Формы преданности

Гет
R
Завершён
16
автор
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
16 Нравится 4 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Её смиренных шагов не должно было быть слышно. Она должна быть проворной тенью, что всегда следует за своим господином, безукоризненно исполняя его указания и, если понадобится, рискнуть своей жизнью, чтобы защитить его. Её почерк должен быть до педантизма ровным и без труда читаемым, а его подпись в её исполнении неотличима от оригинала, если он не успевает управиться со всеми бумагами, что стекались на его стол со всей лоскутной империи. Она обязана везде сопровождать его, её поведение должно воплощать собой пример идеальной юной придворной дамы, умеющей прекрасно поддержать беседу, вовремя промолчать и острым, но вежливым словцом дать отпор, и всё для блага её господина, её защитника и покровителя.       Всё для того, чтобы он взглянул на неё не просто как на верного секретаря-снайпера, на которого он всегда может рассчитывать. Да только Лихтенштейн было не на что рассчитывать. Умом она прекрасно это понимала. Но сердце… Сердце порой перекрывало голос разума.       Сто тридцать три года назад Эрика, бывшая воплощением графства Вадуц и только-только преобразованная в княжество Лихтенштейн, пришла к Австрии, повинуясь порыву, что шёл из глубины сердца. Она знала его давным-давно, она, вместе со своими графами, следовала за ним на войну против швейцарцев, разорявших её территорию и пытавшихся её уничтожить. Но в тот день Лихтенштейн пришла к нему не из-за их общих врагов. Ещё за несколько десятков лет до того Родерих спас её, сняв с костра инквизиции, зажжённого по приказу её графа-параноика, которого посадили в имперскую тюрьму. А в год, когда она вновь встретилась с ним, в её землях уже семь лет как правил австрийский род Лихтенштейнов, даровавших ей новое имя. И тогда, благоговейно смотря снизу вверх, а потом склонившись в глубоком поклоне, Эрика просила его позволить ей отплатить долг за своё спасение, за возможность начать новую жизнь. У неё за душой не было ничего, кроме упёртости, исполнительности и невероятной меткости, её территории были крошечны, бедны, разорены войнами и бездарным правлением, от них не было никакой пользы. Но Родерих не дал ей умереть, хотя её смерти всё равно никто не заметил бы, даже родной отец с братьями.       И Австрия внял её мольбам, согласившись взять её своим секретарём. Хоть и пришлось её переобучить писать, дабы выправить корявый почерк, оставлявший после себя бесчисленные помарки, кляксы, перечёркнутые порой строки, да научить вести себя в обществе, выдерживая неодобрительные взгляды и ядовитые пересуды. Из маленького горного графства, выживавшего за счёт наёмничества, контрабанды и пересекавшихся в её городах торговых путей, она стала княжеством, служившим Родериху, за которым она шла в бой ещё до этого, будто её новоявленная династия до того веками служила Габсбургам.       Он был её наставником, не оставлявшим её одну. Он казался ей почти отцом, которого ей не хватало все эти столетия. Аккуратно придерживая подол платья, Лихтенштейн шла следом за ним, соблюдая дистанцию в пару шагов, ровно держа спину и еле заметную вежливую улыбку на губах. Да только взгляд её тёмно-зелёных глаз постоянно возвращался к Родериху, подмечая про себя, как он общается с императором, придворными, военными, даже его собственными подчинёнными странами, как поправляет камзол. Он очаровывал, вызывал неподдельное восхищение и трепет в груди. Его фиолетовые глаза притягивали её, но она редко смотрела прямо в них, невольно отводя взор, а щёки покрывались румянцем. Разве о названных отцах дозволено думать подобным образом?       В очередной раз ядовито и гневно упрекая её за излишнюю преданность, Чехия старалась побольнее уколоть своими подозрениями, что некоторые указания Родериха, что он отдавал ей за закрытыми дверями, носили слишком личный, слишком интимный характер. В порыве праведного гнева Лихтенштейн всё же старалась следить за языком, чтобы эти подозрения оставались лишь подозрениями, пока в груди закипал стыд и вместе с тем накатывала волна гнетущей тоски, что опасно перекликалась со снедающим возбуждением.       Тело Эрики слишком хорошо помнило прикосновения Австрии. Её бросало в жар одной только непрошенной мысли о том, как его руки вновь проведут по шее и спустятся ниже, касаясь груди, живота и бёдер. Она плотно сводила ноги и вся вытягивалась по струнке, вспоминая о том, как Родерих касался губами её выпиравших рёбер и ключицы, запястьев и пальцев. Дыхание учащалось, а внизу живота поднималось мучительное возбуждение. Приходилось закусывать губу и отвлекаться на любые другие мысли, даже самые раздражающие.       Измученный воспоминаниями и фантазиями разум всё твердил, что не стоит ни на что надеяться, и даже от подобной связи следовало отказаться. Вернуть всё, как было век назад. Но беспокойное сердце хотело большего, хотело ответа на разъедающие её изнутри чувства. Лихтенштейн страстно желала быть нужной не как секретарь, снайпер и личный страж, подчинявшееся княжество, но как любимый человек. Безмолвная молитва, обращённая не к богу и даже не к дьяволу, а к сердцу Родериха, совсем украдкой, но полная желания.       И была ли она всё-таки услышана? Решение о заключении таможенного соглашения обрадовало её так сильно, что голос её, выражавший благодарность и готовность к долгому сотрудничеству, звучал слишком радостно и громче обычно, а сердце готово было вырваться из груди. Беспошлинная торговля с её покровителем определённо поможет развиваться её экономике, что после революции, затронувшей и её территории, опять пребывала в упадке. Но что самое важное — это был их личный союз, игнорировавший всех прочих в Германском союзе. В кои-то веки её отторжение пангерманизму и желание защитить себя и свою зарождавшуюся нацию от слияния в чуждых ей немцев помогло и здесь, помогло совсем иначе обратить на себя внимание Австрии. Её сопротивление, её поддержка правильного для них режима будет вознаграждена.       Таможенный союз будет подписан пятого июня. Но в тёплую, даже немного душную ночь перед знаменательным событием Лихтенштейн совершенно не спалось. Растянувшись во весь рост, отбросив ногами одеяло на край кровати, она обхватила большую подушку руками и ногами, прижимаясь к ней всем телом. Светлые длинные волосы разметались на простыне, юбка кружевной ночной сорочки задралась, под которой не было ничего, кроме нервно елозящих обнажённых бёдер. Одно из высоких окон было распахнуто настежь, но нисколько не чувствовалось дуновение ветерка. И сон ни в какую не шёл, она не могла избавиться от волнительных мыслей, от которых сердце бешено билось о грудную клетку, его стук она слышала куда лучше, чем тиканье часов. Чарующая картина, достойная кисти талантливого, но скандального художника.       Пройтись бы, проветриться, привести мысли в порядок. Выпустив несчастную подушку, Эрика медленно сползла с постели, угодив ногами прямо в туфли, и, набросив лежавшую на оттоманке в ногах кровати шаль, тихонько вышла из комнаты. Коридоры и лестницы освещались лишь лунным светом, окрашивающим всё вокруг в тёмно-голубой цвет, ощущавшийся не холодным и безжизненным, а мягким и успокаивающим. Золотые подсвечники и мраморные колонны выглядели не только роскошно, но и мистически, это был полный загадок дворец. Ей, бедному княжеству, не должно быть места в этом богатом просторном особняке, и вместе с тем он стал ей домом. Ежедневная суета и препирательства недовольных подчинённых с хозяином империи почти всегда вызывали невольную улыбку, а тихие вечера с книгой у камина в компании Венгрии и Австрии стали для неё самым счастливым временем. Она не хотела лишиться этого, желала всегда быть здесь, рядом с Родерихом.       Ноги неосознанно привели Лихтенштейн к его кабинету. Повинуясь порыву, она толкнула дверь и зашла внутрь. К её удивлению, в комнате были зажжены свечи, а сам Родерих лежал на диване, закинув ногу на ногу, и читал документы. Развязанный галстук вместе со снятым камзолом покоился на подлокотнике, рубашка была наполовину расстёгнута, а тёмные волосы, обычно зачёсанные, растрепались и небрежно лежали на лице. Австрия обернулся на звук открывшейся двери, и удивлённые взгляды обоих пересеклись на несколько секунд — Эрика в панике отвернулась и уже собиралась было ретироваться, пробормотав извинения, но её остановили.       — Почему в столь поздний час не в постели?       Его голос звучал не столько строго и недовольно, сколько устало. Бросив бумаги на диван, Родерих неторопливо поднялся на ноги и, подойдя к замявшейся у входа Лихтенштейн, протянул ей руку, а когда та неловко вложила в неё свою, он втянул её внутрь и, захлопнув дверь, прижал её к ней. Спиной Эрика ощущала прохладную деревянную поверхность, а сверху сквозь очки на неё смотрела пара фиолетовых глаз, волнующих всё внутри неё и заставлявших сердце трепетать. От чего тело покрылось мурашками, щёки алели, а вместо ответа раздался неприлично громкий вздох. Это был максимум, что могла выдавить из себя Лихтенштейн, подняв голову и посмотрев прямо на него.       Её взгляд был полон обожания, преданности, любви и уже нескрываемого желания. И Родерих словно внял этой немой просьбе, покрывая её ладонь, пальцы и запястье короткими поцелуями, из-за чего по телу прокатилась нестерпимо приятная волна. Свободной рукой Лихтенштейн коснулась его груди, проглядывавшей из-под полурасстёгнутой рубашки, и сама ближе прижалась к нему. Тот не сопротивлялся, напротив, властно обхватил одной рукой её талию, а второй провёл по щеке. Повинуясь его движениям, Эрика послушно наклонила голову, подставляя шею его губам.       От его горячего дыхания, от нежных прикосновений, от близости к нему тело охватил жар, с губ срывались довольные стоны. Но уже совсем скоро они потонули в страстном поцелуе, языки сплетались между собой, и его проникал достаточно глубоко, чтобы в какой-то момент у Эрики чуть было не перехватило дыхание. Рука соскользнула с лица на грудь, отчётливо проявлявшуюся сквозь тонкую ткань сорочки, и принялась ласкать её. Томящееся внизу живота возбуждение становилось слишком невыносимым, похоть била в голову, словно алкоголь. Она подавалась вперёд, желая, нет, требуя большей близости, но проявлять инициативу не смела.       — Г-господин Австрия… — про Лихтенштейн, едва поцелуй был разорван.       Хотела было ещё что-то сказать, но её голос потонул в стонах, ведь Родерих провёл языком по уху, вернулся обратно к шее и, обхватив губами кожу, потянул её на себя. Продолжая одной рукой ласкать её грудь, зажимая соски между пальцами, второй он опустился ниже, поглаживая ягодицы и бедро. Голова будто потонула в тумане, а пальцы потянулись к пуговицам его рубашки. Ночь, в которую следовало бы отдохнуть, чтобы на следующий день всё прошло гладко, всё-таки окажется бессонной.       Подсев на эту дрянную связь, слезть она уже не могла. Но то был один из способов для Лихтенштейн выразить свою искреннюю преданность Австрии.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.