Бесовская штука

В лето семь тысяч сто восемьдесят .... а впрочем, не так важно. Важно, что в это лето было жарко, солнце жарило как в печи огни, небо было голубее, чем взгляд юной крестьянки из соседних сел, а трава зеленее изумрудного украшенья поистине царских палат под древней Москвой - в общем, погодка была пределом мечтания незатейливого ремесленника али уличного торговца, прятавшихся под кромами деревьев вдоль улиц посада. Девки хаживали ввечеру к подружкам на пляски, а молодцы быстрее бежали к верным подругам, вернувшимся из поля. А где-то на опушке поет красна девица, глядя в глубину озерной воды. Идиллия русского города или селенья шла своим размерным ходом. В просторных, прохладных палатах было тихо, как на кладбище, где хоронили каждого почившего за пятак, и куда не совался ни один благодеятельный христианин, или причисляющий себя к таковым, больше двух-трех раз в жизни, когда хоронил мать и жену. И только в одной зале, выделанной богатыми коврами из самого заморского шелка и расписанной мастерами специально по заказу покойного царя и раба божьего, Алексея сына Михаилова, было неспокойно: вёлся разговор, да какой разговор... - Маруська, подай пиалушечку, да поскорее - И всё-таки, Наталья Кириллна, я б тебе посоветовал быть повнимательнее, мало ли что эти змии подколодные... - Иван, чай твоё ли дело? Твоё дело - стольничьи обязанности да повинности, а в дела царские ты не суйся, - молодая женщина даже не повернулась к говорившему, - да и чего нам боятся, не Милославских же. - Наталья, ты хоть и царица, да всё же баба. Ты мужиков-то смышленых послушай, а не на род уповай, дура! - грузный мужчина лет пятидесяти в богато расшитом кафтане вмешался в разговор, - да и тебе ли судить? Иван хоть и стольник, да в делах государственных смыслит получше. Женщина с совершенно оскорбленным видом наконец обернулась, откладывая маленькое карманное зеркальце. Боярин же продолжал: - Милославские свои злые козни так не оставят. Петенька, сокровище наше, помеха им, да побольше, чем наши головушки да головы помощников. Они сами не сойдут, нас проглотят да не подавятся, а его, - с этими словами старик резко махнул рукой в сторону двери, - его али в монастырь, али в пруд, как котёнка! Этого для сына хочешь, дочь, этого семейству ожидать велишь? Взгляд женщины потемнел - Вы, отец, может и мудры, как и братец, да только будто забыли - Федор Алексеич у нас сейчас царь, а не злыдни ваши. Он Петеньку и пальцем не тронет, а за свою головушку я не так боюсь, как за сынову. Федор ему и учителя приставил, вон, в книжную залу водил, ведь хоть и по отцу, да братья они родные, и кровинушка одна, Федор его в обиду не даст. Эй, Маруська, я же пиалушку просила принести, чай уснула там, ленивица! Молодой человек, названный Иваном, пригладил постриженные по дворовой моде усы: - Послушай отца, Наталья - ты сама себе противоречишь. Федор может с Петром и одной крови, да только телом слаб, а твой отрок здоровьем пышет, резвится. А Милославские ему ближе по родству, по матери его, покойнице, упаси её Господь. (одновременно Иван сплюнул) Так что скоро починет благодетель твой призрачный, и нас всех в монастырь отправят, а Софьюшка, ненаглядная их царевна, в твоих Золотых палатах сядет! - А чего Артамон говорит, дядюшка твой? Он Милославским не верит, знает, что у нас в этой войне один козырь - сын твой. Ты бы лучше за сыном приглядывала, чем языком мела, в палатах просиживая. Да Бога побойся, убери свою побрякушку бесовскую, беду накличешь! - Не побрякушка это, батюшка, а зеркальце заморское, еще Алексий мне его даривал, по твоему велению подарок единственного моего бросать не буду. Маруська, приведи Петрушу, ежеле боярам так неймется увидеть. - Так, Государыня моя, он же с учителем сейчас прогуливается, как я могу его привести, коли он там, а я здесь? Наталья резко вскочила. - Я тебе говорила, дура, не пускать его с Зотовым? Он же пьет, как черт, собака эдакая! Он сейчас наверное на лавке валяется, бесчестник! Бегом вниз, Петрушу искать! Вся компания из троих Нарышкиных и служанки бросилась по лестнице к выходу.

***

Черноволосый мальчик лет девяти смело шел по улице посада, оглядывая все вокруг. На него уже чуть не наехала телега с не очень дружелюбным хозяином, ему дал подзатыльник какой-то пьяница (и кто пьёт поутру?). Несмотря на жаркую погоду, посадские на месте не сидят, а работают - кормиться-то надо, чай не бояре - на лавке сиживать да рубли хватать. Мальчишка, пару раз уже наступив в еще не запекшуюся грязь в обочине, уверенно продолжал свой путь, пытаясь выйти к реке, но при этом не имея знаний о ее расположении, осматриваясь по сторонам, чтобы хоть опознать местечко, в которое забрел. Благо, простые посадские не обращали своего внимания, ведь тут все знали - кончается первый десяток, значит, пора уже и семью подкармливать. Так, продолжая свой путь и желая наконец увидеть лодку, да может быть и, если повезет, взять ее у лодочника (для чего предусмотрительно были взяты деньги пьяного Зотова), мальчишка услышал крик. - Ты, сукин ты сын, что творишь? Сделал какую-то штуку бесовскую, порчу навел, так ещё её на мою монету перенёс, мошенник эдакий! Черт бы тебя побрал! Обернувшись, его взгляду открылось поистине интересное зрелище. Через улицу какой-то пьянчуга (что было понятно по крику) стоял напротив белобрысого парнишки, лет восьми-девяти, и орал на всю улицу. Парнишка отчетливо пытался увернутся от нападок сначала словестно, а потом, когда пьяница перешел в атаку с кулаками, уже физически. Через буквально минуту их разняли какие-то прохожие: мужику дали в морду, а белобрысому - легкий подзатылок. Петр (как можно было понять из рассказа) решил, что обстановку следует разведать: чего уж такого творил парнишка, раз его надо чертями побирать? Быть может, обворовал этого пьянчугу, хотя, что с него взять - один пятак, да и тот, наверное, пропил или пропьёт в ближнем местеце, за углом. Петр перебежал улицу и подошёл к белобрысому. Тот, однако, отреагировал первым. - Чего хотел, верста коломенская? - Да узнать, что ты тут творишь, коли этот так разорался. Белобрысый забавно прищурил глаза. - А вот дашь денгу, тогда и поговорим. А так я показывать не буду, ибо такое умение, что тебе и не снилось! - Брешешь! - Так денгу дашь - вот и проверим, - белобрысый стоял на своём - Так за денгу я столько всего сделаю, а ты что с денгой, брехня, какое, у тебя тут кудесничество? Сатанинское что ли? Белобрысый сложил руки перед собой, сделал шаг вперед к настойчивому черноволосому. - Ничего бесовского у меня нет, да волоса твои больше бесовские, чем чудеса мои, мудрец нашелся тут. Торговаться будешь на базаре осьмого числа, а тут тебе не базар. - Пропади ж ты пропадом, торговец. Чай вижу, много у тебя денгов-то, а? - на лице Петра возникла ухмылка. Парнишка опять сощурился. - Ладно уж, что с тебя, собака, взять. Смотри - я могу нитку продеть через щеку, да ничего мне и не будет. - И без кровинушки?, - удивленно произнес Петя, - да брешешь же, виду, брешешь, как черт! - Ей богу, не брешу! Поглядывай внимательно, - с этими словами белобрысый достал нитку с иголкою, завел ее снаружи в щеке, а затем вынул край через рот. Петр стоял в потрясении, которому может подвергнутся парнишка его лет при виде такого фокуса. - Ты как это делаешь, чёрт? Как такое проделываешь-то? - А вот это уже не твоего ума дела, мельница, я тебе и так показал, али я тебя без денги и обслужить должен, собака? Петр был удивлен, и это удивление сыграло свое дело. - Ладно, держи свою уплату, черт ты эдакий, - Петр протянул парнишке монету. Глаза последнего округлились по ее форме, он поднял глаза на Петю. - Рубль? Чай взаправду рубль? Да это ж полкоровы, боярин ты богатенький! Ты где столько достал, украл что ли? - Это уж не твоего ума дело, - отзеркалил Петр, - ты мне объясни, как чудо проделывать. Петру было шутко интересно: он внимал такой "чертовщине". Белобрысый поднял глаза, и лучезарно улыбнулся. - Да за такое я тебя и обслужить должен, как барина - нашелся тут, рублями кидатся! Петр усмехнулся - Этого мне не надо, меня и без тебя обслужат кому не лень. Глаза белобрысого опять округлились по форме того самого рубля. - Так ты "ваше благородие". А я давненько понял-то, походка у тебя ненашенская, какая-то боярская. Ну так отвечай, боярский сын аль богатый служилый? Как вам живется-то, при государе сидя да квас попивая? - Ты, давай, если языком мелешь, то мели по делу: как проделывать-то скажи, черт ты сатанинский. - Извольте, ваше благородие, - с этими словами парнишка присел, пытаясь исполнить поклон по европейской моде, от чего Петр чуть не прыснул, - смотрите, вот нитка, вы ее режете, а потом берёте и иголку... Рассказ был прерван резким криком. - Петруша! Ах ты, разбойник, ты куда побежал, чертяга! - Иван Нарышкин орал с телеги. - Ты знаешь как мать-то разволновалась, чай не маленький, понимать должен! Петр повернулся на него, затем на белобрысого парнишку. У того аж челюсть упала на грязную мостовую. - Ну-ка быстро сел сюда! Золотце ненаглядное, а безответственное! - Тебя как звать-то? - сказал Петя белобрысому. - Алексашка... - Удачи тебе, жаль с фокусом не вышло! - Ну вам рубля не жаль, да и мне моей тайны-то за рубль тоже! - парнишка хитро улыбнулся, - залезай же в свою телегу, поедешь к мамке! - Ты что сказал, отродье эдакое! - крикнул Нарышкин, - "мамка" это мать твоя, сын сукин! Но Алексашка уже убежал в противоположном направлении, под взглядами столпившихся посадских и крестьян. - Тьфу-ты! - только и плюнул Иван Кириллыч, - Петруша, быстро сел сюда! Не престало государю по таким местам бродить да с такими людишками возится. Ну, трогай, чего стоишь, вишь, народ уж собрался, нам внимания ненадобно! Тележка со скрипом тронулась и помчалась в сторону палат. Простой люд только разевал рты на такую сцену. А на дворе расцветал июль.