I tried so hard And got so far; But in the end It doesn't even matter. I had to fall To lose it all; But in the end It doesn't even matter.
— Моника, я... Я больше не могу... — Ну же, Ханс, давай! Ты подтянулся всего один раз, и то не полностью. Такими темпами ты не успеешь сбросить вес к поступительному экзамену, который, между прочим, уже через три недели! Сегодня двенадцатое августа, до начала учебного года осталось совсем ничего! Двенадцатое августа 1886 года. Почти шесть лет. Озвучив эту дату в голове, Ханс тяжёло вздохнул. "А нужно ли ему это?.. Ещё не поздно отказаться?.." Нет. Он не откажется. Это... его долг перед ним. С этими мыслями юноша продолжил подтягиваться на ветке дерева, хмурясь от напряжения в мышцах. Он должен. *** — Вот, примерь. Белый в сочетании с красным - прекрасный выбор для такого торжественного мероприятия. — кареглазый мужчина приложил белоснежный мундир с красными вставками к плечам юноши, — Ну, как тебе? Как по мне, выглядит превосходно. Ничего не ответив, Ханс вяло кивнул, после чего взял мундир в руки и принялся застёгивать его на груди. Но чем ниже он спускался, тем тяжелее сходились пуговицы. В конечном счёте он застрял на середине, где застегнуть было уже практически невозможно. Увидев это, Клауд испуганно вздрогнул. — Чёрт, неужто ошибся с размером? До поступления осталось всего два дня, перешивать слишком поздно! — в отчаянии произнёс бывший вор. В этот момент в диалог вступила стоящая позади них Моника. — Нет, папа, всё верно, просто Ханс слишком толстый! Я рассчитывала на то, он сбросит лишний вес за лето, но, похоже, всё вышло наоборот! Что, если он вообще не сможет влезть в этот мундир? Пока они увлечённо беседовали друг с другом, Ханс не проронил ни слова. Нет, он не был каким-то абсолютным жирдяем, но и худым его тоже назвать было нельзя. Скорее, из-за широких плеч и крупного телосложения у многих создавалось ложное впечатление, что... Он крупный и под одеждой тоже. В плане лишнего веса, конечно. Хотя по правде он был едва пухлым. Разговор сестры и отца назойливо звенел в ушах, поэтому в конце концов Ханс не выдержал и вышел из комнаты. Возможно, его несколько раз окликнули, но... Он не слышал. Войдя в ванную, юноша запер за собой дверь, после чего подошёл к раковине, и, опустив голову вниз, глубоко вздохнул. "Нужно ли ему всё это?.." "Хочет ли он этого?.." Голова гудела от возникающих в ней один за другим вопросов. "Я.. Не хочу этого. Но я должен." Подняв взгляд на зеркало, Ханс посмотрел самому себе в глаза. "Кто... Ты?" *** Этот день наконец настал. Поправляя мундир на груди сына, Клауд улыбнулся. — Ну вот, всё готово. Можешь смотреть. И Ханс посмотрел. Перед ним в отражении стоял шестнадцатилетний юноша с тёмно-каштановыми волосами, среди которых выделялась одна белая прядь, и красными глазами, цвет которых, впрочем, больше сходил на медный, чем на подлинно красный. Для своих лет у него были довольно широкие плечи, высокий рост и крепкое телосложение, которое на фоне Клауда и Моники казалось почти что гигантским. На нём был надет белый парадный мундир с красными вставками - самое то для какого-нибудь торжественного события, каким и был этот день. День поступительных экзаменов в военную академию. Ханс горел желанием поступить туда около шести лет назад, но сейчас делал это по каким-то другим личностным причинам, о которых не было дано знать никому, кроме него самого. Ну и, ещё Моника давно положила глаз на это место, потому что к работе с оружием ей не привыкать — на протяжении пяти лет та была ученицей Алукарда, и, поступив в эту академию, она намеревалась проявить все свои накопленные знания и способности на высшем уровне, в которых, кажется, уже никто и не сомневался. Ханс же оставался абсолютно равнодушен ко всему. Главное, думал он, - "чтобы его не заставляли использовать это чёртово оружие каждые пять секунд." За прошедшие шесть лет он даже не пытался брать в руки что-то тяжёлое, поэтому теперь отчасти боялся и нервничал. Когда они зашли в ворота академии, вокруг уже собралась приличная толпа людей. Все собственными глазами хотели посмотреть на то, как раз в десять лет академия избирает лучших претендентов на звание будущих защитников Монийской империи. Ведь желающих всегда было "на отвали", а реально достойных - единицы. В ряд которых и стремилась попасть Моника, а заодно и обеспечить хорошее будущее своему бездельнику-брату. Вдвоём протиснувшись в ряд кандидатов, девушка гордо расправила плечи, вместе с тем рассматривая будущих соперников и готовясь к началу. Ханс всё это время молча смотрел куда-то в сторону, а сомнения в его взгляде постепенно нарастали. — Моника, а что, если я... Ну, к примеру... Передумал? — тихим и неуверенным голосом спросил у сестры юноша. Подняв бровь, девушка с удивлением покосилась на брата. — Что значит "передумал"? Нас уже занесли в списки, пути назад нет! — но увидев, как Ханс начал нервничать ещё сильнее, Моника устало вздохнула, — Ладно тебе, Ханс, не волнуйся, я хорошо тебя подготовила, ты обязательно пройдёшь испытание. Через несколько минут прозвучал торжественный гонг, обозначающий начало отборочного экзамена. Перед участниками была построена конструкция из нескольких испытаний: тест на технику бега, уклонения и атаки. Всю дорожку они должны были пройти за 1,5 минуты, чтобы получить оценку A+ и успешно поступить в ряды академии. Итак, один за другим участники начали проходить испытания. Кто-то лажал ещё в самом начале, кто-то доходил вплоть до конца, но не укладывался по заданному времени. Были конечно и те, кто делал всё на отлично. Когда подошла очередь Моники, в зрительском ряду повисла тишина. Девушку давно знали из-за того, что перед поступлением сюда она проходила обучение у Алукарда, поэтому теперь все с нетерпением ждали от неё больших результатов. "Браво! Блестяще! Превосходно!" - то и дело доносилось из толпы, пока она проходила дорожку испытаний. И действительно: Моника делала всё практически идеально, без единой ошибки и промедления. Невооружённым глазом была заметна подготовка настоящего профессионала. Когда та наконец перешла финишную черту, судейский таймер остановился на ровно заданном времени, а в толпе после её выступления ещё долго звучали поздравительные возгласы, которым девушка не могла быть не рада. Подойдя к Хансу, Моника улыбнулась, и, похлопав брата по плечу, произнесла: — Ну же, давай, всё получится. Мы слишком долго готовились к этому дню, чтобы не пройти это здесь и сейчас. Давай же! С этими словами Моника мягко подтолкнула юношу вперёд, а сама отошла в ряд победителей. Нервно вздохнув, Ханс осмотрелся. Его руки и ноги то и дело вздрагивали, а глаза испуганно бегали по толпе, взгляды которой были до единого прикованы к нему. "Они смотрят на меня.. Все.." "Ждут чего-то?.." Юноша почувствовал, как дышать становится всё труднее, словно лёгкие наполняются невидимым грузом, который перекрывал дыхательные пути. "Спокойно. Соберись. Главное - концентрация. Сосредоточься на своей цели и забудь про внешние раздражители." На старт. Внимание. Ма-а-арш! Выпущенная из ракетницы пуля высоко взмыла в воздухе, и Ханс начал проходить экзамен. "Сконцентрируйся на звуке. Представь, что поле битвы — это ноты, и если ты правильно сыграешь их, у тебя получится композиция." Он не хотел вспоминать, кто именно сказал ему подобное, но эта фраза словно засела в его голове на всю жизнь. Возможно, только благодаря ней он до сих пор держится на ногах и старается выкладываться на все сто, хотя по-прежнему далеко не уверен в том, что у него всё получится. Ханс на удивление быстро прошёл первые два оценочных теста, но когда настал черёд последнего... Юноша увидел перед собой балансирующий в воздухе пистолет, а чуть дальше - быстро передвигающиеся деревянные мишени. Нет, он не был удивлён. Он знал, что на входном экзамене обязательно будет испытание с холодным или огнестрельным оружием, поэтому он был готов выдержать это. Той ране уже много лет, она давно должна была забыться в его голове. Должна же, так?... Ханс оглянулся вокруг. В первых рядах толпы стояла Моника, жестами поддерживая брата. Все в ожидании действий смотрели на него. Он сможет. "Не холодно." "Не страшно." Подойдя ближе, тот нервно сглотнул и протянул руку к пистолету. "Ну же, давай, Ханс... Не стой, как истукан. У тебя получится, та рана давно зажила. Преодолей себя и попробуй." Но надвигающаяся паническая атака была сильнее разума. Ханс почувствовал, как дыхание в лёгких вновь что-то перегородило, а на лбу выступил холодный пот. Ноги юноши беспомощно задрожали, в глазах постепенно темнело. Это провал. Заметив что-то неладное в поведении брата, Моника слегка побледнела. "Что это с ним?.. Неужто опять заступорился?.. Чёрт, если он будет и дальше так стоять без дела, время закончится и он не успеет пройти экзамен до конца!" Но даже когда время на таймере закончилось, оглушённый приступом Ханс не двигался с места. Его взгляд был намертво прикован к висящему в воздухе пистолету, пока сам он корчился в панических конвульсиях. "Я... Не могу." Видя, что брату становится всё хуже и хуже, Моника с криком выбежала на поле. — Ханс! Ханс, что с тобой?! Ханс! Но он не слышал. Юношу с ног до головы окутала паника, заставляя того дрожать от пронзающего тело холода и страха; он не видел перед собой абсолютно ничего, а все посторонние звуки отдавались в голове невнятным эхом. Но... Он помнит, как держал похожий пистолет в руках много лет тому назад. Помнит... Голос. "Ну же, Ханс, не стой, Стреляй!" Сердце пропустило удар. Нет... Он не сможет. Никогда. *** — Ну что, куда сегодня отправимся? — поинтересовался Грейнджер, гуляя с сыном по лесу, — Можем сходить, например, к озеру, там сейчас наверняка полно мотыльков. — Пап, а ты много демонов убивал? — неожиданно спросил Ханс, глядя на отца. В ответ Грейнджер удивлённо покосился на сына. — Относительно. А почему спрашиваешь? — Я хочу стать таким же сильным, как ты. Убивать демонов и разрывать их на куски, пока их кровь и кишки будут разлетаться повсюду! — баловался маленький Ханс, изображая из себя великого охотника. — Ох, это... Впечатляет. — как-то неуверенно ответил мужчина, пребывая в лёгкой растерянности, — Но где ты таких слов понабрался? (Неужели снова подслушивал нас с Клаудом, боже...) — огорчённо подумал тот, а затем присел на корточки напротив мальчика, — Ладно, иди сюда. — приглашающим жестом Грейнджер позвал Ханса к себе на руки, и тот без промедления прыгнул к отцу на шею. Подняв сына, стрелок пошёл дальше, попутно поглаживая Ханса по тёмно-каштановым прядкам. — Пап, — Ханс решительно положил ладонь отцу на щёку, — Научи меня быть тобой. — Что? — удивлённо переспросил мужчина, — В смысле "мной"? — Я.. Не знаю, но.. — Ханс и сам не знал, что имел ввиду под этой фразой. С ранних лет мальчик привык к тому, что Грейнджер был для него лучшим во всём, и что-то одно он выделить не мог. Поэтому, Ханс просто... Просто хотел быть им, не нуждаясь в подробностях. Видимо, стрелок всё же понял, о чём говорил сын, слегка улыбнулся, и, опустив его на траву, произнёс: — Хорошо, я понял тебя. Тогда смотр- Но внезапно внимание Грейнджера привлёк странный оттенок неба. Дым?... В случаях, когда стрелок чувствовал приближение опасности, его лицо становилось почти каменным, брови хмурились, а голос сильно понижался. Взгляд же вместо привычного добродушия теперь обдавал холодом, который, казалось, способен пробить до дрожи любого, даже не впервые видевшего отца таким, сына. — П-пап?.. Что-то не так?.. — тихим голосом поинтересовался мальчик, потянув отца за плащ. Не нарочно грубо взяв Ханса за руку, Грейнджер быстрыми шагами направился к выходу из леса. — Идём, Ханс. Нам надо домой. *** С момента, как Ханс потерял сознание, прошло несколько часов. Почти всё это время Моника сидела на кровати рядом с ним и размышляла о произошедшем, задумчиво смотря в окно. "Возможно, это последствия стресса из-за пережитого, только вот... Понять не могу, почему это до сих пор не закончилось. Прошло ведь уже целых шесть лет, он должен был восстановиться и забыть, но... Оказывается, всё только ухудшилось. Знала бы я, что произошло тогда... И вообще, я, кажется, не была в его комнате с того самого дня. Интересно, что заставило его так замкнуться... Должен же быть ответ." Моника осмотрелась вокруг. Не то чтобы она горела желанием рыться в личных вещах Ханса, нет, это было для неё слишком низко - она просто надеялась найти даже самую малейшую зацепку или подсказку, которая помогла бы ей понять, что происходит с её братом. Но, проверив прикроватные тумбочки и письменный стол, она ничего не обнаружила. Будто Ханс заранее знал, что она станет искать в его комнате скрытую от посторонних глаз информацию, поэтому тщательно замёл все улики. А может... "Чёрт, тут тоже ничего... Неужели он просидел в своей комнате шесть лет просто так?" Но вдруг внимание девушки привлекла тонкая чёрная ленточка, торчащая из под подушки на кровати. "А это ещё что?..." Сев на кровать, Моника осторожно потянула за неё и.. Увидела потёртую записную книжку, ленточка которой являлась закладкой. "Личный дневник Ханса?.. Да ладно, неужели?.." Осторожно взяв дневник в руки, Моника стряхнула с него тонкий слой пыли. "Возможно, это даст мне ответ на то, что с ним происходит. К тому же, Ханс пока не пришёл в себя... Есть время, чтобы взглянуть." *** — Папа, что происходит? Это... Часть тренировки, верно? — Нет. — холодным голосом ответил Грейнджер, — Но давай договоримся: с этой минуты ты делаешь только то, что я тебе говорю. Ты понял меня, Ханс? Это не шутка, я предельно серьёзен. Ханс молча кивнул. Он знал, что когда отец говорит так, лучше с ним не спорить. Значит, на то есть весомая причина. Только вот... Насколько весомая? Крепко держа мужчину за руку, Ханс смирно шёл по дороге. Они уже практически добрались до первых городских улиц, но с каждой секундой Хансу всё больше становилось не по себе. Кто знает, что их ждёт в самом городе, раз отец так насторожен? — Всё... Очень плохо, да? — тихим голосом спросил мальчик, взглянув на Грейнджера. В ответ тот лишь буркнул себе под нос что-то невнятное. Но как никогда мрачное лицо стрелка сказало всё за него... Когда они оказались в чертах города, Грейнджер остановился. — Чёрт. Так и знал. Почти всё вокруг было охвачено огнём. Тут же переведя взгляд на сына, стрелок сжал его руку крепче. — Ханс, держись рядом и никуда не отходи, понял? Нам срочно нужно добраться до дома, пока огонь не распространился на весь город. Но внезапно Грейнджер заметил за углом здания какую-то большую, явно не человеческую фигуру. Рывком оказавшись рядом с ней, мужчина выпустил в спину монстра шесть пуль, последняя из которых нанесла критический урон по твари. Поражённый увиденным Ханс подбежал к отцу, шокированно уставившись на лежащее на земле ныне бездыханное существо. — Папа! Это демон? На нас напали?.. — встревоженным голосом спросил мальчик. Проигнорировав вопрос сына, Грейнджер решительными шагами направился вдоль по улице, попутно расстреливая попадающихся на пути демонов. — Ханс, не отставай. *** "Что-ж... Наконец я смогу узнать, что происходило в его голове всё это время. Даже самой не верится..." Набрав воздуха в грудь, Моника открыла дневник на первой странице. 12 декабря 1881 года. С этого дня начинаю вести личный дневник, поскольку теперь это единственная возможность для меня делиться своими мыслями. Пока не знаю, о чём точно буду сюда писать. Слишком много мыслей в голове, и даже здесь я не знаю, как правильно их истолковать. 25 марта 1882 года. На какое-то время забыл про этот дневник, но случайно наткнулся на него и заметил, что я так и не решил, ха-ха. Что ж, думаю, будет правильно, если я просто буду писать сюда обо всём, что думаю. 6 мая 1882 года. Каждый день для меня как испытание. Из-за кошмаров спать становится всё труднее, а всякая дрянь, что мерещится перед глазами, порой не даёт здраво мыслить. Семья всеми силами пытается мне помочь, но им не понять. Как и кому-либо в этом мире... Наверное. Не знаю, как долго я ещё так продержусь. Но пока я ещё жив, продолжу вести этот дневник. Возможно, он послужит отсчётом для чего-то важного в будущем. "Следующие несколько страниц нещадно вырваны. Интересно, почему..." Но затем шла новая запись. 17 июня 1884 года. Всё стало ещё хуже. Почти все безостановочно сравнивают меня с отцом, тем самым напоминая мне о его смерти. Это безумно больно, но... Никто не должен знать о том, что я чувствую. Иначе... Я рискую в одночасье потерять всех, кто мне дорог. Поэтому я буду делать вид, что мне безразлично всё, что с ним связано. 13 октября 1884 года. Это оказалось сложнее, чем я думал. Сегодня за завтраком сестра сказала, что ненавидит меня, потому что я снова сделал вид, что мне всё равно. Но она не понимает, что я просто не могу рассказать ей правду. Иначе... Она будет ненавидеть меня ещё сильнее. Все будут ненавидеть меня. Моника вздрогнула. "Что... Что он имеет ввиду под правдой?" 1 апреля 1885 года. Уже ненавидят. Всё ещё стараюсь не заводить пустые беседы ни с кем из близких и большую часть времени проводить в своей комнате. Думаю, так будет лучше для всех. Я... Всё ещё очень боюсь, что кто-то узнает, как всё было на самом деле. 29 мая 1885 года. Сегодня я видел, как из дома напротив на носилках выносят умершего. Я помню, как одна его рука была перебинтована и мерзко свисала вниз... Меня вырвало в ту же секунду. Кажется, эта фобия ещё не закончилась. И закончится ли когда-то вообще? Моника перелистнула страницу и обнаружила, что дальше неё ничего не было. Последняя запись?... 5 июня 1886 года. Я наконец решился. С сегодняшнего дня начинаю упорно готовиться к поступлению в военную академию, куда намеревается и Моника тоже. К счастью, она ещё не до конца возненавидела меня и согласилась быть моей наставницей на какое-то время. Не знаю, действительно ли мне это нужно, я по-прежнему ни в чём не уверен, но... Я хочу стать сильнее. И я надеюсь, что академия поможет мне сделать это. Отложив дневник Ханса в сторону, Моника нервно сглотнула. "Выходит, Хансу всё же есть, что скрывать. Поверить не могу, что он так долго терпел и молчал, притворяясь бездушным, а мы с папой велись на это и не замечали его настоящих эмоций... Но о какой правде он говорит? Что заставляет его послушно хранить молчание, делая вид, что ему на всё наплевать? Похоже, узнать это получится только от него самого." *** Чем больше становилось демонов, тем ожесточённее расправлялся с ними Грейнджер. Ханс не успевал следить за его движениями: стоило ему увидеть, как шесть пуль насквозь пробивают голову одного монстра, как через мгновение Грейнджер уже стрелял в другого. К сожалению, свой гитарный кейс стрелок оставил дома, потому что предпочитал не брать его на прогулки с сыном или в любое другое мирное время. Безусловно, мальчику до жути хотелось как-то помочь отцу, но в то же время он понимал, что в данной ситуации он обуза и совершенно беспомощен против такого количества демонов. Но... Может, у него всё-таки получится? Ханс видел, как демоны отлетали в стороны один за другим, но... Почему-то вместо того, чтобы убавляться, с каждой секундой их становилось всё больше. А силы Грейнджера неумолимо иссякали. Ханс видел в глазах отца тревогу и даже местами промелькающую рассеянность. В то время, как он стрелял в одного демона, с других сторон нападало ещё несколько. Мужчина едва успевал заслонять собой маленького Ханса, чтобы того не ранили. Ханс видел, как Грейнджер начал тяжело дышать. На лбу стрелка выступил изнурённый пот, а рука, сжимающая пистолет, задрожала. Уклонения стали более размажистыми и неточными, поэтому пару раз демонам даже удалось задеть когтями его одежду. Когда меж боя наконец выдался короткий перерыв, Грейнджер устало вздохнул, и, повернувшись к сыну лицом, положил руку ему на плечо и произнёс: — Ханс, слушай... Похоже, мне придётся задержаться. Тебе нельзя оставаться здесь, понял? Мы уже много раз прогоняли этот сценарий на тренировках, поэтому ты знаешь, что нужно делать. Я вернусь чуть позже. А пока путь расчищен, беги домой и проверь, всё ли там нормально. Если нет, то... Уходите отсюда как можно дальше, пока в ситуация в городе не стихнет. Я найду вас, когда с этими тварями будет покончено. — Но как же ты? — взволнованно спросил Ханс, смотря Грейнджеру в глаза, — Ты точно справишься? Мужчина чуть улыбнулся. — Не беспокойся об этом. На моём опыте бывали ситуации и похуже, так что волноваться не стоит. — тот стряхнул со лба капли пота, — Только вот, переведу дыхание... Не ожидал, что это случится сегодня и их будет так много, но... Всё нормально. Ну же, Ханс, иди! Но внезапно зрачки мальчика сузились. — Отец, сзади!.. Не успел тот и глазом моргнуть, как Грейнджер оказался повален на землю каким-то огромных размеров существом. От неожиданности пистолет стрелка выскочил у него из рук и отлетел в сторону Ханса. — Чёрт! Катись обратно в бездну, ублюдок! — Грейнджер со всех сил пихнул демона в живот, после чего крепкой хваткой попытался свернуть ему шею, но сил и без того уставшего мужчины было недостаточно. Пасть монстра нависала прямо над ним, из которой на щёки стрелка капали пузырящиеся от бешенства слюни. Грейнджер как мог сдерживал челюсти руками, ведь если он хотя бы на мгновение ослабит хватку, его шею тотчас прокусят десятисантиметровые клыки. Повернув голову к онемевшему от шока Хансу, Грейнджер заметил, что его пистолет лежит прямо возле ног мальчика. — Ханс! Мой пистолет лежит у тебя под ногами, подними его и выстрели! Ну же, Ханс, быстрее! В этот момент весь мир вокруг будто почернел, и перед Хансом осталась лишь одна картина: он, демон и Грейнджер. Страх окутал мальчика с ног до головы, а уши заложило пробкой, сквозь которую он едва слышал просьбы отца, чьи руки с каждой секундой слабели от напора челюстей. Дрожащими руками подняв пистолет с земли, Ханс направил его на монстра. Но выстрелить не мог. Глаза мальчика были намертво прикованы к лицу Грейнджера. Это был взгляд человека, который рисковал в один миг потерять всё дорогое сердцу. Это был страх перед судьбой. Прежде Ханс никогда не видел отца таким. Именно этот взгляд заставил его замкнуться и продолжать стоять на месте, как вкопанный. Понимая, что сейчас жизнь Грейнджера зависит только от него, что это не какая-то там тренировка и ситуация более чем реальна... Нервы мальчика просто сдали. Вернее, нет: его разум буквально обледенел от страха, как и конечности, которыми он теперь не был в силах управлять. От осознания своей беспомощности на глазах Ханса выступили слёзы. "Я должен помочь ему.. Должен.. Выстрелить.. Я должен! Но я не могу.. Так страшно.." Время неумолимо шло, на горизонте появлялись новые демоны, а в руке Ханса по-прежнему находится пистолет отца... Так почему, почему он до сих пор не выстрелил? Ведь буквально полчаса назад он с гордостью говорил, что хочет стать таким же сильным, как Грейнджер, убивая демонов из этого самого пистолета... Так почему сейчас Ханс не может доказать ему это, воспользовавшись единственным шансом, шансом спасти жизнь своего отца? — Ханс! Ханс, ты слышишь меня?! Не стой, Ханс, стреляй! Ну же, давай! Ханс! ХАНС!!! Не успел мальчик отойти от шока, как следом раздался хруст костей и громкий вскрик. "Нет..." "Нет, нет, нет!" Побледнев от увиденного, Ханс закричал, и, выронив пистолет из рук, ринулся прочь. Его лицо искривилось от застывшего на нём ужаса, а сердце колотилось как никогда быстро. В ушах эхом раздавался крик отца, который резал слух с силой трения ножей друг о друга. "Скорее.. Скорее нужно уйти отсюда.. Забыть.. Забыть.." В порыве бега Ханс то и дело спотыкался и падал, из-за чего на его лице и теле появлялись множество кровоточащих ссадин. Но ему было всё равно. Он только что пережил нечто в разы хуже любой физической боли. (...) Тишина. Клауд, Моника и Ханс молча сидели за столом. На всех троих от бледности не было лица. "Грейнджер мёртв." — К-как же так.. Это.. Просто не может быть, я не верю.. Не верю, что он мог так просто отдать свою жизнь!.. Грейнджер был не из таких, это.. Это точно не несчастный случай, это запланированное убийство! У Клауда снова началась истерика. Уже пятая за неделю. Раздосадованная Моника всячески пыталась его утешить, но тщетно. — Папа, пожалуйста, успокойся, отец пожертвовал собой, защищая город, его никто не- — Нет, это точно было убийство!!! Я никогда... Никогда не поверю в то, что он мог так легко погибнуть. Только не Грейнджер!.. Нужно.. Найти виновного.. Найти и наказать! Это безумие, этого просто не может быть! Не верю, не верю!!! — не унимался бывший вор, из глаз которого градом сыпались слёзы. Только Ханс за всё время не проронил ни слова. Его взгляд был смиренно опущен вниз. Для Клауда же это служило верным сигналом к началу словесной атаки. Подняв заплаканные глаза на сына, тот выкрикнул: — Ханс, ты же был там и видел всё собственными глазами! Скажи, кто виновен в смерти Грейнджера?! Кто этот урод?! Отвечай! Но мальчик промолчал. А затем медленно поднялся из-за стола и с таким же опущенным вниз взглядом направился к выходу из кухни. — Извини, пап, мне что-то нехорошо. (...) С того дня Ханс практически не выходил из своей комнаты, полностью ограничив общение с сестрой и отцом. Одним таким вечером Моника не выдержала и постучала в его комнату. — Ханс, это я. Ханс, пожалуйста, открой. Ты... Ты не можешь так поступить! Мы остались совсем одни, нашу семью больше некому защищать! Неужели ты бросишь нас... Бросишь меня в такой момент? Ханс, чёрт бы тебя, открой! — в отчании вскрикнула та, — Ты что-то скрываешь, да? Я ведь твоя сестра, ты можешь поделиться со мной всем, чем захочешь! Только, пожалуйста... Умоляю тебя, не молчи! Боюсь, теперь молчание в нашем доме будет присутствовать чаще, чем обычные разговоры... — Моника, уходи. Я... Не хочу сейчас никого видеть. — послышался хриплый голос из комнаты. — Ханс! Чёртов эгоист, ненавижу тебя! — со злости Моника пнула дверь ногой, — Почему, почему ты решил закрыться ото всех в такой тяжёлый момент, когда всем нам нужно держаться вместе? Почему?! Это несправедливо, Ханс, слышишь? Несправедливо! Ханс тихо вздохнул. Он ещё долго слышал брань и слёзы сестры по ту сторону двери, но ничего не мог с этим поделать. "Прости, Моника... Так будет лучше." *** "Что... Где я?" Приоткрыв глаза, Ханс осмотрелся. Сразу же почувствовав под собой что-то мягкое, он понял, что лежит на кровати в своей комнате. Но как он здесь оказался?.. Ах, точно. Он же потерял сознание после панической атаки во время входного экзамена. И, видимо, пролежал в отключке весь остаток дня. Но внезапно юноша заметил сидящую на кровати рядом с ним Монику, которая держала в руках... "Мой дневник?!" Тут же подскочив с кровати, Ханс испуганно уставился на сестру. — Моника? Что у тебя делает мой дневник?! Ты его читала?! Немедленно отдай! — произнеся это, Ханс потянулся за дневником, но сестра ловко увернулась. — Ханс, подожди! Для начала расскажи, что ты так долго скрывал всё это время. Я обещаю, что постараюсь понять тебя. Но юношу было не переубедить. Продолжая стоять на своём, тот предпринимал любые попытки выхватить дневник из рук девушки, но из-за слабости и быстрой реакции Моники у него ничего не получалось. — Да не поймёшь ты! Никто не поймёт! Поэтому верни дневник, сейчас же! — Не верну, пока не расскажешь всю правду. На несколько секунд Ханс замолчал, видимо, обдумывая следующий ход действий. Но затем произнёс: — Забирай. Моника вздрогнула. "Да что, чёрт побери, ты такого скрываешь, что ни при каких условиях не хочешь рассказывать?!" — Ханс, хватит. Расскажи мне всю правду такой, какая она есть! Лицо юноши побледнело, а тело задрожало в истерическом припадке. Кажется, ещё секунда и у того случится нервный срыв. Что, впрочем, и произошло. — Правду? ПРАВДУ? — разъярённо вскрикнул Ханс, — Какую ещё правду?! Просто оставь меня в покое, Моника!!! Можешь добиваться её какими угодно способами, можешь днями напролёт мучить меня расспросами, но она всё равно умрёт вместе со мной, потому что я не в состоянии рассказать это кому-то, я терпел и жил с этим целых шесть лет, всё это время пытался забыть и похоронить тот день где-то в глубине себя, но вы все снова и снова напоминали мне об этом, как черти! – лицо юноши покраснело от переизбытка эмоций, — Просто оставьте, оставьте меня уже НАКОНЕЦ В ПОКОЕ! Не выдержав эмоционального давления, Ханс громко разрыдался и, словно обиженный ребёнок, отвернулся в самый дальний угол кровати. Из-за слабости после нервного срыва у того даже не было сил встать и уйти, чтобы скрыть от глаз Моники свои искренние слёзы. Он уже ни на что не надеялся и просто хотел, чтобы его до конца жизни оставили с его страшной тайной, как вдруг... Он почувствовал мягкие прикосновения к своим волосам. Моника успокаивающе поглаживала его по голове, при этом сохраняя целебное для того молчание. На какое-то время это действительно помогло и вскоре Ханс смог дышать ровно. Когда девушка почувствовала, что брат достаточно успокоился, то произнесла тихим и спокойным голосом: — Ханс, пожалуйста... Расскажи мне, что случилось. Обещаю, я сделаю всё возможное, чтобы постараться понять тебя. Я твоя сестра, ты можешь мне доверять. Следующие несколько секунд в воздухе висела тишина, поэтому казалось, что ответа ей уже не ждать. Но затем послышался охрипший голос Ханса. — Помнишь день, когда погиб наш отец? Моника слегка вздрогнула. — Как же не помнить.. Кажется, именно этот день каждый из нас помнит лучше всех остальных. Но при чём здесь- — А ты знаешь, как он погиб? — Ну, да... Он не смог справиться с большим количеством демонов, которые его окружили. Разве не так?.. — взволнованно спросила сестра. — Нет. Не так. Девушка побледнела, но решила дождаться пояснений из уст самого Ханса. Приподнявшись на локтях, юноша начал свой рассказ. — В тот день... На отца внезапно напал демон, из-за чего пистолет выпал у него из рук и оказался у меня. Он просил, нет, умолял меня выстрелить, но я... Я струсил. Струсил, понимаешь?! Я был настолько напуган, что стоял как вкопанный, смотря на то, как его шею прокусывает та огромная тварь... — голос Ханса дрогнул, — Помнишь, папа когда-то говорил, что хочет найти виновного в смерти отца? Так вот он - я! Из-за меня наш отец погиб тогда, всему виной я, я убийца! После этих слов Ханс расплакался пуще прежнего. Он ожидал всего: того, что Моника возненавидит его, начнёт бить и обзывать, но... Только не того, что она крепко его обнимет. — Боже, Ханс... И ты держал в себе это так много лет?.. Бедный.. Тебе просто нужно было выговориться, и никто бы не стал тебя за это ненавидеть. Ты же был маленьким. Крепко прижав брата к груди, Моника успокаивающе гладила его по волосам. В ответ на это Ханс нисколько не сопротивлялся, наоборот, прижимался к сестре ещё сильнее, утыкаясь носом в её плечо и тихо всхлипывая. "Да уж... Не верится, что с виду дикий зверь оказался просто загнанным в угол котёнком..." — Теперь я поняла, почему ты так странно вёл себя все эти шесть лет. Ты просто нагрузил себя виной за смерть отца, не дав себе ни единого шанса на оправдание... Ну и дурак же ты, Ханс. Но я всё равно люблю тебя. И папа любит. Кстати... Ему тебе тоже следует всё рассказать. Твоё состояние обусловлено тем, что ты молчал все эти годы. Просто дай себе волю и выложи всё, как есть. Обещаю, никто не станет ненавидеть тебя за это, а уж тем более наш заботливый папа. — произнеся это, Моника слегка улыбнулась, — А твои панические атаки и кошмары мы обязательно вылечим. Хочешь, завтра вместе сходим к врачу? Я посижу рядом с тобой, чтобы тебе не было так страшно. Доктор обязательно пропишет тебе успокоительные, и уже совсем скоро кошмары и приступы покинут тебя раз и навсегда. Продолжая тихо хныкать сестре в плечо, Ханс пробормотал: — Просто... Иногда мне так сильно не хватает его любви и поддержки... Вообще чьей-либо... Я столько не ему успел сказать... И уже никогда не смогу... Моника вздохнула. — Ханс, я тебя понимаю. Мне порой тоже очень сильно не хватает отца, а в тот день, когда он погиб... Я поняла, что нашу семью больше некому защищать, потому что видела ваше с папой состояние, так что, выходит... Вся надежда оставалась на меня. Я понимала, какой это тяжёлый груз ответственности, и поначалу была очень зла на тебя за то, что ты закрылся ото всех и бросил меня одну в таком положении, бросил всю нашу семью. Я... Чувствовала несправедливость к себе с раннего детства: сначала в том, что отец уделял больше внимания тебе, нежели мне, потом в том, что в самый трудный для нашей семьи момент ты бросил нас одних, из-за чего я была вынуждена учиться сражаться, чтобы в случае опасности защитить тебя и папу. Да, мне было очень больно и обидно, но... Со временем я стала понимать отца. Он ведь ненавидел войну и демонов, но их истребление всё равно было его работой. А знаешь, почему? Потому что он был счастлив видеть, что благодаря тому, что он делает, с нами всё в порядке. В этом кроется вся суть, Ханс. Пока твоим родным ничего не угрожает, ты временно забываешь о том, чем ради этого жертвуешь. Поэтому... Выбрав этот путь, я ни о чём не жалею. Пока ты и папа в безопасности, я готова пойти на всё, чтобы так продолжалось как можно дольше. Я всегда буду защищать тебя, даже если ты будешь вести себя со мной так, как сегодня, или вовсе ненавидеть. Но ты всё равно мой брат и часть нашей семьи. Поэтому я никогда не брошу тебя. С этими словами девушка подняла лицо Ханса на себя и заботливо вытерла слёзы с его глаз. — Давай, заканчивай наводить сырость и пойдём вниз. Нужно поговорить с папой, он сильно волнуется за тебя. *** Тем же вечером спустившись вниз, Моника и Ханс постучали в спальню отца. — Пап, можно войти? Ханс пришёл в себя и хочет с тобой поговорить. Уже через пару секунд дверь открылась и на пороге показался взволнованный Клауд. Увидев сына, тот широко улыбнулся и сразу полез к нему с объятиями. — Ханс, я так рад, что ты наконец очнулся! Как ты, как твоё самочувствие? Что-то болит? — Нет, всё... Всё нормально. — замявшись, Ханс растерянно посмотрел на сестру, но та лишь слегка улыбнулась и кивнула. Глубоко вздохнув, юноша наконец произнёс: — Пап, нам... Нужно поговорить. И Ханс рассказал. На одном дыхании, почти не прерываясь. Ближе к концу он уже едва сдерживал подступившие к глазам слёзы, поэтому просто уткнулся отцу в плечо, тихо всхлипывая. — Папа, прости меня... Я должен был рассказать тебе это ещё тогда, но очень боялся, что вы с Моникой будете ненавидеть меня... Прости, прости... Но вместо ожидаемой брани и гнева Клауд лишь крепко обнял сына, мирно поглаживая того по спине. — Ханс, ты нисколько не виноват в том, что произошло в тот день. Наоборот... Я безумно счастлив, что тебе вообще удалось выжить. Не веря своим ушам, юноша шокированно посмотрел на бывшего вора. Клауд был тем, кто сильнее всего страдал по Грейнджеру, и, наверное, за все эти шесть лет у него наверняка неоднократно возникали подозрения насчёт Ханса, но... Даже после рассказанной им правды Клауд относился к сыну ровно так же, как и до этого. — Но... Ты же сам говорил, что хочешь найти виновного в смерти Грейнджера? Клауд вздохнул. — Ханс, послушай... Когда из жизни уходит близкий тебе человек, всегда невольно хочется найти в этом виновного, потому что первое время ты не можешь принять его смерть, даже если это был несчастный случай. Поэтому ты либо ищешь так называемого убийцу, либо подсознательно делаешь им самого себя. Это... Временный эффект, и он проходит. Но я всё равно никогда не желал тебе ничего плохого. Мне безумно жаль, что мои слова могли так сильно ранить тебя, из-за чего ты столько лет терпел и хранил молчание... Но теперь всё будет хорошо. Нам всем давно стоило поговорить. *** С того дня Ханс постепенно начал приспосабливаться к социуму и новой жизни. За шесть лет он практически не покидал свою комнату, а уж тем более не заводил ни с кем общение. У него никогда не было друзей, хобби и в целом той жизни, которая свойственна подросткам его возраста. Принимая назначенные врачом успокоительные, панические атаки юноши постепенно начали сокращаться, а кошмары наконец оставили его в покое и позволили тому спать спокойно. Вскоре в академии начался учебный год и Ханс даже побывал на торжественной церемонии в честь этого, чтобы лично поддержать сестру. Правда, даже там он предпочитал оставаться максимально незамеченным, поэтому его едва ли можно было увидеть в толпе гостей. Но один факт того, что он там присутствовал, заставлял Монику сиять от радости. Юноша невероятно гордился сестрой и был уверен в том, что рано или поздно она добьётся больших успехов. В свою очередь, Моника проводила с братом почти всё свободное от академии время, помогая тому освоиться, а вскоре даже познакомила его с несколькими своими одноклассниками - правда, почти все они сторонились юношу из-за его порой внезапных и странных реакций, поэтому общение с ними надолго не завязалось. Да и, сам Ханс не особо горел желанием общаться с кем-либо кроме семьи, потому что все ещё чувствовал себя недостаточно комфортно с другими людьми. А когда впервые за шесть лет Ханс громко рассмеялся, Моника поняла, что тот действительно идёт на поправку. Больше из его уст не следовало никаких депрессивных мыслей, лицо юноши наконец приобрело "живой" оттенок, а поведение напоминало маленького ребёнка, только-только познающего мир. Да, Ханс действительно немало упустил за эти шесть лет, поэтому сейчас многое было ему в новинку. А что главное - он радовался этому. Следов от ранее незакрытого гештальта практически не осталось. Но... Было кое-что, что заставляло Монику волноваться за брата. Сколько бы времени она не проводила вместе с Хансом, а помимо радости в его глазах всегда было что-то ещё. Девушка начала замечать, что он часто витает в облаках и отвлекается, когда она что-то рассказывает. А ещё... Ханс подолгу уходил в какое-то странное место на склоне горы. Там всегда было прохладно и ветрено, но юноша всё равно посещал это место, будто каждый раз что-то звало его туда. Однажды отыскав его там снова, Моника спросила: — Ханс... Опять ты здесь? Почему ты так часто приходишь в это место? — Раньше мы с отцом часто ходили сюда. — ответил юноша, смотря куда-то вперёд, — Помнится, он даже называл эту гору "горой важных решений". Не знаю, так ли это, но... Атмосфера здесь действительно наталкивает меня на разные мысли. — Меня это место наталкивает на единственную мысль - поскорее уйти отсюда. Брр! — Моника вздрогнула, обняв себя руками, — Холодно же. Ещё и ветер так громко воет... Но Ханс будто был за гранью всего этого. Он безмолвно смотрел куда-то вдаль, пока горный ветер поддувал его шелковистые волосы. Монике не нравилось то, как он смотрел туда. Это был взгляд человека, который вот-вот готов совершить какую-то немыслимую авантюру или в корне поменять всю свою жизнь. Почему-то ей казалось, что он сейчас встанет, распахнёт крылья и улетит куда-то за горизонт. Она... Видела в его глазах нечто подобное. И ей было очень страшно. — И... На какие же мысли оно тебя наталкивает? — тихим голосом спросила девушка. — Ну, например, зачем я здесь и в чём моё истинное предназначение. Потому что... Сколько бы я не пытался, а я не нахожу себя ни в чём, что пробовал до этого. Будто бы моё место вообще не в этих краях, или же я какая-то ошибка вселенной, ха.. — Ханс досадно усмехнулся, — Но, когда я здесь... Только слушая шум ветра, я чувствую себя настоящим. Тем, кто я есть на самом деле. Словно... В этом месте находится что-то, к чему нельзя прикоснуться, но можно почувствовать. Этакая непостижимая гармония, которую я ощущаю только здесь. Не в городе. Моника вздрогнула. "Не в городе"?... Что он имеет ввиду? Она хотела было что-то сказать, но Ханс её опередил. — Кажется, я решил. — поднимаясь с камня, юноша чуть улыбнулся. — Ч-что?.. — удивлённо переспросила сестра, — Что ты решил, Ханс? — Видишь ли... Вряд ли моя судьба находится здесь, в Антуанереи. Поэтому... Я отправлюсь искать её за пределы этого места. Возможно, только так я пойму, кто я и зачем я здесь. Сердце Моники пропустило удар. Ханс уйдёт? Навсегда?.. Они ведь только недавно нашли общий язык и сблизились, как родные брат и сестра, и вот ей вновь приходится расставаться с ним... Что за насмешки судьбы? Выпрямившись в полный рост, Ханс отряхнул свой тёмно-зелёный плащ, после чего поправил шарф и повернулся к сестре. Вышедшие из-за облаков лучи солнца мягко падали на его каштановые волосы, подсвечивая их тёплом оттенком. Ханс добродушно улыбался и больше не напоминал ребёнка с психологической травмой, от его столь болезненного прошлого не осталось ни следа. Прямо сейчас перед Моникой стоял юноша, нет, мужчина, во взгляде которого чувствовалась готовность к принятию важных решений. Прежде она никогда не видела брата таким, потому что раньше он таким никогда и не был. А сейчас.. Он расцвёл, словно цветок, половину жизни пробывший под толстым слоем льда. Но от этого был не менее прекраснее. Вот он, настоящий Ханс, которого юноша так долго хранил в глубине себя. И если это последние дни, когда она видит своего брата, то ей хотелось запомнить его в своей голове именно таким. "Чёрт, он так похож на отца сейчас..." — подумала Моника, едва сдерживая подступившие к глазам слёзы. Не выдержав, девушка бросилась к Хансу навстречу, и, крепко обняв его, тихо расплакалась ему в грудь. — А как же я и папа?.. Ты что, снова бросаешь нас?.. — Моника подняла на брата красные от слёз глаза, — Поверить не могу, что снова теряю тебя, как только всё успело наладиться... Это что, какое-то проклятье? Ханс слегка вздрогнул. Раньше он и подумать не мог о том, что может быть так сильно кому-то дорог, что даже вводило в некую растерянность... Но и радовало тоже. — Тише, сестрёнка, тише... — успокаивающим голосом произнёс тот, поглаживая Монику по волосам, — Когда мне будет, с чем возвращаться, я обязательно сделаю это. Клянусь тебе, я больше не оставлю вас с папой надолго. Пойми, это... Это просто необходимо. К тому же, ты уже нашла своё место. Оно здесь, в Антуанереи. Теперь и мне предстоит найти своё. На этот раз справедливо, верно? — юноша чуть улыбнулся. — Дурак... — слёзно улыбнувшись, Моника мягко стукнула брата по макушке, после чего вновь крепко обняла его. Справедливо. *** — Всё взял? — Да, пап. — Ты уверен? — Да, уверен. — Может, всё-таки останешься?... В ответ Ханс вздохнул, и, мягко улыбнувшись, медленно помотал головой. — Нет, пап. Мне это нужно. Понимаешь? Я чувствую это. И если не сегодня... То никогда. *** Собрав в рюкзак всё необходимое, юноша спустился вниз по местами скрипучей лестнице, где его уже ждали Клауд и Моника. Их лица выглядели разочарованными, ведь оба понимали, что сейчас, возможно, они видят Ханса в последний раз, а если и нет — встретятся они ещё не скоро. Подойдя к родственникам, тот глубоко вздохнул и начал свой прощальный монолог. — Папа, Моника... Хочу поблагодарить вас за всё, что вы делали для меня на протяжении 16-ти лет. — Ханс посмотрел на Клауда, — Тебе, пап, за то, что не бросил нас с Моникой тогда и воспитывал в любви и заботе до сегодняшнего дня. Тебе пришлось пережить столько боли, потерять любимого человека - и ты до сих пор держишься на ногах. В своей жизни я ещё не встречал никого, чья душа была бы больше и сильнее твоей. Я горжусь тобой, пап. — улыбнувшись, юноша перевёл взгляд на Монику, — А ты, сестрёнка.. Прости, что повёл себя с тобой как эгоист, бросив тебя в такой трудный для нашей семьи момент, из-за чего тебе пришлось нести груз ответственности за защиту всех нас. Прости, что после смерти отца мы почти не общались и я старался избегать тебя... Прости за всё это, если сможешь. Но знай: я всегда верил и буду верить в тебя. Ты сильная, и я рад, что теперь ты в рядах будущих защитников Монийской империи. Надеюсь, однажды я тебя в них и увижу. Произнеся это, Ханс взглянул на обоих. И Моника, и Клауд едва сдерживали слёзы, не отводя от юноши взгляда. Хотя, вряд ли того, кто стоял перед ними теперь, можно было назвать юношей. Это был мужчина. Это был сын Грейнджера, такой, каким он был, есть и должен быть. Пускай у него совершенно другая судьба, характер, и оружие он люто ненавидит - и всё же, он был его сыном, а тот - его отцом. И этого не изменить. — Ханс... — подойдя к сыну, Клауд протянул ему гитарный кейс Грейнджера, который всё это время находился у него в руках. — Вот. Это... Последний подарок от твоего отца. Он сам говорил мне, что хотел отдать её тебе, когда ты повзрослеешь. Думаю, этот момент настал. Поэтому, держи. Она твоя. Только, прошу, береги её... И себя. — слёзно улыбнувшись, Клауд крепко обнял Ханса, утыкаясь носом тому в плечо. — Ох, папа... — прослезившись, Ханс крепко обнял отца. Он хотел было поспорить с ним насчёт скрипки, ведь куда он её пристроит во время путешествия, постоянно находясь на ногах? К тому же, он абсолютно не умеет играть на музыкальных инструментах, а уж тем более не собирается использовать её, как орудие убийств, что при жизни делал Грейнджер. Но, всё-таки, за шесть лет достаточно с него споров. Раз это последний подарок от отца, то он его примет. Вслед за Клаудом к Хансу подошла и Моника. — Ты... Всё-таки не передумал, да? — девушка взглянула на того опечаленным взглядом, — Ты ведь будешь неизвестно где совсем один.. Я бы пошла с тобой, но сам знаешь - меня уже приняли в академию, и учебный год уже начался... Прости, я, наверное, ужасная сестра. — всхлипнув, Моника опустила голову вниз. — Моника... — Ханс положил руку на плечо сестры, — Ты уже нашла свою судьбу. Она здесь, в этом месте. Теперь и я хочу найти свою. Поэтому мне необходимо идти. Я люблю тебя, сестрёнка. Ещё увидимся. — тот улыбнулся, и, посмотрев на обоих, приглашающе развёл руки в стороны, — Что ж, а теперь... Семейные объятия, как в старые добрые? Повторного приглашения не потребовалось, поскольку оба в ту же секунду повисли у юноши на шее. Это определённо то, чего ему не хватало. Чего им не хватало все эти шесть лет. И даже ощущение того, что с ними нет кого-то ещё, на мгновение пропало... Взяв гитарный кейс в руку, Ханс помахал обоим, после чего не торопясь пошёл вдоль по дороге, сопровождаемый лучами раннего осеннего солнца, до тех пор, пока не растворился где-то вдалеке. — Пап, он же вернётся, да?.. — дрожащим от слёз голосом спросила Моника, смотря тому вслед. — Конечно, милая. Как бы Ханс этого не отрицал, а всё же, он - точная копия своего отца. А тот всегда возвращался.Do you remember when we started this mess? My heart was beating out of my chest; Remember when we stole your dad's car? I never thought we take it that far; Oh, we were flying so high, Partners in crime; So why we ever say goodbye? Remember when we, when we had it all?
The end.