Барсик

Клауд смотрел вперед и вверх — в значительной степени вверх — и молчал. Его нога зависла, так и не переступив порог дома, и гора стирки угрожающе накренилась, чтобы выпасть из тазика в руках блондина, потому Клауд всё же опустил ногу на землю. Он крепко закрыл глаза, пробормотав себе под нос, что-то о ядовитых испарениях стирального порошка, и приоткрыл одно веко. Галлюцинация не спешила исчезать. На всякий случай оба глаза были открыты. — Клауд! — из-за громадной горы, загородившей солнце, высунулся Зак, весело помахав рукой. Он оббежал галлюцинацию, выхватив нелегкий таз с мокрой одеждой, словно тот весил не больше салфетки, и отставил в сторону, тут же обняв друга. Клауд молчал. — Зак. — Клауд, я безумно по тебе скучал! — Зак… — Я просто нуждаюсь в чертовски горячем душе и двадцатичасовом сне. Ох, Кла-ауд, ну обними же меня… — Зак, что это? Бывший СОЛДЖЕР наконец поднял голову, выглядя неприлично восторженным. — Это — Барсик! Он теперь будет сторожить дом. На высоте двух Сефиротов над головой Страйфа болтался отвратительный ошейник с не менее отвратительным круглым колокольчиком, издававшим ужасно нежную трель. Два громадных красных глаза уставились просто на блондина, взглядом вытаскивая из него душу. Клауд, казалось, был готов задохнуться. — Ты что… назвал эту… хрень… Барсиком? Бахамут, опоясанный отвратительно-милым ошейником, издал возмущенный вой, явно означающий солидарность.