Сурганова, блядь!..

— Я просто хочу тебя обнять, Сурганова, блядь! — Ну так обними, — сквозь сон бормочет Светка и снова замолкает. Диана одним ловким движением ноги стягивает с себя джинсы и откидывает их куда-то за пределы кровати, буквально запрыгивает под одеяло и с глухим рыком прижимается сзади к Свете. Сурганова тонкая, Сурганова хрупкая и очень тёплая, она, чёрт возьми, такая мягкая, что в неё хочется зарыться с головой! Арбенина целует острые плечи, гладит нежную кожу, утыкается в пушащиеся на затылке волосы и глубоко вдыхает сладковатый запах. Светка пахнет шампунем и жарким летом, листьями мяты и уютной квартирой на Кавалергардской. Светка обещала, что когда-то это будет их квартира, но Диана так часто косячит, так быстро вспыхивает, что бросается злыми словами, как пулями, хотя совсем не думает обо всех этих гадостях до того, как они покинут пределы её рта. Арбенина боится, что Света бросит её, разобьёт гитару, как Динка разбила недавно её скрипку, выставит за дверь очередной съёмной квартиры и больше никогда не позволит прикоснуться к себе. Да, она такая же своевольная, как Диана; да, её слова иной раз обжигают хлеще плети, а холодное молчание ранит сильнее запальных высказываний. Но она никогда не начинает ссору первой. Всегда вспыхивает и сжигает всё на своём пути Арбенина; всегда хлопает дверью и изрыгает всевозможные угрозы она. А потом приходит, побитая и раскаявшаяся, и умоляет простить, каждый раз с ужасом ожидая отказа. А Сурганова каждый раз прощает. Каждый чёртов раз пускает её домой и отвечает на жадный поцелуй, а потом оглушительно стонет на старом продавленном матрасе. Сегодня она не отвечает на поцелуи, не ластится к грубым, но, честное слово, пытающимся быть нежными рукам. Блядь, Арбенина, радуйся тому, что ты вообще можешь лечь рядом! И обнять! Другая бы давно тебя за шкирку выкинула под дождь! Диана благодарит так, как может здесь и сейчас. Скоро шея под светлыми волосами розовеет от поцелуев, а аккуратные соски — Динка чувствует это даже через свободную домашнюю футболку — красноречиво твердеют. Желая показать Свете, как сильно она её любит, Арбенина скользит рукой по талии и бедру подруги, как вдруг понимает, что та без белья. Вообще. Кровь ударяет в голову в тот же момент, когда запястье крепко стискивают чужие сильные пальцы, не позволяя подвинуть руку ни на миллиметр. — Динька, спи, пока я не передумала. Не заслужила сегодня. — Ну Свету-уль, — скулит Диана, вновь припадая к бледной шее, кажущейся в свете Луны фарфоровой, несмотря на проворные губы. — Ты специально трусы не надела, чтобы меня помучить, что ли? — Да, — так же сонно, но не менее твёрдо отрезает Сурганова. — А теперь спи, Арбенина. Утром поговорим. Нужно уметь вовремя признать капитуляцию, проносится в голове Динки. Особенно после того, что натворила сегодня. А натворила она знатно: устроила ураган ревности абсолютно на пустом месте, рассекла спокойной, как лёд, Сургановой губу и позорно сбежала. Как всегда. А потом чуть не сбила в кровь костяшки пальцев, выкуривая одну за одной весь оставшийся запас сигарет. Света отпускает её руку, как только перестаёт чувствовать напор. И Диана честно больше не пытается дотянуться до самого сокровенного и самого, блядь, желанного. Она просто обнимает её за талию, закидывает — не может удержаться — ногу на её и утыкается лбом в выступающий позвонок. Забытье приходит удивительно быстро — Арбенина даже не мечется по кровати, то натягивая на себя, то скидывая с себя (и со Светы заодно) одеяло, не отворачивается от Сургановой и не жмётся к ней по несколько раз за минуту. И уже сквозь оплетающую её дрёму Динка слышит тихое-тихое и нежное, как звон колокольчика: «Спокойной ночи, Динь». Она и подумать не могла, что сможет улыбнуться сегодня. Впрочем, она и сейчас не думает: губы сами собой расплываются в счастливой улыбке, и скандалистка проваливается в сон, крепко прижимаясь к любимой девушке.