Они не ответят.

      Цзян Чэн помнил, как мать впервые привела его в храм Пристани Лотосов.       Вернее, это была единственная святыня на Пристани, которую Ваньинь посетил в первый раз. С раннего детства семья приводила его в различные комнаты: помещения для медитаций, древние залы, к памятным табличкам предков и культиваторов. Именно они превратили Пристань Лотосов в одну из четырёх великих сект. Запах ладана вместе с рукой матери, сжимающей голову сына в поклоне, стал частью самых ранних воспоминаний. Он помнил голос отца, мягкий и гулкий в тускло освещённой комнате. — Это твои предки, Цзян Чэн. Уважай и оставайся их наследником. Всё в Пристани Лотоса построено усилиями этих людей.       Храмы и почтительные визиты стали простой частью ритма жизни. Такой же, как смена времён года, цветение и увядание лотосов на воде. Он тренировался, праздновал фестивали; он ходил на охоту и наблюдал за силой своего отца; он отдавал дань уважения своим предкам.       Мать привела его к другому святилищу. — Сын мой, — сказала она. Цзян Чэн стоял перед ней, стараясь держаться прямо и высоко под пристальным взглядом. Мадам Юй кивнула. Тот самый кивок, который Вэй Ин ещё не заслужил. Знание того, что Ваньинь сохранил уважение в глазах матери там, где брат продолжал терпеть неудачу, принесло яростное утешение. Он уважал её, и это, казалось, было всё, что ему нужно. — Тебе пора встретиться с богами Пристани Лотосов. — Богами? — эхом отозвался мальчик.       Мать кивнула и указала на дверь, встроенную в одну из стен внутреннего двора. Её Цзян Чэн заметил первой — а как иначе? Он — молодой господин Юнь Мэн Цзян. Сейчас для него закрыто мало дверей, и все они откроются по мере становления лидером Секты. То, что перед ним предстала ещё одна тайна, взволновало. Ваньинь поспешил за матерью, когда та подошла к двери и открыла её.       В помещении царил полумрак. Ладаном пахло так же сильно, как и в остальных семейных святилищах. Свет просачивался в пыльный воздух через экраны и тонкие окна. За тусклыми отверстиями едва виднелся красивый фон прудов с лотосами, доки, где некоторые из стажёров запускали воздушных змеев. В кои-то веки Цзян Чэн не стал к ним присоединяться.       Его мать взяла спичку и вышла вперёд. Зажгла свечу, затем палочку благовония, которую поставила перед статуей. «Нет» — понял Цзян Чэн. Перед парой статуй. Они вырезаны из дерева, изящно раскрашены: один в бледно-зелёном и белом, другой в сине-чёрном. Оба красивы, черты их лиц имели некоторое сходство друг с другом. Первая фигура, одетая в светлое, несла в руках веер с нарисованным символом ветра. Второй держал табличку с надписью «Вода». — Это, — мягко произнесла мать, — Мастер воды и Мастер ветра.       «Эти статуи выглядели слишком мягкими, чтобы быть хозяевами стихий» — подумал Цзян Чэн, но даже в таком возрасте он знал, что лучше не высказывать такую мысль у подножия статуй богов. — Это защитники Пристани Лотоса, — объяснила Мадам Юй, встав на колени и вытащив из рукава какие-то вещи. Цзян Чэн не обратил внимания на то, что именно она положила в тот, первый раз. Вероятно, цветы или монеты. Именно такие подношения они часто делали, когда возвращались в храм с целью приподнести паре богов свои молитвы и почтение. В тот момент Цзян Чэн был слишком занят, выискивая каждую маленькую деталь на скульптурах: золото серёжек, вставленных в уши Мастера ветра, суровое спокойствие лица Мастера воды, иногда напоминавшее выражение лица его собственной матери.       «Мы приносим им подношения и приходим сюда, дабы помолиться за безопасность и процветание секты Цзян. Мы приносим жертвы, а они слушают и приносят нам добро. Теперь, когда ты знаешь, это тоже будет частью твоих обязанностей». — Да, мама, — очень серьёзно сказал Цзян Чэн. Он последовал её невысказанному ожиданию — подойти и сесть рядом, пока она будет молиться перед статуями.       Теперь парень во весь опор бежал к маленькому святилищу в дальнем конце лагеря. Его глаза горели, горло сжималось. Цзян Чэн пробирался мимо учеников и слуг, не обращая внимания на тех, кого сбивал с пути. Эти ублюдки Вэнь! Будь они прокляты! Будь проклят Вэй Усянь, будь проклят отец за то, что ушёл! Будь проклята мать — она была великолепна, не так ли? Как же вышло, что она не смогла найти выход из ситуации с проклятыми Вэнь, когда их гордость и дом ещё оставались целы?       Со двора позади него раздались крики, но Цзян Чэн не обратил на них внимания. Он не собирался сдаваться, не использовав все доступные варианты. Ваньинь помнил слова матери о богах святилища. Наследник Пристани Лотоса молился с весом всей секты за плечами — конечно, это должно что-то сделать… !       Но, когда Цзян Чэн пронёсся через двери храма, то резко остановился, застигнутый врасплох. — Кто ты такой? — потребовал он ответа. Рука потянулась к боку, сжалась в осторожной готовности.       В центре святилища стоял человек. Он выглядел так, как никто из тех, кого Цзян Чэн видел раньше. Его кожа была бледной, как у утопленника, глаза глубоко запали, а тёмные волосы свисали мягкими прядями вокруг бесстрастного лица. В одной руке незнакомец держал нечто похожее на Костяной кинжал. На нём была надета чёрная ряса, одновременно потрёпанная и жутковато царственная.       Или, может быть, всему виной аура мужчины. Цзян Чэн почувствовал, как по спине пробежала дрожь, когда чужой взгляд встретился с его собственным. Пришлось прикусить зубы, чтобы не склонить голову. В этот момент Ваньинь заметил алтарь позади человека. У него перехватило дыхание. — Что ты здесь делаешь? — воскликнул он дрогнувшим голосом. За спиной мужчины лежали руины, некогда бывшие скульптурами. Голова Мастера воды упала с плеч и лежала на его коленях. Рядом с ним Господин ветра казался целее, однако в древесине конечностей статуи зияли массивные дыры. От глаз скульптуры спускались тёмные линии. Цзян Чэн с тошнотворной уверенностью понял, что это кровь, настоящая кровь. — Эти боги мертвы, — сказал человек. Чужой голос звучал странно, словно Цзян Чэн слышал его из-под воды — или как будто человек сам находился под водой. Он медленно повернулся к Ваньиню и вовсе не выглядел угрожающим, столкнувшись с представителем секты Цзян. Он не был похож на культиватора, уж точно ни на одного из Вэней, а желудок Цзян Чэна всё равно сжался. Он чувствовал себя насекомым, которое вот-вот прихлопнут. — Кто ты такой? — все равно спросил он, сжимая обе руки в кулаки, — Откуда ты это знаешь?       Незнакомец посмотрел на него глазами мертвеца. — Я Черновод, топящий корабли, — сказал он, — Я Хэ Сюань. И я убил их.       Мужчина сделал шаг вперёд. Цзян Чэн задрожал, от макушки головы до пят, но не убежал — не смог. Его ноги словно приросли к земле под таким ужасным взглядом. — Они не ответят, если ты помолишься. Но если ты в отчаянии… думаю, мы сможем договориться, молодой культиватор.       Теперь Цзян Чэн мог слышать доносящиеся со двора звуки. Он слышал крики и вопли людей. Слышал треск молнии и голос матери, звучащий ясно, сердито.       Цзян Чэн стиснул зубы и закрыл глаза. Вдохнул, выдохнул. Когда снова поднял взгляд, Хэ Сюань не двигался, и всё ещё смотрел на него, держа в руке костяной нож. Ждал. — Если это спасёт Пристань Лотосов, — сказал Цзян Чэн, — Я приму твою сделку.       Он сразу же ощутил вокруг себя воду, холодную и тяжёлую. Ваньинь не смел кричать, его зрение затуманилось. Попытки махать руками не принесли ничего хорошего. Цзян Чэн рухнул на колени и открыл рот, однако не смог издать ни звука. Ему казалось, будто он тонет на суше.       Сквозь тусклую, окружившую его дымку, Цзян Чэн увидел на лице Хэ Сюаня странное выражение. Это выглядело почти как улыбка.