***
Эмили готова прыгать и плясать от радости, несмотря на то, что ещё десять минут назад Миранда — теперь уже её новая начальница — отчитывала её за избыток геля на волосах и низкокачественную косметику. Как только старшая ассистентка сказала, что она принята, Эмили знала: теперь её жизнь станет намного лучше. По дороге домой её воображение рисовало идеальное будущее: вот Эмили стоит на одном из приёмов рядом с Мирандой и старшей ассистенткой по имени Шарлотта в дизайнерской одежде и новых туфлях от Джимми Чу. Она выбросит дешёвую косметику и слишком приторные духи, которые тоже не понравились Миранде, и обязательно похудеет, чтоб больше походить на новых коллег. Дома Келли разделяет её радость, и Эмили по-настоящему счастлива, видя, что её девушка искренне поздравляет её с работой в «Подиуме». Только когда Эмили упоминает о том, что ей нужно будет сбросить ещё пару-тройку килограммов, в синих глазах девушки появляется беспокойство, но Эмили старательно игнорирует это: она не хочет ссориться с Келли второй раз за неделю. Они познакомились, когда Эмили была нелепой и глупой, с одеждой, купленной на распродажах, и отсутствием каких-либо навыков макияжа, кроме умения неровно подводить глаза. И Эмили знает свой характер, как и то, что если она будет воспринимать слова Келли близко к сердцу, то обязательно начнёт очередную ссору, счёт которых давно перешёл на тысячи за четыре года, что они вместе.***
Свой первый день на работе она подражает Шарлотте, внимательно следя за речью и манерами старшей ассистентки, которая постоянно упрекает её в бестолковости. Во время перерыва на обед Эмили с тоской смотрит на круассаны и чувствует, как голова начинает слегка кружиться. — Минута на губах — навеки на бёдрах, — шепчет ей низкий голос на ухо, и Эмили подскакивает, отвлекаясь от любования выпечкой. Она осматривает высокую девушку с ног до головы, отмечая про себя саркастичную кривую улыбку на губах с нюдовой помадой. «Модель?» — хмурится Эмили своим же мыслям. Девушка протягивает длинную загорелую руку и достаёт один круассан, обильно политый глазурью. — Серена, — представляется девушка и демонстрирует ряд идеальных зубов в улыбке. — Отдел красоты. — Эмили. Младшая ассистентка. Серена улыбается ещё шире и, хоть Эмили пока не услышала никаких насмешек с её стороны, она уже готова со всей силы ударить девушку подносом по голове. Эмили знает: её рассматривают с ухмылками, о ней говорят и её оценивают, и ничего из этого ей не нравится. Ещё ей не нравится Серена, которая ест круассан, портя хорошую помаду и не заботясь о своих же словах. — Шарлотта говорила. Gracinha boba, — протягивает девушка, и у Эмили перед глазами вращается весь мир от запаха выпечки и вида стекающей с неё глазури. — Твоё правило про губы и бёдра на тебя не распространяется? — горделиво поднимает подбородок Эмили, пытаясь не замечать того, как рот наполняется слюной, и надеясь, что вокруг достаточно громко, чтоб никто не услышал урчание её живота. — Не беспокойся обо мне, это mãe natureza, — Серена крутится, демонстрируя прекрасную талию. Она понятия не имеет, о чём говорит Серена, но практически уверена в том, что это какие-то ругательства. Ей хочется упрекнуть девушку в том, что та мешает два языка, из-за чего часть её речи совсем непонятна, но та, доев круассан, уже разворачивается к выходу. — Vejo você mais tarde, inglesa! — машет Серена на прощание.***
— Ты только представь! И она ест мучное. Боже, готова поспорить, остальные девочки её ненавидят, — вздыхает Эмили, хлопая по подушке, лежащей у неё на коленях. — Ещё и слова эти идиотские… Болтает на своём итальянском или испанском, чёрт её знает. Кажется, она обматерила меня несколько раз во время нашего разговора. Келли хихикает, и Эмили тут же устремляет на неё взгляд. — Это, по-твоему, смешно, а? Она выглядит так, будто с рождения на диете, и я точно уверена: этот круссан она съела только ради того, чтоб меня позлить. — Пожалуйста, не ссорься ни с кем там, тебе же ещё с ними работать, — напоминает Келли. — Да и они вскоре привыкнут к тебе, и ты убедишься, что они совсем неконфликтные. — А я, значит, конфликтная, да? — Нет, Эмс, ты самая лучшая, — улыбается девушка.***
Она замечает, как девушки на работе перешёптываются и смеются, глядя на неё, и старается делать вид, что ей всё равно. «Они говорят про мой вес», — с досадой думает Эмили. Она совершает замеры каждый день, отмечая объемы в блокноте. Она ставит за цель второй размер, хотя какая-то часть её твердит, что Шарлотта, должно быть, носит вещи нулевого. Диета Эмили состоит из требований Миранды, упрёков старшей ассистентки, перешёптываний девушек и сельдерея с латуком. Через неделю она опять замечает Серену, только уже в компании рыжеволосой девушки, которая временами поглядывает на Эмили. Стоит девушке отойти, и Эмили, количество нервных клеток которой уменьшилось в несколько раз за последние четыре дня, подходит к Серене. — А с ней ты не используешь иностранных слов, — надменно произносит Эмили, наблюдая, как улыбка появляется на скуластом лице Серены. — Ничего не могу поделать, inglesa, — пожимает плечами Серена. — Прекрати это делать! Я даже не понимаю, что это за язык! — вскрикивает Эмили, привлекая внимание коллег. — Это «англичанка» с португальского, — она посмеивается. Эмили не намерена ей верить. Навряд ли Серена называет всех остальных девушек американками. — О чём вы говорили? — требует Эмили. — О том, что Джослин первая, кто проиграл ставку. Она поставила на то, что ты продержишься здесь неделю. — На что поставила ты? — Эмили вскидывает подбородок. — Две.***
Через неделю Серена встречает её за обедом, и Эмили морщится, видя, как та ест пирожное, но всё равно подходит с самодовольной улыбкой. — Ещё неделя прошла! — торжественно заявляет она. — Мои поздравления, linda, я буду очень скучать по своим двадцати долларам, — хмыкает Серена, и теперь Эмили уверена, что это какое-то оскорбление. — Но большинство поставило на две, так что я не единственная неудачница. — На какой срок ещё ставили? — Самый большой — месяц. — А если я продержусь больше месяца? — с интересом спрашивает она. — Найджел раздаст всем деньги обратно. — Тогда можешь не скучать по своей двадцатке, — Эмили подмигивает, сама не зная, что ей движет, и смеётся в ответ на удивление Серены. — Почему ты решила, что я не проработаю здесь больше двух недель? — Потому что ты не выглядишь эмоционально стабильной, но если ты продержишься больше месяца, — девушка выдерживает долгую паузу перед тем, как широко улыбнуться, и продолжает: — я на эту двадцатку свожу тебя на ужин, inglesa.***
Одежда второго размера уже свободно сидит на ней, а лицо приобретает более угловатые черты, и всю радость Эмили омрачает настроение Келли, которая без конца твердит о её нездоровом виде и чрезмерной худобе. И Эмили готова устраивать истерики, готова разом собирать вещи своей девушки и требовать, чтоб та ушла, готова отбиваться и кричать, когда Келли просит прощения и пытается её обнять. Келли покупает себе шоколадные батончики и чипсы, но Эмили, едва увидев разноцветные упаковки, начинает нервничать. Как будто она недостаточно нервничает на работе. Миранда требует невозможного, Шарлотта заваливает Эмили своей работой, а ни одна из девушек за месяц её работы в «Подиуме» не начала воспринимать её как равную, кроме, возможно, Серены. Месяц на должности младшей ассистентки готовит её ко всему: к подъёму в четыре утра, к необходимости бежать кросс на каблуках с кружками кофе в руках, к умению правильно общаться с людьми и печатать со скоростью света. Она не готова только к тому, что Келли начинает кричать на неё в ответ и, высказав, насколько ей надоели постоянные истерики, хватает ранее собранную Эмили сумку с вещами и уходит, бросив ключи на пол. Сначала она хочет догнать девушку — броситься со всех ног и, схватив её за руку, развернуть к себе и спросить, как та может так поступать. Но Эмили не делает ни шага в сторону двери, потому что не может понять, реальность ли это или галлюцинация, вызванная скудным питанием. Обычно той, кто швыряет ключи на пол, была она. Сейчас же она стоит, не понимая, что происходит. Эмили сама собрала ей сумку с утра во время очередного конфликта на почве её нервозности и раннего подъёма на работу. Ей хочется упасть на колени, уставившись пустым взглядом на дверь, но она не может себе этого позволить — большая часть её юбок и платьев не достают до колена, а на светлой коже легко остаются синяки. Утром она выслушивает тонну придирок от Шарлотты, которая, похоже, и не думает выполнять обязанности старшей ассистентки и перекладывает их на Эмили, ещё больше требований от Миранды и то и дело ловит на себе одобрительные взгляды коллег. Келли всё же была права — им просто стоило привыкнуть к ней. Или, как считает сама Эмили, они просто рады, что им вернули деньги, которые они поставили на неё. Она пытается дозвониться до Келли, но та сбрасывает, и после очередного звонка ей всё же приходится унизиться и оставить голосовое сообщение с просьбой перезвонить и, может быть, вернуться домой. — Поздравляю, inglesa, — Серена легко касается её плеча, подойдя со спины. — Наконец-то ты получила эту работу. Эмили долго смотрит на неё, не зная, что ответить. «С поздним зажиганием!» или «Неужели так заметно, что я уже месяц здесь работаю?». Но вместо сотни язвительных слов с её губ срывается только одно: — Что? — Ты разве не знала? — она округляет голубые глаза, спрятанные за оправой очков, и наклоняется ближе, будто бы собирается поведать страшную тайну. — Ты не работаешь в «Подиуме» по-настоящему, пока у тебя нет проблем в личной жизни. — Очень смешно, Серена, — монотонно отвечает Эмили, после чего вспыхивает и сминает первый же лист бумаги, попавшийся под руку, чтоб бросить комок в коллегу. — Очень, чёрт возьми, смешно! На обеденном перерыве она старается избегать Серену, но та всё равно её находит. Эмили смотрит, как высокая девушка подходит к ней всё ближе и ближе, и делает глубокий вдох, чтоб не выхватить у Серены из подноса шоколадный пудинг и не размазать его по этому хорошо сложенному лицу. — Я хотела извиниться, — признаётся Серена. — Это действительно была глупая шутка. — Да, — сухо отвечает Эмили. — И я думала, может, всё-таки сходим сегодня куда-то? Двадцать долларов всё ещё при мне. — Я не в настроении для свиданий. — Это не свидание, — улыбается Серена. — Это ужин, который я сама пообещала. — Всё равно не думаю, что это хорошая идея. Я только что закончила отношения, длившиеся четыре года, — нервно выдыхает Эмили, глядя прямо в голубые глаза. — Последнее, чего мне хочется, это ужин в компании коллеги с работы. Серена шепчет что-то вроде «Как хочешь», и Эмили уверена, что не ослышалась, но разобрать слово на иностранном языке, произнесённое одними только губами, не может. Наверняка, очередное ругательство. Она не винит Серену за то, что та часто прибегает к своему родному, если судить по акценту, языку: если бы Эмили владела ещё хоть одним языком, она бы то и делала, что ругалась бы на нём по поводу и без.***
Эмили не хочет оставаться в одиночестве — не может. Она абсолютно беспомощна в быту и не в состоянии развлечь себя. Она смотрит бесконечные отупляющие телешоу, звонит матери, пытается дозвониться — безуспешно — до Келли. — Пошла ты! — шипит она, когда звонок вновь и вновь переадресовывается на голосовую почту. Подумать только, пару лет назад она заливисто смеялась над бывшей Келли, которая день и ночь названивала, называя ту несчастной и глупой девчонкой. Сейчас же она сама — та самая несчастная и глупая девчонка, и ей хватило полтора месяца без Келли, чтоб стать такой. «Чёрта с два я докачусь до такого», — заверяет себя Эмили, прикладывая все усилия, чтоб не замечать тот факт, что она уже докатилась. Самое откровенное платье надевается само собой, как и новые качественные тени ложатся на веки, а на ногах оказываются ботильоны, которые стали её подарком самой себе с первой зарплаты. Эмили не знает, открыт ли единственный клуб, о котором ей известно, в это время, но всё равно выходит и уверенно шагает в его направлении. Эмили не флиртовала уже… никогда. Она не умеет делать первые шаги, и поэтому её попытки завести разговор с девушками звучат неловко для неё самой. Она раз за разом подходит к потенциальным спутницам только для того, чтоб услышать что-то вроде «Прости, но я не хочу быть твоим экспериментом», «А твой парень знает, что ты здесь?» или получить в ответ издевательскую улыбку. Вокруг сотни девушек, выглядящих, как куклы Барби, но только ей одной отказывают. Эмили не в том состоянии, чтоб пить — алкоголь заставляет яркий румянец пробиться сквозь слой тонального крема, а самоконтроль — исчезнуть. Эмили и так не из тех, кто легко контролирует себя и свои эмоции, а будь в её крови хоть немного алкоголя, она бы наелась сырного соуса прямо из банки и заявилась бы домой к Миранде Пристли с криками, что если её сейчас же не повысят до старшей ассистентки, она убьёт себя и Шарлотту. И, конечно же, она позвонит Келли, Господи, ей не нужно даже напиваться, чтоб звонить Келли. Но вместо номера бывшей девушки, Эмили набирает другой номер. — Да, — хрипло отвечает Серена, и Эмили даёт себе мысленный подзатыльник за то, что не подумала, что девушка может спать в это время. — Алло? — Серена, это Эмили, — она выходит из тесного клуба, чтоб оказаться в тишине. — Что-то случилось? — обеспокоенно раздаётся на том конце. — Где ты? — Я-… — она задумывается на мгновение. — Я прогуливаюсь по городу. — С тобой всё в порядке? — голос больше не кажется сонным. — Да, я просто думала, — Эмили зажмуривается, концентрируясь на том, что хочет сказать и как. — Твоё приглашение ещё в силе? — Моё приглашение? — На двадцать баксов, — объясняет Эмили и чувствует себя полной идиоткой, готовой провалиться под землю. — Извини. На другом конце повисает молчание, после чего Серена говорит абсолютно спокойно: — Я не думаю, что сейчас много открытых заведений, но рядом с моим домом есть драйв-ин, если ты не против. — Нет, конечно, нет. Серена не задаёт вопросов, когда подбирает Эмили у лесбийского клуба, она не комментирует её внешний вид и не выводит на разговор, чему Эмили бесконечно благодарна, пусть этого и не видно. Они подъезжают к кинотеатру, паркуясь среди немногочисленных авто, и в тишине смотрят на большой экран. Эмили не знает, стоит ли ей говорить, или лучше делать вид, будто её действительно интересует происходящее на экране. Она подскакивает от неожиданности, когда Серена достаёт зелёные яблоки и орехи, лежавшие до этого на заднем сидении. — Я же обещала ужин, — пожимает плечами Серена. — Увы, всё, что я могу предложить, зная, что ты не откажешься. — Есть ночью? — Такое же преступление, как и не спать, особенно для младшей ассистентки Миранды Пристли, — она протирает яблоко влажной салфеткой и протягивает Эмили. — Давай же. — Спасибо, Ева, — ухмылка появляется на её губах за секунду до того, как она кусает яблоко и чувствует, как сок брызжет во все стороны. — Классно выглядишь, Адам, — подмигивает Серена, прежде чем они опять замолкают. Эмили долго думает, глядя на точёный профиль. Она скучает по общению больше, чем по завтракам в постель и бесконечным комплиментам. Максимум, что она получает теперь — перерыв на обед, на котором можно поговорить с Сереной. — Я не заканчивала их, — выдавливает она, и Серена недоумевающе смотрит на почти полную пачку орехов и пакет яблок. — Я вижу. — Нет, это другое. Я сказала, что закончила отношения полтора месяца назад, но на самом деле от меня просто ушли, — Эмили не уверена, помнит ли Серена её слова. — А я до сих пор представляю, что это просто крупная ссора. Знаешь, — Эмили старается не потеряться в откровенном потоке собственных слов, чтоб успевать менять местоимения, прежде чем озвучивать свои мысли. — Он ведь действительно поддерживал меня первое время, а потом началось: «Эмили, это граничит с истощением, Эмили, я тебя не провоцировал на скандал, Эмили, ради всего святого, не кричи». Она даже трубку не берёт! — Её голос начинает дрожать, и Эмили, понимая, что не сможет сдержаться, прячет лицо в ладонях. Серена тут же приобнимает её содрогающиеся плечи. — Ну-ну, linda, — успокаивающе шепчет она. — Хочешь, уедем отсюда? Эмили кивает. Квартира Серены сильно отличается от квартиры Эмили — здесь больше мебели и света, и до конца не понятно, почему так светло, если уже за полночь. Серена заваривает чай, и Эмили, не успев сделать глотка, снова плачет, и загорелые руки опять обнимают её. — Пожалуйста, не избегай меня после этого на работе, — тихо просит Серена. — И не стыдись этого. Эмили кивает, не переставая плакать.***
Она появляется на рабочем месте в полседьмого, приехав вместе с Сереной, и никто, кроме Найджела, не говорит ни слова. Мужчина сперва пристально рассматривает Эмили и вскоре отводит её в сторону. — Если я спрошу, чьё это платье, с какой вероятностью оно окажется не твоим? — спрашивает он, поправляя очки на переносице. — Это разве важно? — Слушай, я знаю, что это платье Серены, и я поздравляю тебя с тем, что ты в него влезла, — он напряжённо зажимает переносицу двумя пальцами. — Не смешивай личную жизнь с работой. — Я не-… Найджел не дослушивает и уходит, давая понять, что его мало заботят оправдания. Эмили игнорирует слова мужчины — в течение четырёх месяцев она всё чаще пытается выцепить взглядом в толпе других девушек Серену, на пять минут больше проводит за обеденным перерывом и охотно соглашается, когда Серена предлагает подвезти её домой. Ещё охотнее она соглашается на приглашение на кофе. Эмили периодически ловит себя на том, что не может вспомнить маленьких деталей во внешности Келли, хотя и видела её почти каждый день на протяжении четырёх лет. Она не помнит, с какой стороны у неё был маленький шрам под губой, оставшийся от пирсинга, не помнит, пока не разбирает сваленные в кучу фотографии, за какое ухо Келли заправляла длинную чёлку, когда та отрастала. Зато Эмили помнит то, каким уголком губ ухмыляется Серена, помнит то, что у неё есть несколько пар почти одинаковых очков, и даже может их различать. Помнит, с каким хитрым взглядом Серена говорит: «Смотри!» и отправляет в рот круассан под взглядом сотен девушек, готовых растерзать её на месте.***
— Какая разница, — улыбается Серена, отпивая крепкий кофе из чашки. — В итоге-то тебя тоже повысили. Эмили нервно сглатывает, пытаясь избавиться от волнения и — что не менее важно — от послевкусия чересчур крепкого кофе, который сварила Серена. Когда этим утром Миранда вызвала Шарлотту к себе, Эмили успела несколько раз поблагодарить всех богов за восторжествовавшую справедливость, но когда старшая ассистентка вышла из кабинета Миранды с горящими глазами и широкой улыбкой, Эмили готова была придушить её на месте. — Ты не понимаешь, — возмущённо отвечает она. — Все впрягались за Шарлотту не для того, чтоб она получила повышение и перевелась в другой отдел. — А для чего тогда? — Серена делает паузу, вероятно, ожидая ответа, но, не дождавшись, пожимает плечами. — В любом случае у тебя, раз уж ты стала старшей ассистенткой, теперь есть более важные дела. — Боже, а если новая младшая ассистентка окажется идиоткой? — Эмили хватается руками за голову. — А если она будет относиться к работе так же, как Шарлотта? А если я стану относиться к работе так же, как Шарлотта? — Эмили, — Серена накрывает её ладони своими — тёплыми — внимательно смотрит в глаза. — Ты не станешь Шарлоттой номер два. — Я была Шарлоттой номер два первые полтора месяца, — уныло отвечает она. — Шарлотта была Люси номер два в течение полугода, — тёплые пальцы осторожно выводят круги на холодных ладонях Эмили. — Тебе этого времени хватило, чтоб стать старшей ассистенткой. Эмили немного успокаивается и допивает порядком остывший кофе. Только сейчас она замечает, с какой тоской Серена смотрит на бутылку вина, которую торжественно занесла с целью отпраздновать повышение. — Ты можешь открыть её, — закатила глаза Эмили. — То, что я сказала, что не пью, не значит, что ты не должна. — Спасибо, inglesa, — она облегчённо выдыхает и идёт за бокалом, который минут десять назад убрала с раздосадованным выражением лица после отказа Эмили. Серена недолго возится со штопором, давая понять, что здесь не обошлось без долгих лет тренировки, и Эмили завороженно смотрит на то, как тонкие пальцы обхватывают ножку бокала, чтоб поднести его к губам. — Ты не против, если я спрошу? — начинает Серена и, получив взмах рукой на манер «что угодно», продолжает: — есть какая-то причина? — То есть? — Твоего отказа от алкоголя, — уточняет она. — А, это… — Эмили даже не задумывается. — Он делает меня некрасивой. — Сложно представить тебя некрасивой. Эмили смеётся. Она хочет рассказать про то, что в родительском доме до сих пор лежат её вещи восьмого размера, про то, что ещё шесть месяцев назад она пыталась создать хороший образ с помощью некачественной косметики, про свои, пусть уже и выбеленные, веснушки. Но Эмили не решается сказать хоть что-нибудь о том, какой она была раньше, хотя и знает: Серена застала и дешёвые тени на веках, и, как бы ни было стыдно, её пропитанные гелем волосы и одежду четвёртого размера. Но Серена кажется идеальной, и Эмили хочет соответствовать — есть мучное и сладкое, оставаясь в прекрасной форме, не спать всю ночь и выглядеть безупречно наутро, пить вино и не бояться, что лицо может раскраснеться. Они сидят допоздна, смеясь и сплетничая. Эмили слушает про Бразилию, про первую сигарету и первый побег из дома, про первую влюблённость и то, что Серена однажды чуть не вышла замуж, но одумалась. Про странное удовольствие от ненавидящих взглядов вечно голодных коллег, когда она доедает пирожное, и про коробку конфет, спрятанную в шкафу на «чёрный день». Эмили привыкла пропускать такое мимо ушей, но сейчас запоминает каждую деталь. Ей бы хотелось рассказать про себя тоже самое, но чем история о прилежной девочке, внимательно слушающей родителей и засыпающей в девять вечера, которая прятала журналы мод под матрац, боясь, что родители осудят и сведут всё к необходимости учиться, может быть интересной? Как Серенин по-детски нелепый первый поцелуй в тринадцать лет с соседским мальчишкой может быть похож на её — неумелый и вылившийся в первые — и единственные — отношения в девятнадцать? Стоит Серене открыть рот и произнести: «Расскажи…», Эмили не даёт ей закончить, делая вид, будто не слышала, что та начала говорить. — Как ты поймёшь, что «чёрный день» настал? — тараторит она, выдавая всё своё волнение. — Ну, думаю, мне будет очень плохо. Наверное, до такой степени, что перехочется жить, и рядом никого не будет, — Эмили хочет, чтоб Серена подняла глаза и посмотрела на неё, но та смотрит только в свой бокал. — Когда весь мир разрушится, а я разрушусь вместе с ним и не смогу собрать себя обратно. Они молчат некоторое время, и, когда Серена всё же смотрит на Эмили, та не находит ничего лучше, кроме как спросить: — Не думаешь, что в таком случае тебе будет не до конфет? Скуластое лицо озаряет улыбка, и Серена лукаво прищуривается. — Я вижу, куда ты клонишь, inglesa, — подмигивает она и удаляется в одну из комнат под протесты Эмили. «Господь Всемогущий на небесах, она же не принесёт эти чёртовы конфеты, — чуть ли не в истерике спрашивает Эмили. — Только не конфеты, только не конфеты». Как только Серена появляется с коробкой конфет, Эмили слышит её громкий смех. — Ты бы видела своё лицо, — хохочет Серена, подходя ближе, заставляя Эмили отодвинуться как можно дальше от неё и, конечно же, упаковки с шоколадом. — Боже, зачем? Зачем ты принесла это? — она выделяет последнее слово и кривится. — Это какая-то часть твоих садомазохистских развлечений, когда ты ешь, а тебя хотят убить? — Спокойно, inglesa, — улыбается Серена. — Или боишься, что я подсажу тебя на сахарную иглу? Эмили недоверчиво наблюдает за тем, как недлинный ноготь поддевает ленту на упаковке, позволяя снять обёрточную бумагу с коробки. До неё доходит запах шоколада, кружащий голову, заставляющий облизывать губы и хвататься руками за колени, чтоб не потянуться к коробке. Это длится недолго — до того самого момента, когда Серена кладёт в рот первую конфету и полушёпотом удовлетворённо комментирует: «Docemente». И Эмили паникует так сильно, как не паниковала даже в тот момент, когда Миранда Пристли сказала, что у неё отвратительные тени, наполняя каждую клеточку тела страхом быть непринятой на работу мечты. Серена приподнимает правую бровь в немом вызове, и Эмили его принимает, подвигаясь ближе и касаясь чужих губ в неаккуратном поцелуе. Она чувствует, как Серена улыбается и углубляет поцелуй, и на языке начинает играть горько-сладкий привкус шоколада, из-за чего Эмили недовольно хмыкает в чужие губы. Мягкие ладони нажимают на плечи, вынуждая лечь, и заправляют за ухо несколько прядей, выбившихся из-под тонкой заколки. Когда Серена фиксирует собой её бёдра, Эмили не может думать ни о чём, кроме того, что девушка, возвышающаяся над ней, является богиней — иначе её красоту не описать. И сейчас эта богиня наклоняется, целуя её, и Эмили наощупь быстро находят шпильку, держащую русые волосы в тугом пучке, только затем, чтоб через мгновение запустить пальцы в слегка вьющиеся локоны. — О Боже, — шепчет Эмили и надеется, что это никогда не закончится.***
— Она! Понимаешь, она! — нечленораздельно выкрикивает Эмили, набивая рот сдобной выпечкой. — Не я, протрудившаяся на этой работе без единой жалобы, а она! Серена ничего не отвечает — только легко касается её подбородка, вынуждая повернуть голову в сторону, и, ахает, прикрыв рот ладонью. Эмили и без этого знает, что выглядит ужасно — лицо до сих пор саднит, и она делает только хуже тем, что плачет каждые полчаса, думая о Париже. — Я в курсе, Серена, спасибо! — она резко отворачивается, и голова начинает кружиться. — В этой идиотской палате слишком много отражающих поверхностей, чтоб я не знала о своём виде! — Эмили опускает тот факт, что так и не решилась заглянуть ни в одну из них. — Ты же знаешь, что это временно, — Серена переплетает их пальцы, и Эмили может думать только о том, что её ладони местами липкие из-за шоколадного мусса. — Твоё лицо будет в норме где-то через месяц в худшем случае, а нога — через два-три. — Как будто Миранда будет ждать всё это время, — глаза опять наполняются слезами. Серена крепче сжимает её ладонь и долгое время молчит, прежде чем ответить: — Тогда у тебя появится так много свободного времени, что я начну тебе завидовать. — И на что мне его тратить? — спрашивает Эмили, слабо улыбаясь. — На поиски новой работы? — На себя? — Какой оригинальный ответ. — Или я могу взять отпуск и потратить это время с тобой на поездку в Париж, — Серена пожимает плечами. Эмили подавляет желание сказать, что тогда они обе останутся безработными, и заливается звонким смехом, хватая Серену за предплечье.