сказка на ночь

русалка сидит заточенная в маленькой кухне; сфинкс знает, что это нечестно. нечестно держать ее рядом с собой, но ее милая улыбка, теплые руки и нежность в глазах были воплощением нормальной жизни. им вернули имена, им дали немного денег на первое время, чтобы обустроиться в наружности. она нашла его побитого и искалеченного, нашла и забрала себе, а он лишил ее шанса на нормальную жизнь. она могла добиться большего, ей всегда был интересен мир. раньше с детским любопытством выпрашивала у табаки рассказать разные легенды и сказки. разные глупости. она слушала, слушала, слушала и никогда не верила. а он по глупости верил, что она спасет его от его же выбора. а сейчас он забрал ее выбор, а она и не против даже. всегда поддерживает, всегда соглашается. когда он впервые привел слепого, она наконец-то поверила всем тем россказням табаки. побледнела и заплакала. посмотрела на свои руки не в силах поверить, что они удержат весь тот вес, который сгреб на нее сфинкс. но ничего не сказала. только улыбнулась сквозь слезы маленькому мальчику без имени, схватила его крохотные ладошки и легонько сжала. - теперь это твой новый дом, - слепой кивнул, но ничего не ответил, то ли от страха, то ли от волнения, ведь до этого у него никогда не было д о м а. после всего слепого уложили в гостиную, обещая, что скоро купят ему кровать, какую он сам выберет. слепой не поверил. он все жался к сфинксу, не желая отпускать его металлические пальцы. они были прохладными и твердыми, и слепому нравилось ощущение правильности, когда чуть-чуть сильнее их сжимал и они нагревались. русалка еле-еле уложила того спать, он все не хотел закрывать глаза. но все еще не произносил ни слова. но через какое-то время его веки закрылись, и русалка снова почувствовала, что эти маленькие ладошки, каждый пальчик, который она готова поцеловать, очень хрупкие. доверие ребенка – слишком большая ответственность. и она не была готова к этому. судя по всему, то, как сфинкс облокотился и смотрел на них, то и он тоже не был. вышли на кухню. сфинкс закурил, русалка закашлялась. - я не знаю как, но я знаю, кто это, - безрукий не стал отпираться. молча кивнул и дальше стал смотреть на отражение в окне. на ее дрожью объятые плечи. почему-то не хотелось ее обнять, а наоборот причинить боль. раздражение и усталость скапливались в нем. и страх. страх, что снова ошибся, и на этот раз им обоим не потянуть его выбор. но почему-то была уверенность, верните его назад, и он поступит точно также. – и зачем он тебе, сфинкс? он ведь не игрушка, он живой мальчик. напуганный. ты отнял его жизнь .. - нет, - прервал он ее. – я ее подарил. и снова закурил. русалка ждала, что он продолжит, но сил не было. он не хотел объяснять, он хотел, чтобы она приняла то, что он выбрал, как принимала до этого, нежно улыбаясь и целуя его в губы в мягком касании. его выбор был предрешен еще в том кафе, когда они сидели со слепым и тот, нарушив сотню правил, позвал его с собой, хотел разорвать круг, создать хоть одну вселенную, где сфинкс не отбросил его ладонь, но каждое слово, каждое действие, касание, взгляд, даже частота дыхания было определенно еще до них. сфинкс также хотел разорвать круг в тот день, но пошел по сценарию, сам того не ведая. а сейчас осознает, что его выбор и его нынешнее решение – это план дома. из него не вырвешься, даже если физическая оболочка сама не присутствует. но сейчас, сейчас он попытается все изменить, все исправить. он не мог украсить другого слепого, который уже познал дом. ведь дом бы не отпустил, и слепой бы умер. отравился бы этим воздухом, покрылся бы ужасными болячками, которые бы выросли в дыхательных путях. его маленькое тельце или же уже подросшее, но еще не окрепшее тело скрючилось бы на этом полу, и через какое-то время слепой стал бы удобрением для почвы (и скорее всего для лесной). он не мог так поступить, поэтому у него была только одна попытка, одна единственная, и вытащить он должен был этого мальчика, у которого еще не было клички, который знал только туалетные горшки, твердые доски вместо кровати, забор и голос воспитателей, грубый, жесткий, плесневевший. он мог подарить этому мальчику жизнь. он должен был. и русалка поймет. когда-нибудь она поймет. ей придется смириться. это нечестно запереть ее на кухне, в фартуке, с длинными косами. отнять у нее весь мир, о котором она мечтала и положить на плечи заботу о совершенно чужом ей мальчике. она никогда не хотела детей. она думала, что они смогут жить друг для друга, раствориться друг в друге и быть свободными. но сфинкс не мог дать ей то, что она хотела, ведь его друг заслуживал всего мира больше, чем они вдвоем с ней. - почему ты забрал его? – ее голос впервые холодный. – ты у себя его отнял. почему-то на мгновение ему на месте русалки показалась габи. страшная габи с длинными ногами и с фиолетовой помадой, вечно неаккуратно накрашенной. ее осуждающее лицо всматривалось, пытаясь поймать хоть один промах. и если ей получится его найти, она его заклюет, будто ворона. но это наваждение прекратилось и вместо габи была его нежная и понимающая русалка. сказочная русалка. его любимая. она не осуждала его, но была расстроена. была расстроена тем фактом, как он поступил с ними, не поговорив с ней и не обсудив. и ей жаль этого мальчика, ведь она знает, как много он пережил и сколько всего потерял. как много он значит для ее мужа. - я расскажу тебе историю, - говорит сфинкс. русалка садится на стул и всматривается в обнаженную спину. – ты ведь любишь истории, русалка? к именам они так и не привыкли, хоть прошло уже много месяцев. русалка кивает и ждет. ждет сказку на ночь. - однажды был мальчик. и он был слеп. он не видел ни солнца, ни неба. он не чувствовал ни любви, ни ненависти. над ним издевались и били, наказывали и ставили в угол. забирали еду. он ел старую штукатурку, которую отковыривал, когда сидел в углу. он был совершенно другим, и люди его боялись. он знал это, но сам ничего не чувствовал к ним. ни злости, ни раздражения. он даже не знал, что такое – эти эмоции. он только ощущал отблеск чужих чувств, но не воспринимал их. не понимал их. он был крошечным, но умным не по годам, наученный одиночеством и жестокостью, никто не мог разбить его сердце, потому что его сердце было просто мышцей, которая не позволяла ему умереть. и однажды к нему пришел он. мальчик не знал почему, но впервые в жизни он что-то почувствовал. он тянулся к нему, так сильно тянулся. и его заметили. большая теплая ладонь схватила его маленькую ладошку и увела из того места, где вечно пахло мочой и кашей. они шли долго, но мальчик был не против, потому что ладонь, в которой уместилось бы и две его маленьких ладошки, была теплой, и она была его надеждой. когда-то пожилые воспитательницы читали о боге. о боге, что сотворил мир за семь дней. он создал небо и землю, создал животных и людей. создал любовь и ненависть. мальчик убедился, что они ему лгали. ведь его бог создал мир за пару часов. своими огромными ладонями он открыл дверь, дверь, о которой мальчик никогда и не догадывался. бог назвал это место домом. мальчик помнил о рае и о аде. это место ему казалось лучшим из всех возможных мест. здесь пахло деревом и прохладой. было много штукатурки. на стенах были вырезаны слова. он касался ладонями, изучал, изучал, изучал. он чувствовал, как тепло разливается по телу. это было счастье. вот так за один день тот человек стал для мальчика всем миром. его бог был добр, любил пошутить, также любил есть жареное мясо и рассказывать сказки. он позволял мальчику забираться на него и засыпать. после мальчик понял, что его бог нужен всем. и он старался быть послушным, старался быть таким, каким его божество хотело видеть. он заправлял кровать, ощупывая каждый сантиметр, чтобы не было ни одного бугорка. он пытался приготовить завтрак. он прилежно ждал его после тяжелого дня и массировал его плечи. он пытался ему улыбаться. он любил его совершенно по-другому. не как все. не совершенно земная любовь к родителю, а любовь к высшему, к недосягаемому, словно умирающий любит последний свой вздох, так и он любил этого мужчину, что умел ловить детские души. он поймал эту душонку, да только ответственность была высока. и сам человек еще не знал этого. он был обычным человеком, ничего божественного и в помине нет. но он не переубеждал мальчика. а тот и не настаивал на правде. и так они жили до рокового дня. - какого? – спрашивает русалка. - до падения бога. его бог умер. умер совершенно по-человечески. грязная липкая кровь и нож, что так легко вошел в плоть. мальчик никогда не думал, что его бог смертен. и он никогда не думал, что мир, который ему подарили, так легко могут забрать. жизнь угасла, и жизнь этого мальчика угасла вместе с последним дыханием его божества. после этого его жизнь вернулась к началу. все, что у него осталось это дом и его друг-калека. но этого всегда было мало. и будет мало всю его жизнь. - как звали мальчика, - спрашивает русалка, хоть с начала истории знает ответ. - слепой. - сфинкс, - ее нежный голос был полон беспокойства. – я волнуюсь за этого мальчика не меньше тебя, ведь теперь… теперь ты стал ему всем миром. это слишком большая ответственность. и ты ее не потянешь. - у меня есть ты, - правда, которая ранит также глубоко, как нож из той истории. - да, сфинкс, - говорит русалка. – у тебя есть я. и у этого мальчика есть мы. и теперь наша задача подарить этому мальчику новый дом. сфинкс улыбается: - и мы подарим.