Замечательный

      Матвей чувствовал потерянность. Он сидел на кровати в своём номере, стараясь игнорировать взгляды находящегося неподалёку Эдуарда, что на этом этапе делил с ним жилплощадь. Мысли в голове роились, и как избавиться от этого беспорядка, Матвей не знал.       Несколькими часами ранее он впервые поднялся на подиум в личной гонке кубка мира. Третье место в спринте обрадовало его, как пятиклассника радует новый велосипед. Он светился ярче тысячи звёзд, словно хотел ослепить всех вокруг.       Но никто никогда не узнает, что он лишь пытается дотянуться своими лучами до одного человека.       Медаль приятной тяжестью ложилась на грудь. Он думал, что, наверное, то же самое ощущал Максим после масс-старта в Тюмени. Конечно, сейчас у него была лишь бронза, но после стольких лет провальных результатов даже она ощущалась золотом.       Ребята из команды радовались за него чуть ли не больше, чем он сам. Они без конца поздравляли его с первым подиумом в карьере, отсутствующие в национальной сборной друзья писали и звонили. Он и на самом деле начинал ощущать, будто стал чемпионом.       Он благодарил высшие силы за то, что когда-то перешёл из лыж в биатлон. Благодарил, но вместе с тем хотел проклясть этот спорт за то, что он ему подарил как приятное дополнение.       Антона Шипулина больше не было в сборной и большом биатлоне, а бразды правления принял на себя Александр Логинов. Александр. Саша. Сашенька. Он был сильным, но Матвей очень за него боялся — когда-то сломался и Антон.       Он знал Сашу с юниорских времён. Он всегда был его кумиром; его целеустремленность, желание достичь цели через пот и кровь завораживали Матвея. Ему не нужно было выходить на тренировки, чтобы видеть подтверждение того, что Саша замечательный — он и сам это прекрасно знал.       Сашу достаточно рано подтянули в основную сборную, и также рано он стал выдавать результат. Болельщики приходили в восторг, видя в нем второго Шипулина, ещё одного спортсмена, способного показывать силу российской сборной.       Александр никогда никого не чурался — каждый из команды мог в любое время увидеть его искреннюю улыбку. Он был замечательным и искренним настолько, что Матвей готов был продать свою душу только ради того, чтобы видеть его улыбку каждый день. Саша был сильным спортсменом, и Матвею нравилось это до дрожи в коленках. Он весь был переполнен восторгом перед таким могучим в юные годы коллегой, а тот все смеялся, запрокидывая голову, чтобы заглянуть в его глаза.       Они никогда не общались так близко, как могли бы, но Матвей много наблюдал за ним. Он видел, как постепенно опускаются всегда прямые плечи, как исчезает блеск из глаз и, что самое страшное, навсегда исчезает эта лучезарная улыбка. Улыбка, на которую он готов был молиться со всей своей мальчишеской горячностью.       Матвей не хотел лезть в его жизнь, но ему становилось больно, потому что Саше было больно тоже.       — Ты не должен терпеть это, — сказал он однажды, когда теперь привычно хмурый Александр вернулся с тренировки в их совместный номер. — Я вижу, что тебе плохо. Саша, что же с тобой происходит?       Тот лишь виновато улыбнулся и покачал головой. В этот момент, когда внутри Матвея что-то отчетливо хрупнуло, он понял: Саша не может ему довериться. А он сам доверял ему больше, чем себе.       Но непоправимое, случившись однажды, навсегда изменило и их обоих, и все вокруг. Саша попался на положительной допинг-пробе и был дисквалифицирован от соревнований на два года. Матвей никогда не видел его слез, и сейчас Саша, так горячо любивший спорт, не проронил ни слезинки, ни даже слова. Он тихо собрал вещи и покинул заснеженный городок, чтобы отправиться в ссылку.       А затем потянулись длинные, как дождливые дни, два года его отсутствия. Матвей старался привыкнуть жить без него… а в принципе, когда было иначе? Саша улыбался, был добр с ним, но и только. Их дружба была странной, но в одном его взгляде он мог найти столько тепла, что можно было согреться темными зимними вечерами.       Саша неожиданно оградился от всего мира, разорвал все, что было в прошлой жизни, и сменил номера. Матвей потерял с ним связь, очень сильно переживал, когда ему передали, что Саша планирует навсегда уйти из спорта и забыть все, что с ним связано, как страшный сон. Он знал, что его друг был сильным, но настолько ли, чтобы не сломаться под этим чудовищным прессом?       За переживаниями прошли два года. Матвей, считавший их чуть ли не по дням, сам неожиданно удивился, когда однажды увидел Александра на одном из сборов. Тот улыбнулся ему и крепко пожал руку, но не проронил ни слова. Матвей стоял, ошарашенный неожиданной встречей, а рука все горела от прикосновения чужой ладони. Родной ладони.       Он думал, что Саша сломался, но понял, что ошибся, когда имя Александра вновь появилось в стартовых списках кубка мира.       Саша вернулся сначала в команду, а затем незаметно подтянулся в мировой спорт. Этапы кубка мира, дальнейшие сборы, тренировки с основной сборной… Александр, показавший своё величие ещё тогда, возвращался. Он набирал форму, разгонялся, был одним из лучших по скорости в команде. Матвей издали наблюдал за ним, не в силах перестать улыбаться. Единственное, что его в Александре пугало — это его взгляд.       Так смотрит потерявшийся щенок, которого сначала сами же бросили, а потом долго искали. Так смотрит спортсмен, которого подставили, но сделать он не смог ничего в любом случае. Так смотрел Александр Логинов, у которого забрали несколько лет жизни и, возможно, превосходной карьеры.       Он почти не улыбался на камеры, да и в команде был уже не таким искренним. Каждую его улыбку Матвей запоминал и складывал в отдельный уголок памяти, чтобы любоваться ими, когда станет совсем плохо.       А затем случилась олимпиада. Он всеми силами хотел поддержать Сашу, когда допустили лишь трёх биатлетов, он хотел показать, что не сдаётся, когда сам оказался в такой же ситуации. Внезапно пришедшее приглашение разрушило его планы и ввело в замешательство — он очень хотел поехать, достойно выступить, но тогда кто же, как не он, поддержит этого маленького, но сильного Сашку? Он надеялся, что тот хотя бы поговорит с ним.       Но Саша, его горячо обожаемый Саша, не пряча капающие с ресниц горячие слёзы обиды, тихо выставил его из своего номера, говоря, что сейчас не лучшие времена для их разговоров. Он все прекрасно понимал, он знал, что вины Матвея здесь нет никакой, но даже один взгляд на растерянного мальчишку заставлял что-то болезненно и ревностно сжиматься в груди. Мальчишка поедет, а он останется.       Разумеется, все гонки Матвей провалил. И ладно было бы, если бы только он — все четверо выступили из ряда вон плохо. Он не был уверен, сказывается это отсутствие команды, непришедший пик формы или же сложные психологические условия — ясно было лишь то, что толку в этой олимпиаде не было никакого. Для него уж точно.       Он, возможно, никогда не узнает, с каким придыханием Саша смотрел каждую его гонку, как материл его на огневых рубежах, как почти терял сознание, подгоняя к финишу.       Новый сезон обещал новые горизонты, новые победы. Матвей тренировался с легким волнением о том, что наконец-то можно будет показывать тот результат, который можешь и хочешь, а не тот, что получается из-за тупой тяжести во всем организме. Впервые он настолько наслаждался тем, что делал, а Саша смотрел на него со стороны и лишь прятал улыбку.       Матвей старался реже думать о нем, но выбора просто не было — Саша постоянно вертелся где-то рядом. В самом деле, не убежишь же от команды и тренировочного плана из-за одного человека, которого и избегать-то не надо. Он тоже старался лишь наблюдать со стороны, боясь подходить близко.       Он трусил. Но боялся он далеко не за себя — боялся расстроить его ещё раз.       Однажды он перестал верить. Антон Шипулин, кумир миллионов, человек, с которого можно и нужно было брать пример, закончил профессиональную карьеру. И случилось это вовсе не потому, что он больше не горел биатлоном, как прежде, или ещё по каким-то причинам — его сломали. Вторгаясь в его хрупкую душу, разрушая все, что он с таким тщением возводил долгие годы, те люди даже не задумывались над тем, что он такой же обычный человек, как и все. Он сломался не по своей воле — его грубо надломили, а он не смог удержаться в таком положении.       Матвей смотрел все специальные репортажи и интервью, посвящённые уходу лидера. Он сдерживал слезы вместе с ним, не имея возможности излить эти бушующие внутри него эмоции. Он понимал, что лучшим в сборной теперь станет Саша, отчего делал себе только больнее.       Он никогда не говорил вслух о своих чувствах ни с кем, а тем более с ним, но ему казалось, словно все об этом знают и без слов — Матвей был по уши, бесповоротно, безвозвратно влюблён. Он боготворил Александра, готов был падать в ноги при его появлении, но вместе с тем смущался, избегал и молчал. Это мальчишество было в нем всегда, и как плохо, что к чувствам это тоже относилось.       Он очень боялся перегореть, но, с другой стороны, желал этого чуть ли не сильнее всего остального. Невзаимная любовь ещё никому не приносила радости.       Он знал, что все было в его руках, но ничего не мог поделать, когда они отпускались.       Вот и сейчас, когда эмоции после гонки утихли, он вновь находился в прострации, стараясь не жалеть себя за такую жестокую судьбу. Ему было противно от одних лишь мыслей, ведь эта любовь — лучшее, что с ним происходило. Она лучше любого олимпийского золота, лучше всяких наград. Знать бы ещё, как сделать ее полноценной.       Саша был единственным, кто не поздравил Матвея сегодня. Кто-то из ребят, кажется, Женя, вскользь упомянул о том, что Саша впечатлен его сегодняшней гонкой, но и только. Он не надеялся на многое и не создавал несбыточных иллюзий, не оплакивал несбывшиеся ожидания, но в душе неприятным комком сворачивалось глухое равнодушие Александра к нему.       Черт, да хотелось просто упасть на пол и разрыдаться, как девчонка, под аккомпанемент из песен Лазарева. Эта гонка вымотала его настолько, что на смену положительным эмоциям приходили отрицательные.       Он просто сидел и ждал, когда же наступит апатия.       Через какое-то время услышав странные посторонние звуки, он открыл глаза и повернул голову к их источнику, понимая, как же затекла шея. В дверях Эдик разговаривал с кем-то, чей голос был почти таким же, как у Александра. Матвею даже на секунду показалось, что он окончательно помешался на объекте своих чувств, и очень сильно испугался за собственную психику. Хлопок двери ненадолго успокоил его, пока он слушал шаги по направлению к спальне. Он уже открыл рот, чтобы поинтересоваться, кого же там к ним принесло на ночь глядя, но язык буквально примёрз к нёбу, когда он увидел того, встречи с кем боялся и одновременно жаждал.       Напротив него стоял Александр и… улыбался?       Нет, Матвей, идея с психологом в сборной все-таки была здравой, у тебя же явно не все дома. Или это происходит на самом деле?       — Привет. С первым подиумом тебя, что ли.       Саша смущенно улыбнулся, проводя рукой по волосам. Весь его вид выдавал сидевшее внутри волнение, но Матвею он казался таким же спокойным, как на любой из сотен гонок. Неловко потоптавшись на месте и не услышав ответственного приветствия, Александр осторожно присел на краешек кровати рядом с ним.       — Чего грустишь? Неужели его поддержка не справляется?       Матвей перевёл на него взгляд, полный недоумения. Александр выглядел так уверенно, что парню даже подумалось, не прослушал ли он чего ненароком. Осторожно вглядываясь в лицо напротив и стараясь держать себя в руках от ощущения близости своего человека, он уточнил:       — Чья поддержка?       — Твоего возлюбленного, — просто ответил тот, вглядываясь ему в глаза, а Матвей буквально захлебнулся воздухом.       Саша оказался невероятно слеп для того, кто так неожиданно хорошо понимал его.       Матвей чуть усмехнулся, а Саша лишь удивился его реакции. Он знал, что не мог с этим ошибиться.       — Он даже не поздравил меня сегодня.       — Да? Почему же? — изумился Александр, выглядя настолько мило, что причинял почти физическую боль одним своим видом.       — Просто он не знает, кем является для меня.       Матвей поднял на него внимательный взгляд, а Александр посмотрел с искренним непониманием в ответ. Матвей слегка улыбнулся, и морщинки на лице напротив начали разглаживаться, пока до Александра не дошёл весь смысл сказанного.       — То есть… Подожди. Это получается, что…       — Да, Саш, так и получается, — он посмотрел на него открыто, так, как никогда раньше не смотрел, и Александр немного испугался этого взгляда. В нем сквозила беспечность и почему-то отчаяние. — Я тебя люблю, Саша, а ты об этом и не догадываешься.       Александр лишь обнял его и с надеждой прошептал, что все хорошо, что это пройдёт. Матвей слышал загнанный ритм его сердца, и ему подумалось, что Саша напуган.       Он закрыл глаза и улыбнулся. Конечно, все пройдет. Все пройдёт: и печаль, и радость. Лишь бы он все это время был рядом.       — Я буду, Матвей. Я не брошу тебя с этим наедине.       Он сразу понял, что произнёс свои мысли вслух, и медленно отстранился. Александр смотрел внимательно, но совсем не так, как минутами ранее. Он вглядывался в его лицо, искал в глазах ответы на ему одному известные вопросы. Матвей моргнул, держа глаза закрытыми дольше обычного, а Александр придвинулся ближе к его лицу.       — Я уже не смогу тебя бросить.       Глаза в глаза. Губы в губы.       — И не надо.