Правила

В отцовской камере нельзя ничего. Малкольму хватает взглядов. Если весь день накручивать себя, ждать этого момента, то многого и не надо. Малкольм кончает в трусы, будто у него совсем нет опыта и он первый раз в своей жизни увидел нечто возбуждающее. Ему не стыдно, рядом с отцом ему вообще не стыдно ни за что, и только противное ощущение засыхающей спермы, стягивающей кожу, мешает в этот момент наслаждаться происходящим. Ну и еще тот факт, что все происходит в психиатрической больнице. В камере нельзя ничего, но если очень постараться, то можно многое. У Малкольма знакомства и, что важнее, у Малкольма деньги. Конечно, никто не выпустит Хирурга на свободу. Но за некоторую сумму (очень большую сумму, что уж там!) нужные люди закроют глаза на происходящее с Мартином Уитли. Удаленная часовая видеозапись или сразу выключенная камера — кто спохватится, если ничего не случится? А ничего не случится, Малкольм же не дурак и снимать наручники с отца не собирается. Да и зачем отцу руки, если брюки Малкольм может снять и сам. А отец поработает и ртом. В камере Малкольму можно все. Да что уж там, в доме собственной матери ему можно меньше, чем в камере отца. Если снять с доктора Уитли наручники, то можно выяснить, что у него очень нежные руки. Малкольм стонет, когда пальцы отца сжимают его соски. Стонет, когда тот проводит ладонями по бокам — немного щекотно и так жарко. Малкольм не возражает против рук отца на своем члене. Он вообще не возражает против чего угодно, лишь бы в конце сорваться в оглушительный оргазм, чувствуя, как отец прижимается губами к артерии на шее сына. И когда Малкольм натягивает брюки, они с отцом оба знают, что Малкольм снова вернется. В камере нельзя ничего, но это правило не распространяется на Малкольма.