что если его финал означает конец всего того, что между нами? — Арс, — устало говорит Антон, — это не прокатит. Я на эту хуйню уже лет пять не ведусь. — Ладно, — цокает Арсений, — уже и подъебнуть нельзя. Это самоирония, между прочим. Браслет вибрирует, оповещая о новом сообщении: «Курьер приедет через 15 минут». Пора бы — посылку обещали доставить еще три дня назад. Хорошо хоть успели: день рождения Иры уже завтра, и если он явится без подарка, то никакая многолетняя дружба его не спасет. — Сейчас курьер с браслетом Иры приедет. — Заебись ты подготовился, конечно. Я так ни хуя и не придумал. — Да я сам спросил у Ксюши. Антон тяжело вздыхает и откидывается затылком на спинку дивана. — До сих пор кринжит, что они начали встречаться. — Он морщится, но это гримаса скорее ужаса, чем отвращения. — Как будто одно великое зло сошлось с другим великим злом. Арсений смеряет его самым строгим из своих взглядов, чего Антон, естественно, не видит, но тот исправляется и без его помощи: — Извини. Знаю, что Ксюше она нравилась давно, и тут Ира таки решила попробовать, и всё это очень здорово. Но они меня и по отдельности немного пугают, а вместе так вообще. — А я рад за них. — Арсений пожимает плечами. — Думаю, что у них всё получится. — Я тоже. К тому же есть и плюсы: теперь и Иру можно стебать по поводу ориентации. Я придумал тридцать семь шуток про это. — Вот их и подаришь ей на день рождения, — смеется Арсений. — Точно, она скажет мне спасибо. Только этим спасибо будет лопата по затылку и яма в ближайшем лесу. — Не переживай, солнышко, — слащавым тоном произносит Арсений, — за мной ты как за каменной стеной. Никто тебя не тронет. — Спасибо, папочка! — с деланным восторгом отзывается тот. — Я так люблю тебя! — И я тебя люблю, — признается уже просто, без всяких там пародий. С тех пор как Арсений произнес эту фразу в первый раз, он не может остановиться — говорит каждый день как минимум, а то и по несколько раз. — И я тебя люблю, — тоже нормальным тоном повторяет Антон, а потом наклоняется и добавляет: — Если мы будем трахаться, Арнольда надо отвернуть… И целует — такой способ выражения чувств всегда нравился ему гораздо больше слов. Арсений отвечает на поцелуй и думает о том, что все хорошие истории должны заканчиваться признаниями в любви. Хорошие, но не лучшие. Лучшие истории не заканчиваются, потому что происходят они в жизни — а жизнь продолжается.
Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.