Тени искушения

      — Это худший план, который у тебя когда-либо был, — сказал Драко. — За долгую историю впечатляюще идиотских планов этот, безусловно, самый худший.       — Да, он дерьмовый, — признал Рон. — Но, однако, он сработает. Он полжизни был моим лучшим другом. Я его знаю. Это сработает. — Рон помолчал, отчего всем сделалось неудобно; он был просто королём неловких пауз. — Он всегда был… ну, понимаешь, немного одержим тобой.       — Немного? — фыркнула Гермиона самым непристойным образом.       — Одержим он или нет, но это всё ещё и потому, что я просто расходный материал, — злобно добавил Драко, игнорируя смешок Гермионы. Эта ситуация была вовсе не забавной; скорее, ужасной. Драко был принесён в жертву, как ягненок на заклание. Снова.       У Рона хватило наглости ухмыльнуться Драко и сказать:       — Да, и это тоже, приятель.       — Блестяще, — произнёс Драко с уже привычным вздохом. — Когда я должен начать?              Операция «Лажа», как любил называть её Малфой, официально называлась «Драконий полёт», что, по его опытному мнению, было ещё худшим кодовым названием, чем то, что придумал он. Но, как обычно, никто не собирался слушать Драко в этом второсортном повстанческом сборище.       «Лажа» могла начаться в любую минуту, в наверняка мрачный, стылый понедельник конца ноября. Так было рассчитано, насколько он мог судить, потому что это посчитали самым подходящим временем, чтобы бросить Драко на милость нового Тёмного Лорда. Драко пытался не дуться на это, но у него ничего не выходило.       Он прислонился к серой кирпичной стене дома на каком-то непримечательном перекрёстке на окраине Лондона. Он был одет в маггловскую обтягивающую белую футболку, такую тонкую, что сквозь неё на влажном осеннем воздухе можно было разглядеть его шрамы. Поверх накинута кожаная куртка, которая якобы должна была согревать его, с закатанными рукавами, обнажающими предплечья; тёмная метка резко выделялась на его бледной коже. Джинсы, которые ему выбрала какая-то незнакомая девушка с Гриффиндора, были настолько тесными, что Грейнджер даже покраснела, лицезрея их на нём. По крайней мере, Малфой знал, что выглядит именно так, как нужно было для операции. Даже если он отморозит себе яйца.       Он закурил сигарету и стал ждать появления Мальчика-который-переметнулся.       Драко не мог удержаться, чтобы ежеминутно не теребить маленький пузырёк с зельем в кармане. Как только он примет его, оно будет действовать шестнадцать часов. Понимая, насколько маловероятным был успех этого непристойного плана и то, что он мог сорваться в любой момент, Драко хотел использовать с пользой каждую секунду. Их источник в лагере Тёмного Лорда сумел достать им только одну прядь волос Поттера. А это означало только одну порцию зелья.       Их единственный шанс.       Когда Драко уходил на задание, Уизли настаивал, что его нелепый план имеет очень высокие шансы на успех и, что звучало как ещё более вопиющая ложь, приемлемые шансы и на то, что он выживет. Он, по крайней мере, сделал вид, что его чуть более искреннее, чем обычно, прощание было шуткой. А вот Грейнджер всё испортила, набравшись смелости обнять Драко и поплакать перед его уходом. Что ж, Драко больше доверял ей в оценке своих шансов на выживание, и они были не так высоки, как могли бы быть. Уизли мог быть их стратегом, но Грейнджер куда лучше просчитывала.       Драко был приманкой. Всё очень просто.       Он тушил сигарету о камень мостовой, когда его размышления прервал голос, который он ни за что бы не забыл. Он быстро проглотил зелье, прежде чем дверь открылась, и на улицу вышел Гарри Поттер со своей свитой.       Однако первым Драко заметил Яксли. Он шёл впереди, служа живым щитом на случай внезапного нападения, и только вполуха слушал то, что приказным тоном вещал Поттер. Увидев Драко, он остановился как вкопанный, отчего Поттер чуть не врезался в него, и на мгновение в обычно мёртвых глазах Яксли отразилось удивление.       — Ну и ну, — проскрипел он. — Неужели это маленький мистер Малфой? Мы думали, ты сбежал.       Каждое слово звучало как насмешка над тем, кем был раньше Драко и что означало его имя. Малфой подавил в себе возросшее желание убежать сию же минуту и тем самым доказать ему его правоту. Он заставил себя посмотреть в холодные стальные глаза Яксли.       — Да, — согласился Драко, и в его голосе содержалось столько же стужи, сколько во взгляде Пожирателя Смерти. — Так и было. А теперь я вернулся.       — Отвали от него, Яксли, — спокойно протянул Поттер, наконец придя на помощь Драко. — Он — мой. Волдеморт обещал, помнишь?       Яксли тут же попятился и отвёл взгляд в сторону, услышав, как Поттер произнёс имя Тёмного Лорда — без страха и с чем-то близким к пренебрежению. Блеск в глазах Поттера был настолько диким, что Драко стало трудно дышать. Сейчас он как никогда чувствовал себя добычей. И ему это даже… нравилось?       Поттер упёрся руками в стену позади Драко и наклонился ближе. Слишком близко.       Может быть, Уизли всё-таки не погорячился, говоря об одержимости. От этой близости Драко задрожал — должно быть, это страх. Одним из первых поступков Поттера после перехода на другую сторону было убийство Снейпа. В кармане у Избранного была Старшая палочка, и Драко знал, что Поттер делает с предателями. И всё-таки эта дрожь на страх совсем не похожа; кажется, Драко был таким же ненормальным, как и Поттер. Разве это не чертовски здорово?       — Почему ты вернулся, Малфой? — прошептал Избранный, и его горячее дыхание обожгло холодную кожу Драко. — Во что играет армия Дамблдора, а?       — Я хочу сменить сторону, — прикрыв глаза, пояснил Драко.       — Что, опять? — издевательски изрёк Поттер. На его таких мягких губах заиграла усмешка, и от этого внутренности Драко сделали какой-то кульбит.       — Если то же самое сделал даже Избранный, то почему я не могу? — Драко не смог удержаться от иронии в голосе. Да даже и не хотел этого делать.       Глаза Поттера сузились, а взгляд стал ещё жёстче.       Дерьмо. Он не должен был так открыто бросать вызов Поттеру. По крайней мере, не в присутствии Яксли и ещё какого-то Пожирателя Смерти. Неужели… это был грёбаный Блейз Забини? Похоже, он облажался по полной.       — Дамблдор ошибался, — отозвался Поттер и наклонился ещё ближе вместо того, чтобы убить его тут же на месте, и у Драко чуть-чуть отлегло. — Это не значит, что ты прав.       — Верно, — сказал Драко ни с того ни с сего. — Значит ли это, что мы договорились?       — Ах, Малфой, ты даже не знаешь моих условий, — ухмыльнулся ему Поттер до боли знакомо. Так же, как когда-то на поле для квиддича и на школьном дворе, бросая ему вызов. Эта горько-сладкая ностальгия причиняла боль, но в то же время заставляла его хотеть дать Поттеру всё, чего бы он не попросил. Это всё та же игра, просто она стала намного опаснее.       — Я сделаю всё, что ты захочешь, — сказал Драко с большей честностью, чем ему хотелось бы.       Когда Поттер, быстрым и плавным, как змея, движением приблизился, чтобы поцеловать его, Драко даже не успел заметить вкус победы на языке. Его слишком занимало то, что он наконец-то получил Поттера, и пусть для этого был использован самый худший из возможных способов.              Поттер аппарировал с ним прямо в поместье Малфоев. Драко не был здесь с тех пор, как сбежал, а это было всего через несколько дней после того, как Поттер переметнулся на сторону Волдеморта. Возвращение в родной дом всколыхнуло в нём ту же приятно-болезненную ностальгию, что и поцелуй Поттера. Он был так возбуждён, что не сразу понял, что они находятся в той комнате, где раньше была его спальня.       — Ты живёшь здесь? В моей…?       — Да, — нетерпеливо отрезал Поттер. Его глаза словно остекленели. Драко не был уверен, было это воздействием зелья или чем-то совсем другим, но он хотел, чтобы он смотрел так на него и дальше, что бы это ни было.       Поттер прервал дальнейший разговор, снова поцеловав его и просунув руки под футболку Драко. Малфой чувствовал на своей нежной коже тёплые, с мозолями от метлы, ладони. Они сжимали, с жадностью шарили по телу, и он сдался, отдал себя во власть этих прикосновений. Отдался запаху свежескошенной травы и тёмной магии на коже Поттера. Он позволил ему стянуть куртку с плеч, бросил её на пол и больше ни о чём не думал.       Поттер был таким горячим, что он должен был гореть изнутри. Тёплая кожа, тёплые руки соприкасались с коварным жаром желания, разворачивающимся внутри Драко. Поттер подтолкнул его к кровати. Малфой позволил ему; это было легче, чем он смел себе представить. Легче и слишком близко ко всем тем фантазиям, которые он себе воображал. Он не думал, что зелье должно было так действовать. Этот поцелуй должен был сделать Поттера податливым, преданным, а не безудержным и похотливым. Может быть, это был просто Поттер — с ним никогда ничего не работает, как должно. Может, Драко сам себя обманывал. А может, это всё не имеет значения.       «Гермиона убьёт меня», подумал Драко, когда Поттер толкнул его на край кровати и упал перед ним на колени. Его руки отчаянно стаскивали джинсы с Малфоя с такой лихорадочностью, что это наверняка было вызвано зельем. Это было неправильно. Но Драко не мог найти в себе сил бороться, когда Гарри Поттер был так решительно настроен, опустившись перед ним на колени.       Драко никогда не был так уверен в своём полном отсутствии моральных устоев, как в тот момент, когда рот Поттера обернулся вокруг его члена, и всё, что он мог сделать, это простонать «да». Он, вероятно, даже мог бы обернуть это в другую сторону, сказав, что Поттер заставил его.       Но как можно позволять кому-то использовать тебя и при этом чувствовать себя так хорошо?       И Грейнджер бы всё равно поняла, узнала бы, ведь это она разработала это зелье. Оставалось только одно оправдание: «я должен был отвлечь его». В этот жаркий и пьянящий момент, когда они были кожа к коже, Драко было всё равно, кто кого использует. Если он и умрёт сегодня ночью, то только с этим воспоминанием в голове.              После этого Поттер либо был настолько отравлен зельем, либо просто имел настолько явную, безрассудную смелость, что задремал на груди Драко. Вот таким он был красив. Каким-то образом он выглядел таким невинным, несмотря на те жизни, которые он забрал; несмотря на то, что теперь он бросал Круцио лучше, чем Люциус Малфой мог когда-либо мечтать. Спящий и покладистый после соития, он был похож на того подростка-Спасителя и школьную немезиду, в которую Драко так безнадёжно влюбился годы тому назад.       Малфой попытался найти в себе силы почувствовать себя виноватым. Или хотя бы грязным. Он пытался (безуспешно, правда) думать сквозь блаженную боль в теле, доказательством которой являлись оставленные идеальными узорами синяки на коже. Это всё еще казалось неизбежным.       Этот план ведь с самого начала подразумевался своего рода соблазнением.       Драко должен был отвлечь Поттера на время, достаточное для того, чтобы их шпион ввёл в игру другие фигуры. Затем он должен был уговорить вернуться Поттера, податливого под влиянием зелья, действующего как очень мягкий Империус. Уговаривать, умасливать, а может быть, просто подтолкнуть его к тому, чтобы он убил эту старую змеиную морду, как ему всегда было предначертано. Или, если быть более точным, он должен был заставить Поттера попытаться.       Драко знал, что сначала должна умереть змея. Их шпион даст ему знать, когда придёт время. За недели и месяцы, предшествовавшие этому великолепному в своей непристойности и непрактичности плану, происходили ночные набеги, клубились тайны и отправлялись зашифрованные послания вместе с патронусами. У них уже всё было подготовлено. Всё было готово к уничтожению.       И теперь всё, что нужно было сделать Драко, это заставить Поттера и Волдеморта убить друг друга. Если план сработает, Поттер умрёт, и это будет всё равно что Драко сам кинет в него Авадой. Это будет его вина.       По какой-то причине это было единственной частью плана, при мысли о которой Малфою становилось плохо.       Драко, конечно же, тоже умрёт. Так что, по крайней мере, ему не придётся жить долго с чувством вины. Если его не убьют Пожиратели Смерти, то, он был почти уверен, это сделают Грейнджер или Уизлетта, когда выяснят, как именно ему удалось сделать Поттера таким податливым.       Когда Избранный пошевелился рядом с ним и начал снова безостановочно целовать его в грудь, Драко был уверен, что оно того стоит. Плевать, что он умрёт не как герой.              Поттер уже почти полностью проснулся. Его глаза были ещё ярче, чем прежде. Он прижался к Драко всей длиной обнажённого тела — грудь к груди, бедро к бедру. Поттер горел рядом с ним, как будто он состоял исключительно из мягкой горячей кожи и огненной бурлящей магии. Это было великолепно.       Драко повернул голову, чтобы захватить Поттера в очередной благословенный поцелуй, но тот остановил его. Он прижал Малфоя к себе всего лишь одним прикосновением пальца и силой своей магии, пригвоздив Драко к кровати, беспомощного и удивлённого.       — Кстати, Малфой, зельице твоё не сработало, — сказал Поттер, в этот момент более разговорчивый с Драко, чем когда-либо.       — Что? — Драко даже не был готов к отрицанию. Он был опьянён страстью, и ощущение Поттера так близко было просто фантастическим, пусть даже его слова словно погрузили свинец во внутренности Драко и потекли льдом по его венам.       — Твоё зелье не сработало, — сказал Поттер, на этот раз медленнее, как будто Драко был деревенским дурачком и для него это нужно было написать светящимися буквами. — Кто же знал, что Блейз больше мой человек, нежели твой, — Поттер, однако, произнёс это так, будто он знал.       Его улыбка была столь же холодной, сколь горячей кожа. Драко хотел было отшатнуться от него, но не смог — магия, удерживающая его, была сильнее всего, что он ощущал с тех пор, как сам Тёмный Лорд держал Драко на острие палочки. Но даже в таком состоянии ему было так хорошо, что он поддался искушению. Искушению просто подчиниться, отпустить и забыть о войнах. Пусть Поттер возьмёт его, поработит, если это то, что он задумал.       Мерлин, сейчас он был так близок к тому, чтобы просто отдать себя и сдаться. Иногда путь наименьшего сопротивления — не самый худший вариант. Иногда это самый умный из них. Может быть, Поттер будет защищать его, пока он не надоест ему. Пока он не выглядел так, словно Драко наскучил ему. Даже такой холодный, яркий и пылающий магией, он казался по-прежнему зачарованным. Мерлин, как хорошо было бы сдаться, если бы Поттер смотрел на него вот так, как сейчас. Драко родился во время войны, последней войны, как раз перед тем, как Поттер невольно закончил её, но это не означало, что он был рождён сражаться. В глубине души он был трусом, и магия Поттера действовала на него опьяняющей и непреодолимой силой. Сдаться было бы так чертовски легко.       Как раз перед тем, как он уже хотел оставить внутреннюю борьбу, Драко вспомнил, что Уизлетта была беременна. Он вспомнил глупое выражение лица Лонгботтома, когда тот узнал, что станет отцом — в разгар этой долбаной войны — но всё же отцом. Оно было таким безнадёжным, беспомощным, с затаённой надеждой, что Драко хотел рассмеяться, но вместо этого чуть не заплакал.       По какой-то дурацкой причине именно мысль о маленьких Уизли-Лонгботтомах или Уизли-Грейнджерах и отрезвила его. Мысль о том, что эти пока ещё безымянные и нерождённые дети будут сражаться в ещё одном раунде этой же самой войны, вернула ему отвагу, в наличии которой у себя он всегда сомневался.       — Тогда зачем ты затащил меня в постель и вылизывал каждый шрам, который мне оставил? — спросил Драко, старательно скрывая волнение в голосе. Он отбивался словами, когда магия и грубая мощь были выше его сил, ведь это всегда был его конёк. — Зачем тебе вообще нужно было это, если зелье не подействовало?       А если это не так, то Поттер не должен был лгать ему, по крайней мере, не прямо.       — Военные трофеи, Малфой, — парировал Поттер, глядя на него своими изумрудными, стальными глазами. — Ты всегда был моим призом, и ты это знаешь. Вот почему ты сбежал в первый раз.       Затем Поттер поцеловал его, и Драко позволил ему, целуя в ответ так же яростно. Поттер прикусил его губу так, что потом на ней будет синяк, а Малфой в ответ только застонал и захотел ещё большего.       — Не думаю, что ты знаешь, кто кого соблазняет, — услышал Драко свой голос словно со стороны, задыхающийся и сломленный, когда Поттер, наконец, позволил ему отдышаться, чтобы заговорить. Он слышал эти слова, произнесённые им, и до конца не понимал, флиртует он с Поттером или со смертью. А может, это и не флирт, а просто разговор с самим собой…       — Возможно, что и нет, — согласился Поттер, странно миролюбиво для человека, столь явно планирующего стать следующим Тёмным Лордом. — Но и ты тоже, — прошептал он в ключицу Драко.       Это было похоже на благословение или молитву. Обещание и угрозу.       И всё ещё казалось шансом.