Подарок для любимого императора

В небольшой гостинной за столом сидели Гоголь, Лермонтов и Жуковский. Все ждали появления самого долгожданного гостя — Пушкина, по инициативе которого и произошла их встреча. Когда поэт вошёл в зал, все встали и поздоровались. — Здравствуйте, господа! — сказал громко Пушкин. — Рад, что вы откликнулись на моё приглашение! Я собрал вас по одному чрезвычайно важному поводу. Дело в том, что скоро у нашего дорогого Николая Павловича день рождения, и мы, как его наилюбимейшие личности, должны сообразить ему подарок. Есть варианты? — Ружьё? — предложил Гоголь. — Он же военный, должно понравиться. — Банально, — возразил Лермонтов. — Давайте лучшее второй том «Мёртвых душ» — Очень смешно, Михаил Юрьевич, — обиделся Николай, скрестив руки на груди. — Господа, я призываю вас к серьёзности, — строго сказал Жуковский на правах старшего. — Давайте соберёмся и подумаем. Государь всё-таки. Кстати, а где Достоевский? — Фёдор Михайлович, к сожалению, отказался, — вздохнул Пушкин. — Жаль, — сказал Гоголь. — Он весьма талантлив. — Наверное, побоялся, что здесь будет Тургенев, и они опять поссорятся, — хмыкнул Лермонтов. — Да нет, я ему сказал, что Ивана Сергеевича не будет, а он не в какую… Говорит, если сильно понадобится, то придёт. — Ну, как знает, — пожал плечами Николай Васильевич. — Ладно, давайте думать. Литераторы призадумались. Через минут десять гробового молчания первым решил высказаться Михаил Юрьевич. — В общем, у меня есть идея, — сказал Лермонтов. — Излагайте, Михаил Юрьевич, — кивнул Пушкин. — А давайте напишем совместное поздравление Его Величеству, а Николай Васильевич передаст его государю! Услышав такое, Гоголь аж поперхнулся чаем. — Михаил Юрьевич, вы в своём уме?! Как я передам поздравление, тем более, не абы кому, а самому императору! Вы забыли, какое положение я занимаю? — Ну, не вы сами, а через вашу добрую ласточку Розетту, — пояснил поэт. — Она ведь приближена ко двору, не так ли? — А почему именно я? — в недоумении захлопал глазами писатель. — Вон пусть Александр Сергеевич передаст. Он тоже с этой доброй «ласточкой Розеттой» общается и поболее, чем я. И вы, между прочим, с ней лично знакомы — Какой вы смешной, Николай Васильевич, — улыбнулся Михаил. — Ну, посудите же сами, Александр Сергеевич не может, потому что его Наталья Николаеевна непременно заревнует, а я не общаюсь со Смирновой так близко, как вы! — Так! За Натали попрошу ничего не говорить, — сказал обидившийся Пушкин. — Ну, уж простите, — пожал плечами Лермонтов. — Ну, я даже не знаю, как… Гоголь не успел договорить, так как вмешался до сих пор молчавший Жуковский: — Господа, я не понимаю, в чём собственно проблема. Николай Васильевич, если вы не можете передать письмо, то это сделаю я. В конце концов, я учитель цесаревича и с государем завсегда пересекусь. — Нет, нет! — быстро ответил Гоголь. — Я всё передам! — Вот так бы сразу, — усмехнулся Лермонтов. — А то упрямились тут ещё. Я же знаю, что вы любите бывать у Смирновых. — Так, а вот это уже вас не касается, господин поэт, — сказал Гоголь, чуть наклонив голову, дабы скрыть смущение. — Ладно, не ссоримся, господа. Давайте приступим же к делу, — сказал Пушкин. — У меня такое предложение: пусть каждый напишет по абзацу, а потом из всего этого составим полноценное поздравление, — сказал Жуковский. — Вы гениальны, Василий Андреевич! — в восторге ответил Пушкин. Тут раздался стук в дверь. Литераторы удивленно переглянулись. — Кто же это? — спросил Пушкин, посмотрев на своих товарищей. — Вы кого-нибудь ждёте? Все отрицательно покачали головой. — Может, Фёдор Михайлович всё-таки пришёл? — предположил Лермонтов. — Или нас раскрыли, — пробурчал Жуковский. — Михаил Юрьевич, пакуйте вещи на Кавказ. — Да почему я?! — возмутился Мишель. — Да тише вы! — шикнул на них Пушкин. — Войдите. Дверь распахнулась и в комнату вошёл Белинский. — Здравствуйте, господа. Что же вы так со мной поступили? — спросил критик. — Собрание собираете, а меня не зовёте. — Его тут только не хватало, — шепнул Гоголь на ухо Жуковскому. — Да не говорите, — проворчал Жуковский. — Уж лучше уж царь или Бенкендорф, ей-богу. К счастью, Виссарион Григорьевич этого разговора не услышал. Пушкин приветливо улыбнулся и, встав с места, подошёл и обнял Белинского. — Здравствуйте, Виссарион Григорьевич. Простите ради Бога. Просто мы не думали, что вы захотите принять участие в нашем мероприятии. — А что за мероприятие такое? — поинтересовался критик. — Пустяковое, — отмахнулся Пушкин. — У нашего царя день рождения скоро, вот поздравительный текст составить хотим. — Да? А давайте я вам помогу! — сразу же вызвался Белинский. — Каким образом? — удивился Лермонтов. — Всё просто, — ответил критик и по-хозяйски уселся на кресло. — Вы напишите ваше поздравление, а я покритикую его и скажу, что исправить! — Нет! — сразу сказал Гоголь. — Так мы и до лета не кончим! — Тогда я не знаю, чем ещё могу помочь, — развёл руками критик. — Виссарион Григорьевич, а ведь у вас был литературный опыт, не так ли? — вдруг вспомнил Пушкин. — Был, — критик опустил взгляд, — вышел весьма неудачный, как вы помните. — Но так давайте вы снова попробуете! Не стесняйтесь, Виссарион Григорьевич, — подбодрил его Александр Сергеевич. — Да, а то как критиковать, так вы первые в очереди, а как самим написать, так нет же! — добавил Мишель. На юного поэта тут же бросили несколько гневных взглядов. Каким бы Белинским противным не был, но рамки приличия нужно иметь. Однако Лермонтов только хмыкнул и отвернулся. Стыдно ему не было. — Присоединяюсь к словам молодого дарования, — поддержал Лермонтова Николай. — Почувствуйте себя в нашей шкуре, Виссарион Григорьевич. — Злой вы, Николай Васильевич, а я вас всегда любил, между прочим, — хмыкнул Белинский, подсаживаясь ближе к писателям. — Ладно, давайте перо, так уж и быть, попробую… Пушкин одобрительно улыбнулся и протянул критику перо. — Только проблема есть, — сказал критик. — Какая? — удивился Жуковский. — Мы же подписываться будем? — Ну? — А моё имя во дворце-то не приветствуется… — А моё, можно подумать, так приветствуется… — фыркнул Лермонтов. — Ну, ваше имя хотя бы называть не запретили, а моё только бессмертный при императоре Николае произнесёт! — возразил Белинский. — Не волнуйтесь, — ответил Жуковский. — Мы вас подпишем как «критик гоголевского периода»*. Николай Павлович поймёт, кто это. — Мудрое решение, однако… — сказал Белинский. — Так, стоп! Господа, а мы никого с вами не забыли? — озадаченно спросил Гоголь. — Кого? Все николаевские «любимцы» здесь, кроме Фёдора Михайловича. Даже Белинский. Кто потерялся? — не понял Пушкин. — А как же Александр Сергеевич Грибоедов? — Он не может, он на дипломатической миссии в Персии. Сказал, царю через письмо поздравления передаст. — Вот жаль, — протянул Лермонтов. — Его бы остроумие пригодилось. — Ничего, — ответил Пушкин. — Мы можем взять несколько фраз из его знаменитого «Горя от ума». Думаю, на авторские права он не будет особо злиться. Благое же дело. — Тогда приступим? — Давайте. Литераторы принялись за работу. Они писали, зачёркивали, неудачные работы сразу же летели со стола на пол. Скоро там образовалась порядочная гора смятой бумаги, однако никто и не думал останавливаться. Это был только разогрев. Наконец, спустя часа три поздравление было готово. — Итак, господа, давайте мне ваши работы, и мы сложим их воедино, — скомандовал Пушкин, и все остальные передали ему листы. Поэт пробежался глазами по тексту и громко зачитал: Дорогой Николай Павлович! В этот день хотим пожелать вам от всей нашей творческой литераторской широкой души всего самого наилучшего! Желаем вам наконец-то закончить Крымскую войну, ибо смысла в ней никто из присутствующих не видит, а также поскорее отменить крепостное право, которое поработило… (Давайте вычеркнем это, Виссарион Григорьевич, а то император порвёт послание, не дочитав его до конца) Хотим пожелать вам смягчения цензуры, ибо нам, писателям, приходится очень тяжко. А также желаем вам прекратить бояться всяческих революций, ибо в ваше правление их не будет, по крайне мере в России. До этого пока далеко. За это ручаюсь. (Довольно смело, Михаил Юрьевич) И чтобы столоначальники вас окружали порядочные, дабы комедия «Ревизор» не вводила вас более в гнев и смущение. За это прошу особенно. (Вернее и не скажешь, Николай Васильевич. Жаль, что желание сие несбыточное) И чтобы сын ваш, Александр Николаевич, рос большим и более гуманным, нежели вы. Это я постараюсь исполнить сам. (Василий Андреевич, вы серьёзно рискуете…) — Что думаете? — спросил Пушкин, кончив читать и переведя дыхание. — Надеюсь, все подписались? — Он нас убьёт, — констатировал Гоголь. — Или отправит на Кавказ али в Сибирь… — добавил Лермонтов. — А нам ли привыкать, — проворчал Белинский. — Ладно, Николай Васильевич, вы знаете, что делать? — Пушкин свернул послание в трубочку и протянул Гоголю. — Так точно-с! Гоголь выполнил всё, что ему поручили и передал письмо Александре Осиповне. Фрейлина в свою очередь передала письмо императрице. — Что это? — удивилась Александра Фёдоровна, приняв свёрток из рук Россет. — Поздравление Его Величеству, — тихо ответила Смирнова. — От кого? — От писателей? — Милая, а ты уверена, что это безопасно? — обеспокоилась императрица, зная отношение мужа к подобному творчеству. — Уверена, Ваше Величество. На свой страх и риск, Александра Фёдоровна послушала свою фрейлину и за праздничным обедом передала супругу поздравление. Николай прочитал его (на удивление, даже до конца и не порвав!), нахмурился, потом чуть приподнял уголки губ и ответил: — Эх, мои любимые вольнодумцы… Бенкендорфа на вас нет!