shattered

Одиночество все сильнее овладевало Доктором. Тишина, пространство десять на десять, с теми же четырьмя стенами, ощущение безжизненного дрейфа в пространстве... Она никогда не страдала клаустрофобией, но когда выберется отсюда, фобия возможно появится – если она вообще выберется. В то же время, как над ней повисла угроза появления клаустрофобии, ее мысли отчаянно пытались втянуть ее в пучину безумия. Новые и старые голоса постоянно шептали ей, о настоящем и о прошлом, которого она даже не знала. В ее сердце поселилась боль, которую она не могла описать словами. Прежде– до Мастера и его заговора– она едва ли могла справиться с болью от Войны Времени и с ее действиями против собственного народа. В конце концов, она справилась. У нее были объяснения и оправдания, на которые она могла опереться, когда чувство вины пронзало ее душу, и она бежала так быстро, как только позволяла ей ТАРДИС, чтобы избежать своих многочисленных ошибок. Это было одиночество, с которым она могла, должна была, справиться. Друзья смягчали эту участь. Этот... этот бесконечный вопрос “почему она”, оставил чувство пустоты внутри нее. Это было не то, с чем она могла справиться, особенно без отвлечения внимания на свою семью. Ее семья. Она снова задумалась, что же они сейчас делают. Она ясно, как день, видела их в своем воображении, всех со звездными глазами, когда она показывала им новые планеты. Это был образ всех ее спутников, который она держала в сознании, чтобы напомнить себе, почему, в первую очередь, она их пригласила . Но, на этот раз ей оставалось только гадать, не потеряли ли они надежду на нее. Она доставила их домой целыми и невредимыми, хотя, возможно, не всех, но это не был счастливый конец их истории. Это не было концом их приключений. Концом их. Две недели здесь для неё и, по крайней мере, пять дней на Земле для них. Неужели они отказались от нее за эти пять дней? Доктор открыла глаза, не желая представлять себе похороны самой себя. Это был слишком мрачный образ, даже для нее. Особенно для неё. Ее мысли снова активно двигались, постоянно пребывая в беспорядке. Вместо улыбающегося образа ее семьи, теперь было насмешливое лицом Мастера в Матрице. Его ярость была заразительна, особенно, когда его самодовольство превзошло хитрость. Он был так уверен в Матрице. Убежден, что она будет опустошена и разбита на кусочки от информации, которая у него была. Это, буквально, приводило его в бешенство. Но ее гнев на него исчез, вместе с напоминанием о том, что ее друг погиб, вместе со всей остальной планетой. На этот раз она искренне верила, что он мертв. Ее горе многократно усилилось, вместе с осознанием того, что Галлифрей лежит в руинах, снова, но теперь уже бесповоротно, уничтоженный. Она смотрела прямо перед собой, затуманенными глазами, полными слез, едва замечая, что снова стоит перед единственным маленьким окном. В животе у нее заурчало, напоминая, как давно она ничего не ела. Повелитель времени, если она вообще, могла сейчас так себя называть, мог долго обходиться без пищи, примерно два месяца, но вода была необходима. Две недели без капли воды не пошли ей на пользу. Если судить по ее потрескавшимся губам, у нее оставалось всего несколько дней до того, как она впадет в кому. Возможно, они хотели ее смерти. На одного заключенного, о котором нужно беспокоиться, меньше. Шутка ли, однако, она просто регенерирует – и так, возможно, будет продолжаться всегда. Сколько жизней потребуется ей, чтобы исполнить пожизненный приговор? У ее двери послышались шаги. Через четыре минуты, она была уверена, начнется новая смена охранников. Каждый раз, когда к патрулю присоединялись новые шаги, ей приходилось внимательно прислушиваться– на случай, если она вдруг окажется в таком отчаянии, что попытается сбежать из своей камеры. Она все еще придумывала, как спастись из, буквально парящего, в космосе камня. Дверь? Проще простого, как сказали бы ее люди. Открой панель, слева от пульта управления снаружи, и соедини два провода вместе. Проскочить мимо трех вооруженных охранников? Намного меньше шансов, но достаточно легко, если она будет бежать быстро. Попытка пилотировать камень, который не имеет никакого управления вовсе, и единственное средство спасения то, что другой заключенный прибудет? Гораздо, гораздо сложнее. Пока она обдумывала семьдесят восемь процентов своего плана, эти четыре минуты прошли. Однако вместо того, чтобы новые шаги продолжили свой путь вдоль рядов камер, они остановились прямо у двери ее камеры. Дверь открылась с громким стуком, заставив ее вздрогнуть и встать. Охранник, похожий на ее старую подругу Вастру, посмотрел на нее с отвращением. Судя по его недовольным глазам и раздувшимся ноздрям, пахла она не очень хорошо. Отсутствие душа в течение двух недель вынуждают делать это. –Заключенный 8-5-1,–сказал он,–вам будет позволено провести десять минут с мылом и водой. Любое сопротивление приведет к тому, что у вас отнимут продовольственные привилегии. Любые враждебные действия приведут к более суровому наказанию. Вы меня поняли? –Значит, вы все же собирались меня потом накормить.–сказала она, не в силах сдержаться. Никакой контакт с каким-либо существом не заставил бы ее сдержаться.–Не пытались ли вы уморить меня голодом все это время? Кроме того, 8-5-1? Неужели? Сколько у вас здесь заключенных? –Я вижу, вы один из этих пленников.– Сказал мужчина, протягивая руку к своему электрошокеру. Еще один стражник, на этот раз Джудун, появился позади Силурианца. Он выглядел таким же сердитым. Ну почему она хоть раз в жизни не может сдержать язык за зубами? Силурианец безжалостно уставился на нее, оценивающе оглядывая с ног до головы.–Ни еды, ни воды еще три дня. Она не часто ругалась, но на ум пришло довольно грубое Галлифрейское слово. Вместо того, чтобы что-то сказать, она пристально посмотрела на мужчину. Ее гордость, кто же знал, что эта регенерация была такой гордой?, была тем, от чего она не хотела отказываться. И с этим ужасным заявлением и еще одним свирепым взглядом, мужчина повернулся и ушел, не сказав больше ни слова. Джудун одарил её взглядом, но тоже ушел, на этот раз закрыв за собой дверь. Прошла еще секунда, и в отверстие, которое она могла охарактеризовать только как «кошачья дверь», втолкнули металлическое ведро. На этот раз, из ее уст вырвалось человеческое ругательство. Она подошла к нему и с надеждой оглядела. Настроение тут же стало ещё хуже, когда она поняла, что вода мыльная. Если бы только вода была чистой, то она непременно бы нарушила наложенное наказание и выпила её. Вместо этого она сунула туда руки и умылась. Вода была ледяной, отчего по ее коже побежали мурашки. Она вздрогнула, но не прекратила. Склизкое ощущение собственной грязи, копившейся на теле долгое время, становилось невыносимым. Она поочередно подняла различные части своей одежды, повернувшись спиной к камере наблюдения, и быстро вымылась. Наконец, глубоко вздохнув, она опустила голову, теперь уже сильно дрожа. Она отошла от воды, соскользнула вниз по стене и принялась как можно тщательнее ополаскивать волосы. Конечно, в данной ситуации было бы гораздо выгоднее быть мужчиной - волос меньше. Она расчесывала их пальцами, а также делала все возможное, чтобы смыть остатки мыла. Ее одежда практически насквозь промокла, но она скорее умрет, чем будет ходить голой. На мгновение ей показалось, даже несмотря на дрожь, что она сейчас уснет. К её разочарованию, как только она почувствовала, что отключается, дверь снова распахнулась. Без всякого предупреждения на нее вылили ведро ледяной воды. Она вскрикнула, скорее от шока, чем от чего-либо другого. Вокруг нее раздавались голоса, но она была слишком занята попытками согреться, обхватив себя руками. Она тяжело дышала, делая большие глотки воздуха, свернувшись в клубок. Несмотря на шок, она постоянно облизывала губы, собирая как можно больше воды, ведь понимала, что это, возможно, единственная вода, на которую она может расчитывать в следующие несколько дней. Двое охранников обратились, на этот раз к ней, но она ничего не слышала из-за грохота в ушах. Ей было слишком холодно. Она была готова на все, лишь бы почувствовать хоть немного тепла. Поскольку ее глаза были закрыты, она не могла предугадать, что же произойдет дальше. Силурианец грубо схватил ее за мокрые волосы и поставил на колени, прежде чем она успела понять, что происходит. –Теперь ты меня слушаешь, пленник? Глаза Доктора широко распахнулись, в них вспыхнула ярость, глубоко спрятанная внутри нее. Была причина, по которой ее называли надвигающейся бурей, когда-то давно. Холод, секунду назад обезоруживший, теперь стал оружием. Она не обратила внимания на то, что ее сильно потянули за волосы. Вместо этого она вытолкнула ноги из-под себя, чувствуя удовлетворение, когда ей удалось снести с ног этого ублюдка. Это был грязный трюк, которому ее давным-давно научили в Академии, для экстренных случаев, и он был как раз кстати. Джудун поднял свой электрошокер, когда его напарник упал. К ее ужасу, он прицелился и выстрелил, не раздумывая ни секунды. Электричество причиняло боль. Она знала это по тому количеству раз, когда чинила ТАРДИС. 50 000 вольт пробежали по ее телу, заставляя мышцы болезненно напрягаться и дергаться. Она упала без единого звука и ее руки едва ли смягчили падение. Когда она пришла в себя, ее руки были заведены за спину. На ее запястья были надеты толстые наручники, и ее подняли на ноги. Они заставили ее выйти из камеры и пройти мимо длинного ряда камер. Она мельком видела каждого пленника, других существ, расхаживающих взад-вперед, но все погрузилось в темноту, когда ей на лицо набросили мешок. Теперь она слепа. С твердой рукой на плечах, оставляющей синяки, они шли колонной, и Доктор так беспомощно себя чувствовала, что уже не пыталась запомнить путь. Вместо этого, с громко бьющимися в ушах сердцами, она ждала любого наказания, которое бы пришло им на ум. Раздался какой-то “свистящий” звук, который, как она предположила, был звуком открывающейся двери. Мешок резко сорвали с ее головы, и свет от ламп, находящихся над ней, ослепил. В комнате, такой же большой, как и ее камера, стояла кровать, которая, казалось, вот-вот рухнет сама по себе. Они грубо подтолкнули ее к ней, заставив споткнуться, но, к счастью, она не упала. Вместо этого она осталась стоять прямо перед кроватью. Она не могла перестать дрожать, но слишком замерзла, чтобы тело ее слушалось. –Поздравляю,–сказал Силурианец, и из его носа потекла темно-красная кровь. Так ему и надо.– сказал мерзкий голосочек в голове Доктора. –Вы первый заключенный, который оказался в комнате для допросов после одного разговора со мной. Вы должны быть польщены. –Э-Экстатично, - ответила она почти свирепо. Она не чувствовала страха.. Он явно глумился над ней. Джудун протянул Силурианцу ламинированный лист, и тот медленно перечитал его. Она никогда еще не хотела так сильно причинить физическую боль другому существу, но понимала - быть такой безрассудно жестокой не правильно. Она должна понимать. –О, хорошо,–сказал он наконец,–здесь говорится, что вы принадлежите к неизвестному виду. Мы позвоним доктору Стивенсону, проведем кое-какие... анализы. Надеюсь, вы понимаете, что мы не можем найти здесь самых... гуманных врачей. Мы находимся в самой глуши, и у нас нет никакой возможности выбраться с этой скалы, кроме как раз в месяц. Она ничего не ответила. Она точно знала, что им известно о том, что она повелительница времени – в конце концов, Джудуны не смогли бы найти ее без ее ДНК. Кем бы ни был этот "доктор", она решила, что именно из-за него ее доставили в комнату для допросов. –Наконец-то тихо, как я посмотрю. Отлично сработано. Она пристально посмотрела на него, зная, что смотрит с нескрываемой ненавистью, но не в силах остановить это. Он вызывал у нее отвращение . Доктор должна убираться отсюда, и как можно скорее. –Выруби ее. И с этими словами Джудун снова прицелился.

***

Она проснулась в страшной агонии, инстинктивно сделав глубокий вдох, но на полпути ее захлестнула волна острой боли и глаза наполнились слезами. Копошась в приступе кашля, она подняла голову и запаниковала, увидев тяжелые кожаные ремни, удерживающие ее на месте. Она лежала на чем-то твёрдом, с видом прямо на хорошо освещенную комнату. Она запаниковала. Она отчаянно билась, изо всех сил пытаясь поднять руку, но ничего не добилась, кроме острой боли. Присмотревшись, на сгибе локтя увидела большую иглу от капельницы. Она снова закашлялась, горло пересохло. Поняв, что сила не поможет в данной ситуации, она попыталась расслабиться, ее дыхательное шунтирование было эффективным. Она снова подняла голову, не обращая внимания на капельницу, и стала искать источник пульсирующей боли. На животе у нее было большое кровавое пятно. Она снова уронила голову на стол, пытаясь понять, что же произошло. Сейчас она почувствовала, это – колотая рана, находящаяся прямо в самых уязвимых органах, заставляющая ее истекать кровью. Теперь было понятно, капельница стояла не просто так - подача жидкости и переливание крови. Но почему? Когда ее зарезали? Кто ударил ее ножом? Так много вопросов вертелось у нее в голове, и ни на один из них не было ответа. Она сосредоточилась, прислушиваясь к своему шестому чувству. Время закружилось вокруг нее, давая понять, что прошло всего несколько часов с тех пор, как они вырубили ее. Кто-то сделал это с ней. –Проснулась наконец? Доктор Стивенсон. Он был похож на человека, но определенно не из того времени, в котором жила ее семья. Этому мужчине было около шестидесяти лет, и, понюхав его, используя искусные навыки Повелителя времени, она поняла, что он был по меньшей мере на шестьсот лет старше нынешней земной временной линии. Он был уродлив, с маленькими серебряными шрамами, усеивающими его лицо. Круглые толстые очки закрывали большую часть его лица. И, что самое худшее, он был совершенно лысым. –Что... что ты со мной сделал? Доктор Стивенсон улыбнулся пожелтевшими зубами. Слишком безвкусно. –Я так рад, что ты спросила! Когда я услышал, что они привели Повелителя Времени? О мои звезды, я не мог дождаться встречи с тобой! Он подошел к капельнице и осмотрел ее. –Видишь ли, я слышал о вас, –она чувствовала себя больной,–Мой пра-пра-прадед был важной частью британского правительства и у него были эти...файлы, понимаешь ли. Они говорили о пришельце, который мог изменять своё лицо, который был старше самого времени. Единственным намеком на то, что он действительно существует, было название: Повелитель времени. Колотая рана была совсем не такой болезненной, как та, что ей нанесли сейчас. Она чувствовала себя так, будто люди, которым она доверяла, предали ее. –А потом Джудун нашел меня! Они нуждались в докторе, а я ничего так сильно не хотел, как оказаться подальше от Земли, от этой выгребной ямы. Я имею в виду, какая прекрасная возможность. Видишь ли, мне всегда хотелось путешествовать. И... и я здесь всего пару месяцев! Каковы были шансы, что ты появишься! Он продолжал возиться с капельницей. Машина просигналила ему один раз, но он не обратил на это внимания. –И...Ну ... с твоими способностями? Я должен был увидеть это сам. Ее глаза широко раскрылись. Она пошевелила пальцами рук и ног, покрутила лодыжками и запястьями. Нет, это все еще было ее тело – тринадцатая регенерация. Он еще не сделал ничего, что привело бы к смене ее сущности. –О нет, моя дорогая,– сказал Стивенсон, глядя на нее странно добрыми глазами,– я не хочу убивать тебя. Кто знает, сколько жизней у тебя осталось? Я не могу так рисковать. Но... я могу проверить твои пределы. –Скажи мне,– спросил он,– насколько вы должны быть ранены, чтобы начать процесс? –Ты не можешь этого сделать,–сказала она, по-настоящему испугавшись. Она никогда еще не была так напугана,–у меня есть права, как у тебя. Он рассмеялся: громко, безумно. Смех Мастера не мог сравниться с чем-то столь пронзительным. –О, я вижу, что ты очень смешная! Права... Пожалуйста! Ты находишься в тюрьме строгого режима, моя дорогая, с пожизненным заключением. Никому нет дела до того, что с тобой происходит. Эти слова ранили сильнее всего – люди, о которых она заботилась, ее семья, думали, что она мертва. Все, кто когда-либо путешествовал с ней, все, с кем она общалась на протяжении всей своей жизни, исчезли. Она была совсем одна. –А,–произнес доктор Стивенсон странно мягким голосом,– ты уже догадалась, не так ли? Должно быть, тяжело сознавать, что ты совсем одна и для тебя– навсегда. Я почти жалею тебя... ноесть работа, которую нужно сделать. И без всякого предупреждения он надавил на колотую рану так сильно, как только мог. Ее крики эхом отдавались в комнате... но никто так и не пришел, чтобы спасти ее. Четыре месяца, три дня и семь часов в тюрьме. Каждый новый день был таким же, как и предыдущий. Это угнетало её, и постепенно она перестала что-то чувствовать и вовсе. Связь с реальностью стиралась. В моменты, когда ее тело подвергалось жестокому обращению и разрушению, она уходила в себя, вспоминая многочисленные, безумные приключения, через которые когда-то прошла. Она никогда не была достаточно ранена, чтобы полностью регенерировать. Похоже, Стивенсон был мастером причинять боль, но не убивать. Было больно, безумно больно, но не настолько, чтобы умереть. Он официально был свидетелем энергии регенерации, когда ее тело отчаянно пыталось восстановиться. Но до сих пор не смог поймать ее, как бы ни старался. Это приводило его в бешенство. Иногда ей казалось, что рано или поздно он разозлится настолько, что положит всему этому конец и убьёт ее, но этого никогда не доходило. - А почему ты называешь себя Доктор? Ее органы были в критическом состоянии, на гране отказа, от длительного воздействия препарата, который он ей вводил. Ее легкие, особенно легкие, буквально кричали на нее – дыхание было неровным слишком долго. Кажется у нее, для нее, осталось совсем немного времени. –Доктор,- повторила она, пытаясь вспомнить, сознание постоянно ускользало от неё, играя злую шутку с ее разумом,– это... обещание. Это была первая и последняя правда, которую она сказала этому человеку, и она лучше умрет, чем нарушит данное ею слово. Четыре месяца, четыре дня и три часа. Сил почти не осталось, все тело болело. Казалось, каждая ее клеточка кричала от боли, но процесс регенерации не давал ей окончательно сойти с ума, останавливая отказ органов. Теперь все было иначе. Она оставалась пустой внутри и холодной снаружи, постоянно дрожа. Она придвинулась к жалкой куче одеял, которые они оставили для нее, и свернулась внутри них, пытаясь сохранить хотя бы крохи тепла внутри тела. Силурианец, с которым она уже встречалась здесь, проверял ее каждый час, чтобы убедиться, что она все еще жива. Иногда, когда она чувствовала себя хорошо, настолько, насколько это возможно в ее ситуации, и была способна удержаться на ногах, ее приводили в отдельный от остальной тюрьмы душ, где была самая горячая вода. Но даже в такие редкие дни ей было дано лишь пару минут блаженства. Сегодня, к несчастью, был не один из таких дней. Восемь месяцев, шестнадцать дней и девять часов. Вчера она пыталась сбежать – в основном из-за мысли о том, что побег приведет к смерти в космическом вакууме. Она надеялась, что это поможет ей умереть навсегда. И она зашла довольно далеко в своей попытке, учитывая, что у нее был инфаркт миокарда в одном из ее сердец. Может быть, именно из-за сердечного приступа она пропустила кнопку, открывающую воздушный шлюз. А может быть, это были электрошокеры Джудуна. "Может быть" не имело значения – никогда не имело значения. А последствия? Это совсем другое дело. Последствия для неё заключались в том, что следующие три дня она лежала на столе, пойманная в ловушку из которой нельзя сбежать, без еды и воды, а также, была подвержена постоянным анализам. Хуже всего было то, что ее крики, громкие и полные боли, встречались смехом. Она ненавидела человечество больше, чем любое другое существо во Вселенной. Девять месяцев, двадцать два дня и три часа. Сегодня она сказала доктору, что является последней в своем роде. Это день был унылым для нее, а ее и без того потрёпанный разум, был почти уничтожен. Лица ее спутников становилось все труднее вспоминать, они ускользали из ее памяти, а красота Галлифрея была скорее расплывчатым образом, чем целой жизнью воспоминаний. Однако Мастер всегда был рядом. Его первое лицо, улыбающееся ей без малейшего намека на безумие, которое навязали ему Повелители Времени. Она скучала по нему. Стивенсон воспринял эту новость еще хуже, чем она сама. Оборудование было разбросано повсюду, искры, которые поймали ее тюремную одежду, почти воспламенились. Он все кричал и кричал, вне себя от ярости. Он пробормотал, что ему придется быть с ней поосторожнее. –Секреты бессмертия!–закричал он.– Прямо за пределами моей досягаемости. Мне все равно, сколько времени это займет, сколько раз мне придется убивать тебя и спасать, я найду способ его заполучить. Доктор закрыла глаза, и по ее лицу потекли слезы. Неужели именно это случилось много лет назад на Галлифрее? Народ Шобогана, ее хранители, увидели силу, не похожую ни на какую другую, и использовали ее в своих интересах. Неужели Тектеун тоже связывала ее? Неужели она убивала ее снова и снова, чтобы достичь своей цели? Неужели Вечному Ребенку, выросшему как лабораторная крыса, суждено умереть именно так? С этого дня она больше ничего не говорила. Одиннадцать месяцев, два дня и четыре часа. Она умоляла Вселенную лишить ее способности чувствовать время. Она больше не хотела знать, как долго пробудет в этом аду. Какой смысл считать дни, если они все равно будут одинаковыми? Но когда вообще Вселенная прислушивалась к ней? Одиннадцать месяцев, восемнадцать дней и десять часов Стивенсон сходил с ума. Она видела это так же ясно в нем, как видела у своего лучшего друга, прошедшего по той же тропинке годами ранее. Нервный тик, широко раскрытые глаза, полные огня, и постоянные разговоры с самим собой... да, безумие было хорошо заметно, если вы видели его раньше. Безумие не ослабило Стивенсона с его навязчивой идеей. Оно его подпитывало, подталкивая к новым граням безумия его действий. Теперь она почти не вставала со стола. Но тем не менее он заставлял ее ходить дважды в день и принимать душ один раз в день. Этого было достаточно, чтобы сохранить ее тело относительно здоровым. Он пробовал разные способы убить ее, одни безболезненные и быстрые, другие долгие и мучительные. И ни один из них, казалось, не доставлял Стивенсону радости. Что бы он ни искал в ее ДНК, это было выше его человеческого понимания. Она бы сказала ему, что он слишком глуп, чтобы понять это, но, как бы она не пыталась, ее рот так и не открылся ни разу. Казалось, что на это потребуется слишком много энергии, а у неё не было лишней, чтобы тратить ее впустую. Один год. Доктору, Вечному ребенку, уже неделю как разрешили вернуться в ее камеру. Стивенсон в конце концов решился убить ее... и зашел слишком далеко. Он понял это в тот момент, когда она улыбнулась ему с кровью во рту. Она полностью восстанавливалась, орган за органом и наслаждалась выражением страха на лице Стивенсона. Он вырубил ее мощным парализатором. Потребовалось невероятное количество лекарств, прежде чем она смогла отключиться хотя бы ненадолго. Затем, он сделал ей срочную операцию, пока она была без сознания. Его руки работали между вспышками регенерационной энергии, обжигая его, но он сумел восстановить разрыв на ее аортальном клапане. Энергия регенерации угасла и умерла в тот же миг, как он это сделал, исцелив ее ровно настолько, чтобы она осталась жива. Доктор всхлипнула, когда проснулась на куче грязных одеял, разъяренная тем, что он снова победил. Она рыдала обо всем, что потеряла: о своих друзьях и доме, о прошлом, о котором не имела ни малейшего представления. Слезы продолжали бежать по ее щекам даже во сне. И когда она очнулась в своей камере, а не на жестком медицинском столе, она кричала и кричала. Она не произнесла ни слова, только продолжала бушевать и рвать глотку, когда стражники вошли, оглушая ее и заставляя подчиниться. В конце концов, без этих экспериментов не было никакой надежды, что она умрет. На третий день после пробуждения в своей камере она молчала. Она была слаба, не в силах подняться из своего маленького теплого убежища. Она мечтала о счастливых мыслях, способных унести ее разум подальше от этого места, но только для того, чтобы они исчезли в тот же момент, как она зацепится за них. Ей очень хотелось сойти с ума. Но это все никак не случалось. Шесть дней пребывания в камере. Она все еще была слишком слаба, чтобы выйти из своего безопасного уголка. Она никогда не чувствовала такой сильной боли, глубоко в душе и физически, ей не хотелось иметь с ней дело. Она оттягивала этот момент так долго, как только могла. На седьмой день послышался шум. Вокруг нее воцарилась тишина. Заключенные притихли, перешептываясь и бормоча что-то друг другу. Что-то приближалось. Она не двигалась – ей было все равно. Вокруг нее поднялся шепот, который вскоре перешел в крик. Голоса перекрывали друг друга, так громко, что у Доктора возникло искушение нарушить свой обет молчания и крикнуть им, чтобы они заткнулись. В отличие от остальных пленников, она не чувствовала причин видеть, из-за чего поднялась суматоха. У нее было достаточно волнений, чтобы хватило на всю жизнь. –Доктор! Голос, сказавший это, был очень слабым – настолько слабым, что она едва ли могла его услышать. На мгновение, смутная надежда, что она наконец сошла с ума показалась ей вполне реальной. Она легонько рассмеялась, зажав уши руками. Да, пусть придут голоса! Пусть они наполнят ее голову и тогда она забудет о себе все – свою жизнь, свои воспоминания, свои эмоции. Пусть они все сотрутся из ее памяти. –Доктор! Где Доктор? Это определенно был не голос внутри ее сознания. Она убрала руки от ушей, ее ресницы затрепетали, когда она с трудом разлепила глаза и привыкла к окружающему свету. Комната завертелась, к горлу подступила тошнота, но она была настойчива. Любопытство всегда было ее самой сильной стороной. –Я Доктор!–Крикнул чей-то чужой голос, но явно не ее собственный,– сюда! Ну же, люди!– Нет, раздался голос, уже в ее голове, это точно не они, это не могут быть они. –Доктор? И, мгновенье спустя, они оказались у двери ее камеры. Она видела их через небольшое решётчатое окошко. Это были они, ее Семья. Яз, Грэм, Райан – все они стояли перед ней, выглядя точно так же, как и их образы из ее воспоминаний. Хотя отличие все же было, они не улыбались, как она их запомнила. Нет, они выглядели...потрясенными. Еще один человек появился в поле зрения, тяжело дыша, с пистолетом, она не любила пистолеты, в кобуре за спиной.–Вы нашли ее? Это был Джек Харкнесс во плоти, выглядевший таким же молодым и энергичным, каким она его помнила. Ничто, да и вообще все, не изменилось. –Док?–Спросил Грэм,–ты здесь? Она рассмеялась. Хотя, это было больше похоже на хрип. Она хрипела, издавая при этом короткие, уродливые вздохи. Слезы наполнили ее глаза, и она задавалась вопросом, было ли это похоже на то, что она сошла с ума. Они не могли быть здесь, по крайней мере сейчас. Наконец-то она сломалась под этим давлением. –Н-н-нет.–Она кашлянула, голосом, не привыкшим к тому, чтобы им пользовались,–н-не настоящие. –Открой дверь.–Сказала Яз,–открой ее, прямо сейчас! Джек двигался с такой скоростью, о которой она даже не подозревала. В кармане у него обнаружилось какое-то устройство, и он быстро приложил его к замку двери. Он моргнул один раз, а затем красное свечение полностью исчезло. Свобода никогда еще не была такой пресной на вкус. Яз добралась до нее первой, положив руки ей на плечи. Доктор наслаждалась ими, чувствуя, что никогда еще доброе прикосновение другого человека не ценилось так высоко. Доктор подняла дрожащую руку и поднесла ее к лицу Яз. Она чувствовала физическое притяжение другого существа. Яз действительно была здесь. –Яз,–выдохнула она,–Ясмин Хан. –Да, Доктор,–ответила Яз. Она была вся в слезах. Почему она плачет?–Это я. Я уже здесь. Рука Доктора упала, слишком слабая, чтобы держаться самостоятельно. Ее глаза невольно закрылись, слишком слабые, чтобы долго оставаться открытыми.–Моя Семья.–Сказала она в последний раз, падая жертвой окружившей ее черноты. Она мысленно потянулась к ним, изо всех сил стараясь уследить за четырьмя людьми, которые спасли ей жизнь. Джек поднял ее, и ее голова безжизненно повисла у него на плече. Одеяла, единственное ее утешение в этом маленьком уголке Вселенной, исчезли. Это было похоже на освобождение из оков.

***

Когда она проснулась в следующий раз, они бежали. Топот ног стучал в унисон ее сердцебиению, когда они пробирались сквозь многочисленные коридоры и через различные камеры вокруг них. Куда они бежали, она не знала. Она знала только о теплых руках, защищающих ее и не собирающихся отпускать. –...Вихревой манипулятор! –Мастер, сейчас же! Скорее! Мир закружился вокруг нее, и ответная реакция ее тела на перемещение, была словно удар в живот. Позывы к рвоте были невыносимыми. Время резко потекло по ее коже, заставляя ее сильно вздрогнуть. Неужели она регенерирует? –Дыши глубже,–сказал кто-то добрым голосом.–Все кончено, Доктор. Ты можешь сделать глубокий вдох? Ради меня? –Джек?–Спросила она, но тут же резко закашлялась. Кровь, старая свернувшаяся кровь, снова поднялась по ее горлу вверх и комками упала на пол. Она резко задохнулась, зная, что кровь была прямо из легких, но не в силах остановить естественный инстинкт. Ее поместили на удобную поверхность – слишком удобную, чтобы быть какой-то камерой. Но где же она была? Куда же ее увезла семья? –Разойдитесь. Все вы, убирайтесь с моего пути. Она знала этот голос. О, Рассилон, она знала этот голос. Кощей. Это дало ей силы открыть глаза, хотя бы на мгновение. Он был там, расхаживал в оранжевом сиянии своей ТАРДИС, выглядя как тот друг, которого она помнила все эти годы назад. И все же, его лицо было покрыто шрамами – тонкая серебряная линия шла от виска к нижней части глаза, пересекая его. Сам глаз был безжизненно-серебристым. Мастер пережил взрыв на Галлифрее, но не сумел выйти из него невредимым. Это было нечестно. –Ране...–Прошептала она с тоской в сердце, запнувшись на последнем слоге. –Я знаю, любимая,–сказал он нежным голосом, таким мягким, каким она не слышала его уже много веков.–Я знаю, что ты ранена. Я собираюсь все исправить. –Нет.–Сказала она, покачав головой, и снова пошевелила рукой. Она коснулась его лица, пальцами расчесывая волосы, а большим пальцем прослеживая болезненную рану. Он вздрогнул, но позволил ей прикоснуться к себе. Ее рука дрожала от напряжения, поэтому он схватил ее за запястье и прижал к своему лицу. Она почувствовала вспышку энергии регенерации. На этот раз, она позволила ей спокойно течь сквозь себя, воспламеняя ее кожу. Энергия осталась у нее в руке, оседая на кончиках пальцев, и перешла к Мастеру. Когда она достаточно окрепла, чтобы открыть глаза, он все еще был там. Его лицо вернулось в норму, каким оно должно было быть, и он выглядел так, словно весь мир обрушился на него. –Останься со мной. Пожалуйста, останься со мной, Тета. Его голос эхом отдавался в ее голове. Это было похоже на воссоединение после долгой разлуки – наполненное волнением, тревогой и нервами. –Всегда.