Надежда

Что я чувствую, глядя на него? Пересматривая раз за разом все фан-видео, на которых меня отмечают лишь по той причине, что я его друг, но на самих видео нет ни намёка на меня. Лишь он. Все самые горячие моменты, вырваные отрезками из какой-нибудь серии, где Дженсен получился горячее всего. От этих коротких видео кровь стынет в жилах. Такое ощущение, что он вообще не меняется. Очень редко, при детальном рассмотрении, можно заметить ряд морщинок у глаз, и парочку на лбу, но, разве это портит общую картину? Ни капли, даже наоборот. Когда я понял, что схожу с ума по нему? Наверное, когда впервые его увидел. Его насмешливый взгляд, полуулыбку на пухлых влажных губах. Стоит ли описывать, как я был счастлив, когда узнал, что именно с Дженсеном мне предстоит сыграть главные роли в судьбоносном сериале? Наши прикосновения, взгляды, все то, что так нужно было режиссёру, я в тайне ненавидел. Возможно, сейчас тоже, просто с годами привык и перестал скрипеть зубами на площадке, стоит Дженсену приблизится ко мне сильнее обычного. Ну, ещё бы, как можно не ненавидеть то, от чего сердце делает сальто, и с болью оседает внизу живота. Каждый раз. Больно. Как вы назовёте человека, который четверть жизни любит того, кого сам же называет «другом»?. Дебил. Вы правы. Можно было бы высказаться красноречивей. Сейчас смешно об этом вспоминать, но еще совсем недавно, каких то пару лет назад, я безумно ревновал Эклза к Коллинзу. Это длилось очень долго. С тех самых пор, как на экранах впервые появилась их совместная сцена в четвёртом сезоне. Глядя на их последующие сцены, мне хотелось передушить Мишу своим же руками. Химия была, и это чувствовали все. Не зря фанаты так зациклились на их паре, ведь вышел неплохой тандем. Отношения двух братьев в сериале тогда быстро сошли на «нет», а Мишу сделали одним из главных героев. Помню, тогда же и начал встречаться с Женевьев. На зло Дженсену. Почему то тогда это казалось хорошей идеей. Нет, конечно я безмерно благодарен своей жене, и я безумно люблю своих детей, но... люблю ли я жену? И, вообще, любил ли когда-нибудь? Когда я понял, что ревновать не имеет смысла, стало только хуже. Я вдруг отчетливо осознал, что все то время, что я пытался вызвать у Эклза ревность, я мог потратить на то, чтобы его завоевать. Мысль о том, что у меня был шанс, не даёт покоя, добрых, тринадцать лет. Страшное число, и дело не в символике. Страшно подумать, что любовь всей жизни так и останется безответной. Его улыбка, его движения, его сдержанность, и безудержное веселье. В него невозможно не влюбится. Я влип. Влип ещё при первом взгляде, и сразу это понял, по бешеному ритму сердца. Парой, когда становится особенно хреново, я уезжаю из дома, снимаю номер в каком нибудь отеле, и за бутылкой виски пишу подобный бред, чтобы немного разложить мысли по полкам. Удивляюсь, как Женевьев до сих пор не заподозрила ничего, ведь, чем не повод решить, что у меня появилась любовница? Быть, может, если бы не те шансы, что неоднократно были мной упущены, мне было бы сейчас проще... вряд ли. Все те разы, что мы с Дженсену оставались наедине, все те разы, когда он на мгновения переставал мне быть «другом» и становился чем то бОльшим, это лучшие моменты в моей жизни. Разы, которые можно пересчитать на пальцах одной руки. Разы, которые мы никогда не обсуждали, но которые снятся мне по ночам. Разы, когда забывалось все, что ещё минутами ранее казалось важным. Как мы пришли к этому я не помню. Кажется, выпили сильнее нужного, заговорили о каких-то жизненных трудностях, благодарно посмотрели друг другу в глаза, и... вот мы уже целуемся, страстно снимая одежду и перебираясь на кровать. Я не всегда помню причины, но всегда помню последствия наших подобных встреч. Помню жаркое дыхание на шее, выразительные взгляды, его руки на моих плечах. Помню, как понимали друг друга с полуслова, полувзгляда, как и в обычные будни на площадке и в жизни. Помню, как заканчивалось все не раньше рассвета. Никак не мог его отпустить, не давал нам закрыть глаза и на минуту, потому, что знал, что как только мы уснём, все закончится. А утром мы снова станем друзьями-братьями, без малейшего намёка во взглядах или движениях. Не знаю, получалось ли у меня не палиться так же хорошо, как у Дженсена, но я отчаянно старался. Не потому, что мне есть дело то чьего то мнения, а потому, что ему это нужно. Для него это правильно - семья, дети, жена. У нас никогда не заходило ненужных разговоров на этот счёт. Я понимаю, что если начну выявлять у него причины, то он все равно не ответит, а наша тонкая нить оборвётся. Я потеряю его. Не как друга, а как того, кого когда-нибудь, возможно, снова смогу поцеловать. И сейчас я снова сижу в очередном номере отеля, пачкая чистые листы бумаги чернилами. Переодически смотрю на телефон, где под блокировкой скрывается его сообщение с предложением скоротать вечер за бутылочкой пива. Сообщение, на которое я так и не отвечаю уже минут десять. Многим, наверное, кажется, что если любишь человека, то бежишь к нему всегда и по первому зову. Но я думаю, что так делают только мазохисты. Я же, в свою очередь, как последний кретин и трус, ищу возможностей не оставаться с ним наедине. Все те разы, когда мы становились слишком близки в отелях, инициатором оказывался Дженсен. И это, скорее, смахивало на подарок судьбы, чем на осознанное решение. Пытался ли я поцеловать его первым? Да. Но в тот единственный раз он остановил меня. Он не был готов. Так же как и не будет готов никогда, пока сам этого не захочет. Именно поэтому, оставаться с ним наедине, ещё и с алкоголем, это просто искушать себя и давить на свою нервную психику. Может, сегодня я отвечу на сообщение и отправлюсь через весь город в наш любимый бар к нему. Может, проигнорирую, а завтра скажу, что уже спал и не слышал, что он написал. Вариантов не много. Но, скорее всего я выберу первый, потому, как в такие моменты узнаю в себе мазохиста. Да, и кого я обманываю? За все пятнадцать лет я ни разу не проигнорировал его. Рвал на себе волосы, бросал телефон в стену, бил кулаками мебель, но все равно шёл к нему. К своему любимому другу Дженсену Эклзу. Так же, как и сейчас, буду рвать листы исписанной бумаги, бросать их в урну, затем, вызову такси и поеду. Поеду к нему. И буду ездить всегда. Потому, что, не смотря не на что, я знаю, что нужен ему. Может, не так, как он мне, но не менее сильно. А надежда на то, что мы можем стать друг другу ещё ближе - умрет вместе со мной и, возможно, перенесется на небеса. Может, хоть там мы сможем быть вместе. Не боясь ничего и никого. Без рамок, без преград. Вместе. Навсегда. Но, а пока, стоит задуматься о смене тактики, и, наконец, перейти в нападение. Сколько можно ждать... Ведь жизнь долгая.