Двадцать.

Ковбой резко крутанулся вокруг своей оси и бросился вперёд, отчаянно ища глазами мужчину, хрипло зовя его по имени и оглядываясь. «Он не мог уйти слишком далеко, просто не мог - я обязан его отыскать, где бы он сейчас ни находился». Заприметив неподалёку укромное место в тени разрушенного здания, МакКри, поскользнувшись, ринулся туда — и услышал едва различимый, глухой стон. На обломках камней, уже окрасившихся красным, лежал мужчина, впившись побледневшими пальцами в изогнутый лук, и тяжело дышал. МакКри, чувствуя, как сердце забилось где-то в горле, опустился на колени и схватил его за руку. — Ты будешь в порядке, Хандзо, я обещаю — я вытащу тебя отсюда, скорей, уйдём же вместе. Мужчина, приоткрыв глаза, затуманенные яростью, сипло зарычал и сплюнул кровью на землю, отдёргивая руку. — Так-то ты сдерживаешь свои обещания, ковбой — оставляешь меня одного, умирать без тени сомнения?.. МакКри, побледнев, опустил глаза на зияющую рану на животе лучника, стиснул зубы. — Я… неправда, Хандзо, это неправда, послушай, меня — нет, нас подставили, понимаешь? Хандзо закашлялся, тихо зашипев от боли, и приподнялся на локте. — Нет никаких «нас» — никогда не было и не будет. — Не двигайся, Хандзо, прошу тебя, я не вынесу… — Чего не вынесешь, гибели своей любимой куклы? Ковбой потянулся рукой к щеке мужчины. Тот горько усмехнулся и выплюнул: — Ты мне не нужен. — Я люблю тебя. Всегда любил. — Убирайся.