Давай помолчим обо всём

Кроме бегущих вдаль облаков Ничего подарить не смогу. Мир обесценил значение слов, Люди отчаянно лгут. Мы посидим, помолчим обо всём. Ветер нам песню споёт. Но не будущем, а о былом: Лучше не знать, что нас ждёт. Последнее, что она помнит перед развоплощением — это яркие розовые лепестки, покрывшие землю её царства. Столько живых, настоящих цветов, спрятавших собой голый камень и холодное сияние подземного мира. Красиво. Такие мягкие на ощупь, что Эрешкигаль хотела бы потратить века, ласково поглаживая их, чтобы запечатлеть в памяти этот момент. — Чтобы защитить своё царство… я всего лишь… выбрала самый действенный способ, — бледно улыбалась богиня, распадаясь яркими искрами. Она знает, что ей удалось защитить их. Души людей, наводнивших подземное царство, были заранее перенесены в самые дальние закутки мира мёртвых, чтобы они не пострадали при сражении, которое развернется под землей. Скажи ей кто-то раньше, что подземный мир станет местом бойни людей с Тиамат, Матерью всех живых, и Эрешкигаль лишь вежливо улыбнулась бы. Но вот оно — Фудзимару и остальные бросили все силы на то, чтобы защитить человечество, мощными ударами сотрясая её царство и круша скалы, чтобы не дать дракону вылезти обратно в мир живых. Она надеется, что они в порядке. Эрешкигаль спит чутким сном, но не просыпается, пока её тело собирается по мельчайшим крупицам из веры людей, почти забывших, и силы подземного мира. Даже сквозь пелену сновидений она чувствует, как покорежен мир мёртвых, как души в панике мечутся, не в силах уйти на перерождение. Им страшно, и она понимает, но никак не может помочь. Кто бы помог ей самой. Через какое-то время она понимает, что становится легче. Призраки снова принимаются за свою работу, собирая человеческие души и провожая их в подземное царство, чтобы через некоторое время отправить на перерождение. Так, как должно быть. Мир мёртвых вновь оживает, медленно, но верно срастая скалы, раздробленные сражением. Эрешкигаль чувствует облегчение, и сон становится спокойнее. Однажды сквозь грёзы она чувствует, как её тело наконец-то материализуется на алтаре, оставаясь в лечебной дрёме. Кто-то заботливо укрывает её плечи теплой накидкой, помогая сохранить энергию. Кто это? Ощущение знакомое… Эрешкигаль может только догадываться, сколько времени прошло с битвы. Что-то подсказывает ей, что не меньше, чем несколько веков, которые она провела в забытьи. Что случилось с миром мёртвых в отсутствие владычицы? Не мог же кто-то и правда взять на себя её обязанности? Эти мысли неприятно зудят внутри до тех пор, пока богиня не просыпается, слишком встревоженная ощущением правильности. Царство мёртвых ощущается правильно, и это так странно. Она сонно моргает, покидая объятия сна, чтобы взглянуть на свой мир. Тело тяжелое и вялое как никогда, поэтому Эрешкигаль медленно садится, укутываясь в красную накидку, которой была укрыта. Богиня всё так же находится на своём алтаре, посреди каменных колонн и холодного камня, недоуменно разглядывая подземье. Оно и правда… в порядке. Её взгляд цепляется за движение у стены, где высокий светловолосый мужчина, стоящий к ней спиной, повелительно машет рукой, отдавая призракам команды. Эрешкигаль замирает, разглядывая его тусклое золото волос, поглощенное тенями подземного мира. Как… Что он… Почему? Она не может не узнать его, единственного, кто за свою жизнь неоднократно спускался в мир мёртвых, то приходя с угрозами, то как проситель, то как пленник. — Что… Что ты здесь делаешь? — удивленно спрашивает богиня, прокашлявшись. — Проснулась? С возвращением, — он оборачивается, — разве я не говорил тебе? Царь всегда остается царем. Раз уж ты так сильно пострадала во время битвы с Тиамат, то я решил убедиться, что души моих подданных обретут покой даже в твоё отсутствие. — Ты же мертв… — неуверенно шепчет Эрешкигаль, вспоминая разрушение Урука, на которое им всем пришлось пойти, чтобы уронить Тиамат в подземный мир. Он точно не мог выжить. — Конечно, — соглашается, едва заметно ухмыляясь, — но я был таким частым гостем в твоём мире, что успел привыкнуть. А настоящему царю без разницы где править, если его люди следуют за ним. — Ты сумасшедший, Гильгамеш, — тяжело вздыхает Эрешкигаль, отводя взгляд от его алого взора. Она смотрит на стены, но мир мёртвых и правда выглядит в порядке. Почти такой же, как до всей этой войны. Так странно. Богиня всё ещё не может поверить. — И это вместо слов благодарности? — фыркает царь, складывая руки на груди. — Ты ничего не знаешь о гостеприимстве. — Это ты несколько раз приходил сюда со своими претензиями, а теперь нагло узурпировал моё царство, — отворачивается от него Эрешкигаль, пытаясь скрыть улыбку. На самом деле ей совсем не жалко, ведь он позаботился о ней и её мире, добровольно взвалив на себя эту ношу. — Если тебе так нужная моя благодарность, то хорошо. Благодарю. Гильгамеш громко смеётся, понимая, какие мысли и чувства она вложила в эти слова. Странно, но он ни капли не обижен, а она рада чужой компании. У них есть много тем для разговоров, и еще больше для того, чтобы просто помолчать. В конце концов, провести вечность с кем-то намного приятнее, чем быть в одиночестве тысячелетиями. Нет времени у времени, И в небо нет ступени. А мы с тобою верили В ту лестницу с рожденья. На дне колодца Солнце Нам в руки не даётся. Пой ветер, как поётся, Пой ветер, как поётся, зачтётся.