Часть 1
7 апреля 2020 г. в 00:04
Он всегда знал о том, что его брат шлюха.
А, впрочем, нет, не всегда. Возможно, когда-то он и не был таким, но с годами невинность оказалась похерена. Такие моменты не всегда улавливаются, если не приглядываться, а Арахнисс, так уж оно сложилось, и не пытался приглядываться.
В какой-то момент он просто резко уловил произошедшие изменения в его младшем брате. Он стал другим. Теперь его улыбка была вызывающей и дерзкой, теперь от него агрессивно веяло сексуальностью. На подобные вещи многие падки, и очень зря Арахнисс не думал об этом прежде. В своих попытках быть хорошим старшим братом, защищать и оберегать он сильно облажался. Младший брат сам выбрал свой путь, он поставил его перед фактом молчаливо, все тем же взглядом, а еще вызывающей походкой и покачивающимися бедрами.
Арахнисс не хотел думать о том, что родной брат сексуален. Не хотел, но брат заставил его так думать. Он приносил домой деньги, его заработок, часть которого уходила в семейный бюджет. Отец был строг с ними и не хотел терпеть на своей шее «нахлебников» с его слов, даже если речь идет о его детях. Так что всегда неунывающая Молли работала официанткой, сам Арахнисс активно занимался делами отца, был для него едва ли не мальчиком на побегушках, стараясь доказать, что он полезен, а вот самый младший представитель их семьи стал шлюхой.
Отец об этом не знал, кажется, Молли догадывалась, а Арахнисс знал наверняка. В какой-то момент он словно сталкер стал следить за братом, выяснять, с кем тот контактирует и где вообще берет деньги. Узнав правду, Арахнисс впервые в своей жизни испытал острое желание убить. Не брата, а всех мужчин, что посмели его трогать, смели покупать его тело и пользоваться им. Он оправдывал себя, повторяя, что он, как старший брат, обязан приглядывать за младшим, но в миг, когда он, оставшись дома наедине с ним, начал серьезный разговор и по итогу психанул и чуть не ударил брата, пришлось признать очевидное.
Энджел Даст никогда не был святым, хотя и умудрялся выглядеть как тот еще ангелочек. Невинный трепетный образ хорошего мальчика Арахнисс сам себе придумал. Брат никогда не был таким. Он был, по сути, вульгарной эгоистичной самовлюбленной дрянью. Занятия проституцией не были для него вынужденной мерой ― ему просто нравилось этим заниматься. Ему нравилось получать деньги за то, что он отдается мужчине, нравилось ощущение того, что кто-то готов заплатить деньги за возможность им обладать. Ему нравилось заниматься сексом, нравилось ощущение того, что его трахают. И обо всем этом он без тени смущения поведал брату.
― Какие-то проблемы? Может, ударишь меня, раз такой позор семьи? Валяй, даже мои блядки не навредят такой убогой и гнилой семье.
Арахнисс на самом деле хотел его ударить, выбить из него всю дурь. Хотел до того, пока Энджел не произнес эти слова. Он был прав. Их семья ― это социальный кусок вонючего дерьма. Их отец ― наркоторговец и убийца, их мать ― терпила, в которой взыграл стокгольмский синдром (чем еще объяснить то, что она так покладисто терпела все то, что творил с ней муж), их сестра ― наркоманка, подсевшая на экстази, а сам Арахнисс ― неудачник, погрязший в собственном лицемерии. Они все были омерзительны, и продававший себя за деньги Энджел не был пятном на репутации семьи. Ее уже нельзя подпортить сильнее.
В тот раз Арахнисс все же не сдержался. Энджел и правда думал, что брат его ударит. Он зажмурился, а после недоуменно застыл, осознав, что Арахнисс обхватил его лицо ладонями. Брат целовал его в губы, да еще и с таким непередаваемым отчаянием, с такой всепоглощающей страстью. Он ведь испугался того, что испытывает нечто подобное к кровному родственнику, к тому человеку, которого он должен был защищать и оберегать.
Энджел оттолкнул его от себя.
― Это омерзительно. Даже для меня. Не смей ко мне больше подходить, ублюдок!
Сосать члены незнакомых потных мужчин и то приятнее, чем инцестничать с братом ― об этом Энджел заявил, уже покидая дом. В тот вечер он так и не вернулся, а Арахнисс так и не смог простить себе того, что он сорвался и дал понять, что его терзает. Энджел так и не вернулся тогда домой, а спустя пару дней его нашли мертвым. Хотелось бы Арахниссу, чтобы брата по итогу загубила его деятельность, но все было банальнее ― он умер от передоза в какой-то вонючей подворотне.
Арахнисс пережил его на несколько лет, и все эти годы его сердце было разбито. Он старался забыться, старался не думать о покойном брате, не думать о том, что он, очевидно, не просто хотел его, желал его тела, нет, он его любил, просто не так, как стоило любить родного брата. Это не имело смысла, просто потому, что Энджела даже не было в живых. Дом без него опустел, отец запретил произносить его имя и вообще о нем вспоминать, а Молли перестала появляться дома и контактировать с родными. Ей было душно в семье.
Арахнисс стал пить. Сначала немного и редко, потом все чаще и до бессознательного состояния. Так хотелось просто забыться, выкинуть из головы воспоминания о брате и гадкое ощущение того, что он сам повинен в его смерти. Он быстро спился и теперь даже не понимал толком, как и от чего именно умер. Кажется, он вырубился на морозе в той же подворотне, где нашли мертвым Энджела, он был пьян и ничего не соображал, а ночь была слишком холодна.
Он не помнил подробностей, впрочем, они и не важны. Куда важнее было его пробуждение в аду и в новой форме. К этой самой форме он привыкал долго, равно как и к мысли о том, что почти вся его семья, не считая лишь матери, пересеклась в аду. Отец и сестра быстро освоились, а Арахнисс прибился к ним. Уже потом он узнал о том, что его младший брат стал известным на весь Пентаграмм-сити порно-актером. Порнуху с ним было слишком легко найти, и это напрягало. Отец назвал Энджела последними словами, но даже не злился особо, понимая, насколько же тому наплевать.
Арахнисс и после смерти не перестал быть зажатым и скрытным неудачником. Энджел после смерти научился жить еще больше в свое удовольствие. Он оказался выше как ростом, так и силой духа.
Заперевшись в своей комнате и стараясь не отвлекаться на шум, что создавали какие-то делящие территорию банды, он сидит на старом потрепанном кресле и старается не думать о новоявленных главарях района. Плевать на них, пусть пропадут пропадом. На экране старого потрепанного телевизора было лицо брата, а сам Арахнисс, дышащий с трудом, разгоряченный и растерянный, даже не моргал, каждым глазом улавливая происходящее. Энджел Даст, обнаженный и вызывающе красивый, чувственно стонал в унисон толчкам. Какой-то здоровенный демон с черной шерстью и слишком огромным членом, который он вколачивает в слишком худенького на его фоне партнера. Со стороны может показаться, что Энджелу больно, ведь он хороший актер, Арахнисс это знает.
Небольшой ровный член Даста не особо-то и реагировал на происходящее, но его лицо, движения рук, красиво выгибающееся тело и его стоны не позволяют усомниться в том, что страсть есть. Арахнисс прикусил губу. Он пытался вообразить, что черного здоровяка просто нет, что на его месте он сам. Что Энджел цепляется за него и произносит его имя. Это его больная необходимость, он зависим. Вся его семья от чего-то да зависима: отец от героина, Молли от экстази, брат от ангельской пыли, а он сам ― от Энджела. Даже после смерти он не смог перестать его хотеть, перестать его любить. Мерзко, определенно. Но Арахнисс уже умер и попал в ад, так что поздно сокрушаться по этому поводу.
Энджел застонал особенно сильно. Он принялся выкрикивать довольно стандартные слова вроде «сильнее», «глубже», «еще, папочка», а Арахнисс постарался не обращать на них внимания. Он закинул голову назад и обхватил свой возбужденный член нижней правой рукой, верхней зарывшись в свои волосы. Думать о том, что он самоудовлетворяется за просмотром порно, в котором его младшего брата трахают, не было никакого желания. Это тоже стало привычным.
Энджел ― мастер своего дела. Он вновь простонал и заелозил под партнером, тот что-то рыкнул и крепко обхватил чужую талию. Немыслимо тонкую светлую талию. Теперь в кадре была задница с черными волосками и длинный хвост, аккурат начинавшийся на линии копчика, сомкнутые на пояснице длинные стройные ноги Энджела и чертовы звуки, от которых всегда бросало в жар.
Этого хватило. Арахнисс зажмурился и излился в собственную ладонь. Ощутив кожей теплое семя, он невольно поморщился, стараясь не заморачиваться, продлить и так короткое удовольствие, все еще воображая, что брат обнимает именно его. Но потом приходится вернуться в реальность.
Энджела уже трахают в другой позе, но Арахнисс, уже получивший разрядку, поморщился и поднялся на ноги, чтобы выключить телевизор. Он испытывал омерзение к самому себе ― вполне привычное чувство, ничего нового. Это ведь все, что он мог себе позволить. Ничего не поделаешь, так уж оно сложилось.
Он всегда знал, что его младший брат шлюха. У них вся семья была мерзкой и конченной, но Арахнисс, определенно, был самым лицемерным, а потому худшим ее представителем. Нужно быть храбрым, чтобы быть шлюхой и говорить об этом открыто и без стыда, гордясь собой, и нужно быть закомплексованным неудачником, чтобы за столько лет не сказать о том, что ты сошел с ума от запретных чувств к родному брату. И об этом Арахнисс тоже знал.
Он всегда был омерзителен сам себе, просто понял он это относительно недавно. Надо же, какая неприятная загвоздка.