Я рвал тебе глотку в надежде

Трепыхаешься подо мной в тщетных попытках освободиться. Держу руки, а ты всё ещё пытаешься бороться. Резким рывком прижимаю их к полу. Одна из них странно выгибается. Вскрикиваешь. Я ушиб её? Сломал? Из твоих глаз прыскают слёзы. Это всё — издержки процесса. Совсем скоро эта боль затеряется. Наклоняюсь ближе, обнажив клыки. Ты изворачиваешься и кусаешь за ухо. Боль заставляет отстраниться. В глазах темнеет от гнева. Ну же, не мешай мне! Втягиваешь голову и стараешься спрятать шею. Я подпихиваю повреждённую руку тебе под спину и силой прижимаю тело к полу. Вскрикиваешь. Освободившейся рукой хватаю за подбородок и прижимаю голову к полу, открывая путь к шее. Наконец впиваюсь в неё. Ты подскакиваешь и взвизгиваешь. Пару укусов и скоро ты станешь частью сил, что будут править миром. Скоро эта небольшая деревушка падёт, за ней — города, за ними страна, а за этой страной — другие. Кровь такая сладкая. Пытаешься спихнуть меня, но, Альфред, это так глупо. И вот твоя борьба стихает. Ты не принимаешь свою судьбу, но силы уже покидают тело. Из-за нескольких потерянных литров крови лицо побледнело. Я рву твою глотку, измазав всё лицо в тёплой крови. Искусал уже всю шею, кусаю плечи, ключицы. Минута как лежишь без движения. Наконец-то спишь. Ты не умер, нет, ведь тот, кто умер не сможет завтра проснуться. Ты такой нерасторопный, Альфред. Тебе подойдёт жить, не считая прожитых лет. На очаровательном лице отвратительная гримаса ужаса. Мне больно смотреть на тебя, mon chéri. В моих объятьях ты словно тряпичная кукла. Каждая мышца расслаблена. Беру бездыханное тело на руки и несу к гробу. Этот гроб предназначался Саре, но он тебе сейчас нужнее. Обещаю, потом мы найдём другой. Не должен же ты спать как Шагал, словно нежеланный гость. Уложив тебя, беру маленькие пухлые ручки и складываю их на груди. Уже не такие тёплые. Сейчас прикосновения к ним не дарят тех странных ощущений. Закрываю крышку гроба. Ты можешь проснуться посреди дня, испугаться и вылезти… пострадаешь от солнца, которого ещё не привык бояться. На всякий случай я закрываю и окна, чтобы свет не попадал в эту комнату. И дверь, чтобы ты не смог выйти. Прошу: подожди меня, не ходи никуда. Понимаю: ты будешь растерян, напуган, но я приду как можно скорее и помогу во всём. Стараюсь побыстрее «уснуть». Меня будоражат мысли о нашей скорой встрече. *** Несусь в гостевую спальню, где вчера оставил тебя. Мне мерещится треск дерева — звук того, как ты ломаешь крышку своего гроба. Я понимаю, как для человека может быть страшно проснуться в закрытом гробу. Первые дни после обращения — самые трудные. Ты перепуган, разъярён и голоден. Я позаимствовал у Сары и у драгоценного профессора немного крови. Я бы скормил тебе этого старика, но отец хочет обратить его. Добравшись до живого человеческого тела, ты начал бы заживо рвать его. Отгрыз голову, пытаясь выпить кровь из шеи, оторвал бы руки, подавляя сопротивление… Старик превратился бы в обглоданные кости и клочки кожи. Такого уже не вернёшь к жизни. Но сейчас я накормлю тебя. Если не хватит этой крови — дам свою. Она мерзкая, но сейчас не до вкуса. Несколько литров может дать Кукол. Я прослежу, чтобы ты его не убил — не думай ни о чём, просто ешь. Я буду думать за тебя. В комнате так тихо — неужели ещё спишь? Осторожно открываю крышку гроба. Лежишь. Как же крепок твой сон. Сажусь на колени рядом, провожу по твоему лицу ладонью, с нежностью в голосе прося проснуться. Беру за плечи, приподнимаю и встряхиваю. Голова глупо болтается. Ещё раз. Ну же, подними на меня свои глазки. Твой рот открылся. Ты хочешь что-то сказать? Держишь его открытым. Я чувствую запах. Беру за подбородок и приближаюсь. В нос ударяет мерзкий запах. Отстраняюсь, закрыв рот рукой. На спине выступает липкий пот. Укладываю тебя на свои колени головой вниз. Задираю одежду — пиджак, рубашка, бельевая майка. Дьявол, к чему её столько на тебе?! Внизу спины несколько фиолетовых пятен. Это синяки. Я ударил тебя вчера в процессе… Почему регенерация не залечит эти уродливые синяки? *** В комнате стояла тишина. Слышно было только дыхание Кукола. Ты не очнёшься никогда. Ты не хочешь перемен. Неужели это Бог сберёг твою душу?