Вечер только начинается...

      Сейчас Москва стоит в позе раком, почти физически осязая, как Омск с неизменным восхищением рассматривает открывшийся ему вид — и что он там не видел за столько лет?..       Краем уха улавливается бормотание — омич снова говорит о том, что задница у москвича идеальная, красивая, упругая, просто создана для римминга и ебли. Омск устраивается поудобнее и сразу присасывается губами в сморщенному коричневатому отверстию, Москва дергается и тут же получает тяжелый обжигающий шлепок по правой ягодице; и замирает, пытаясь не потеряться в ощущениях.       Кто бы мог подумать, что такой, как Омск способен делать кому-то римминг — однако Москва давно знал о каком-то странном отсутствии брезгливости у него.       Уже прошло несколько лет. Интерес Омска не угасал, более того, с начала их «отношений», Омск становился все более жестоким, а Москва все более податливым, и омич принялся изучать его по второму кругу.       Москвич с тоской вспоминал первые пару раз секса с ним. Омск грубо и без затей выебал его в жопу, сильно и жестко, спустил в рот и пару недель вообще не трогал, мотаясь по делам. А затем он вернулся… и Москва понял, что вот как оно, быть чьей-то шлюхой. Омичу была неведома брезгливость, удовольствие для него было круто замешано на боли и подчинении, на свет божий вытаскивались самые грязные фантазии, и ко всему этому он умудрялся заставить столицу буквально выть от удовольствия, когда ему этого хотелось.       Вот и сейчас в голове шумит, лицо горит от стыда и кайфа, задница пульсирует и возбуждение перетекает в низ живота. Москвич широко лижет ладонь и с облегчением стискивает свой член, большим пальцем обводя головку, чувствует выступившую смазку. Омск проталкивает язык внутрь все сильнее, невнятно что-то бормоча в коротких перерывах на вдох, яйца поджимаются от дикого возбуждения и стекающей по ним остывающей слюны. Москва дергается в очередной раз, когда Омск вгоняет внутрь два пальца, по мокрому, разлизанному, и проворачивает кругом, пытаясь быстро нащупать простату, второй рукой сжимает мошонку в горсти и лижет, лижет натянутую вокруг собственных пальцев кожу ануса, не в силах остановиться. Москвич дрочит себе все быстрее, напрягая мышцы ног и чувствуя, что вот-вот кончит. Омич шепчет ему в копчик «давай-давай-давай», сильно прикусывает нежную кожу ягодиц, внезапно выдергивает пальцы и снова вставляет, но теперь уже оба больших пальца рук и сильно растягивает в стороны темно-розовые влажные края, запуская язык полностью. Дырку тянет слабой тупой болью, в голове у Москвы щелкает триггер, он сжимает ладонь сильнее и мелко дрочит под самой головкой, торопя оргазм, еще сильнее напрягая ноги, почти вытягиваясь в струну, и под нетерпеливый рык омича с облегчением кончает.       Кончает настолько сильно, что его бьет судорогами, каждое следующее движение кулака на члене отдается сладкой болью и его выламывает минуты две, не меньше, он валится на бок и продолжает дрочить по собственной сперме, не в силах остановиться и сладко вздрагивая при каждом движении.       В голове пусто до звона, и где-то вяло ворочается мысль, что было бы идеально, если бы Омск тоже кончил, и неплохо бы просто полежать и ни о чем не волноваться. Но надежды призрачны, москвич чувствует сильные руки, разворачивающие его, заставляющие лечь на спину и свесить голову с кровати. Дымка испытанного удовольствия сразу слетает, столица мгновенно покрывается гусиной кожей, ком в горле заставляет закашляться, и сразу же прилетает звонкая пощечина — Омск ненавидит любые заминки. Москва открывает глаза и видит перед собой яйца омича и не очень длинный, зато очень толстый член, и чувствует сильные пальцы на своей челюсти, заставляющие открыть рот и принять член сразу и по самые яйца. Москва инстинктивно давится — ему никогда не привыкнуть к этому — и слышит злобное шипение:  — Дряяяянь.       Омск двигается резко и размашисто, ебет в глотку, не щадя, так, будто трахает в задницу, и смотрит, жадно смотрит на запрокинутое лицо Москвы, на свой член, двигающийся в кольце красных губ; Омск чертов вуайерист, и лучше делать все, чтобы ему нравилось то, что он видит.       Слюны слишком много, омич взбивает ее в пену, и она пузырится, вытекая изо рта Москвы, затекая ему в нос и заливая глаза. Затекает шея и остается только молиться о скором оргазме Омска и вспоминать гораздо худшие моменты, чем этот, чтобы не вырваться из захвата, не взбрыкнуть, не заорать «Хватит!» и не начать бить в ненавистное лицо до тех пор, пока оно не превратится в кровавую маску. Надо терпеть. И Москва терпит.       Член во рту каменеет, толчки становятся быстрее, и можно мысленно облегченно выдохнуть — скоро все закончится. Он сосредотачивается на попытках сделать вдох и совершенно упускает из виду момент, когда Омск вгоняет ему в задницу три пальца. Москва сжимается и возмущенно мычит, омич второй рукой сильно сгребает в горсти мягкий член и яйца москвича и со стоном спускает в сжимающуюся глотку. Глотать даже не приходится — сперма льется прямо в пищевод. Омск еще несколько раз вкручивает пальцы в задницу Москвы, оттягивает ему яйца и наконец вытаскивает изо рта свой все еще твердый член. Водит головкой по лицу, размазывая и смешивая слюну и сперму, затем наклоняется, подтаскивает Москву ближе к середине кровати, и, пока тот приходит в себя от внезапного отлива крови от головы, Омск с удовольствием впивается в измазанный спермой рот, глубоко вылизывая его и чуть ли не урча от кайфа.       Москва снова почти не дышит — Омск наваливается всем весом сверху и все вылизывает его лицо, не давая отстраниться и пристально наблюдая за реакцией. Наконец тяжесть чужого тела исчезает, и появляется возможность сделать несколько глубоких вдохов. Москвич открывает глаза, пытаясь проморгаться от спермы и слюней, осторожно вытирает глаза кончиками пальцев и садится на кровати. Кровь тяжело бухает набатом в ушах, яйца ноют, дырка в заднице саднит от грубого вкручивания пальцев.       Но все это ничто по сравнению с возможностью наконец уйти к себе в номер и хоть немного прийти в чувство. Москва осторожно встает с кровати, разворачивается, ища свои джинсы, и застывает на месте. В метре от него стоит Омск с глумливой улыбкой на губах, а в руках у него анальная пробка. Москве кажется на миг, что он сейчас просто позорно обмочится от ужаса, — слишком свежи были воспоминания о том, как после этой пробки Омск усадил его к себе на член, в дополнение вогнал средних размеров дилдо и еще всунул несколько пальцев туда же, растягивая дырку для ебли кулаком, как он любезно просветил Москву. И когда не получилось кончить от боли и страха, Омск выпорол его стеком прямо по раскрытой дырке и перетянутым яйцам, под конец оставив скулящего москвича с вибратором в заднице на всю ночь, приковав к кровати наручниками.       Омск понимающе улыбается, приговаривая:  — Тебе понравится, детка. Обещаю. Вечер только начинается…