* * * Всё в нём пленило и отталкивало, Совращало порой и отпугивало. Он был тем, кого люди любили, Некоторые силе воли завидовали, Остальные же его ненавидели. Дни, как краткий миг, пролетели: Он ушёл — и одно сердце разбил, Как и трепет в его груди поселил. Многие черты лица позабылись, За месяцы во тьме растворились; Но Канда будет помнить всегда Такие печальные серые глаза.
Часть 1
23 апреля 2020 г. в 15:00
Он никогда не думал, что это день настанет, ему было сложно признаться самому себе в этом, но... он признался в итоге тогда, когда уже не было человека, которому он смог бы рассказать правду. Он не хотел бы этого признавать, но когда зашёл в тупик, лишь его образ, лишь его голос помог найти дорогу назад. Он не хотел бы этих чувств. Он не хотел бы этих воспоминаний. Он не хотел бы его. Однако... он хотел. Хотел ощущать его рядом с собой. Хотел вдохнуть его запах, прижавшись к нему настолько близко, насколько могут быть рядом два существа и духовно, и физически. Он ощутил солоновато-железистый вкус крови на губах, прикосновения заставляли тело сперва сжиматься от холода, а потом гореть... Всё в нём сводило с ума. Все в нём было как будто скроено из двух противоположностей. Канда протянул руку в надежде вновь почувствовать теплоту кожи под своими пальцами, но рядом не оказалось никого. Лишь пустота. Иллюзия. Аллена рядом нет.
Как долго человек может страдать от неразделённой любви, прежде чем сделает шаг на пути в неизвестность? У каждого по-разному, но у тех, кто никогда не испытывал подобных чувств, всё намного сложней. И была ли это неразделённая любовь? Он каждую чёртову секунду, каждую минуту, каждый час, каждый день после того, как тот ушёл, размышлял над тем, как поведёт себя Уолкер, когда услышит о его, Канды, чувствах. Какое у него будет выражения лица? Останется ли его лицо бесстрастным и совершенно неподвижным, безразлично-спокойный взгляд — холодным и внимательным? А может, он нахмурится так, что между бровями появится тонкая складка? Что он ему скажет? Так много вопросов и ни одного ответа. За что он его «полюбил»? Как появились те чувства, которые он не мог назвать любовью, но которые рождали в его груди приятное тепло?
Это не любовь, в обычном понимании, он точно был в этом уверен, — больше. Это устремлённость в неведомое, ты не видишь, кто зовет, но зовут тебя, именно тебя. Зов казался настолько сильным, что Юу потерял ощущение реальности происходящего. Аллен стал его душой и его сердцем. Он запрещал себе питать напрасные надежды и даже думать о том, что не увидит больше Уолкера, но каждый новый день убеждал его в том, что его догадка верна. Сложно было переломить себя и пойти за ним... Но куда? Боже. Ведь проще заниматься бесполезными самокопаниями, прикасаться к подушке, на которой он лежал, и утопать в его запахе, закрывать глаза, вспоминая его голос, глаза, чем взять себя в руки и начать действовать. И только его голос, который проникал в само его существо, переплетался с внутренней речью, и у них возникал чуткий диалог, уже не оставлял его до следующего дня.
Он плохо спал, мысли об Аллене не давали ему покоя, и он даже во сне пытался дотянуться до него. Руки дрожали, не желая успокаиваться, а сердце его трепыхалось в груди, как птица бьётся о прутья клетки, лишившись свободы, и он просыпался. Как заглушить тревогу? Прекратятся ли эти терзающие душу страдания? Он жил непокорным, и мог посвятить себя борьбе с теми, которых ненавидел больше всего на свете, но сейчас угасал, как будто не было под ногами больше опоры. Не было смысла продолжать вести борьбу. Ради кого? Себя? Нет рядом человека, которого он может защитить. Ложь. Уолкеру не нужна была защита. Если кому-то она и была нужна, так это ему. Каждый день приносил всё больше и больше страданий, всё больше и больше сомнений и с каждым днём Канда всё сильней и сильней забывал его такие противоречивые черты.
Иногда казалось, будто луна была единственным свидетелем его страданий, на чёрном, сгустившимся над ним небе кроме неё не было видно ничего другого. Это был не чистый свет, полный желаний и трепета... спокойствия, напротив, это был холодный свет, а его лицо, озарённое этим свечением, выглядело бледным, неподвижным, безжизненным. Из него ушла вся жизнь, когда из этой самой жизни исчез тот человек, имя которого он старался забыть. Не будет больше боли, если он забудет его навсегда. Не будет больше страха, если воспоминания превратятся в пыль. Не будет больше чувств, которые иглами пронзают сердце, если он его отпустит. Нет, Аллен Уолкер его никогда не отпустит. Никогда. Он забудет все его черты, забудет всё, что в нём было, но серые глаза, что так похожи своим светом на луну, будут преследовать его вечно. Они будут вечным напоминанием о его одержимости, напоминанием о том, что он в плену у этого человека.
Аллен был никак не разноцветным, он был не серым, как привыкли думать другие, он был чёрно-белым, не смешивая в себе эти цвета, оставляя их яркими, острыми, и было сложно отделаться от чувства, что его бросало из крайности в крайность. Мотало от мести до долга, он то становился мрачным и угрюмым, то превращался в жалкого шута, постоянные противоречия, в нём словно всегда присутствовали два разных человека, предсказать его действия было крайне сложно, а порой даже невозможно. Это обернулось против Канды, не дав ему даже после осознания, последний маленький шанс на финал.
Оставаться на месте было почти физически больно, но найти его, того, кто целенаправленно скрывается, было форменным безумием. Вот что значит не успеть, вот что значит осознать слишком поздно, вот что значит упустить. Канда видел в нём цель, смысл, он стал для него сродни маниакальной идее, которая помогает двигаться дальше. Вот только сейчас он стоял на месте, погряз в болоте, откуда выбраться он без помощи извне уже не в силах, чувства, которые он испытывал к Уолкеру стали обузой, проблемой, которой не суждено решиться. А даже если и суждено, то закончится это не так, как он себе представляет.
Воспоминания продолжали терзать нервы, как скрипач тонкие струны, эти мысли разрывали на части, тянули в противоположные стороны, и он плакал, плакал и плакал, не зная, что делать дальше. Белая, сплошь светлая, абсолютно безумная в благородстве, долгах и наивности, потому так раздражающая Канду, но всё же неотъемлемая часть Аллена, без которой он уже был бы не тем, кем являлся, постоянно мелькала перед ним. Канда только недавно понял, что именно из-за этой черты его так тянуло к этому человеку, но он не замечал, или убеждал себя в том, что не замечает этой тяги, а когда осознал, стало уже слишком поздно.
Чёрная, сплошь непонятная в своих усмешках, в своей циничности, скрытная, убийственная, но от этого не менее завораживающая его часть, была едва ли не призывом к трагичному самоубийству. В ней собрались все те качества голодного оборванца, которым он когда-то был, и не были вытравлены даже его манерами. Он крал, врал, мог запросто драться нечестно и не гнушался никаких грязных приёмов. Но представить его другим Канда не мог, а потому пришлось оставить подушку, пропитанную его запахом, запахом воспоминаний, закрыть дверь на замок и больше не приближаться к этим чувствам, которые, если прикоснуться к ним, могли уничтожить.