Дом с красной дверью

      Ключи обожгли её ладонь холодом металла. Где бы они ни находились, в чьих бы руках они ни лежали, Дейенерис чувствовала от них холод, буквально ледяной, пробирающий до основания. Она обжигалась этим холодом каждый раз, когда ей передавали ключи те, кто разрывал соглашение о съёме квартиры. Кубики льда не столь морозили её нутро, как эти медные ключи с золотым переливом и брелоком в виде красного трёхглавого дракона — подарка от родного брата. Девушка, что передала их, выглядела нездоровой. Голубые глаза с расширенными зрачками, будто от ужаса, рыжие волосы растрёпаны до колтунов. Под глазами синие провалы — следы тяжёлых бессонных ночей. Губы тряслись, как и тонкие белые руки, хотя она старательно скрывала это. Дейенерис опустилась на стул у столика для черчения. Плечи её ссутулились. Девушка училась в том же университете, что и она, и подавала надежды. Громкое имя, достаток средств, высокие цели. Санса Старк прибыла в Браавос всего год назад, прилежно училась, ходила в библиотеки, а не бары и клубы. Город суматошный, полный дешёвых и дорогих соблазнов, как раз для такой прилежной девочки, выпущенной на волю из-под опеки благородной семьи. Она походила на тень той полной надежд девушки, что прибыла к ней месяц назад ради лучшего расположения в городе. Дейенерис взяла со студентки меньшую цену, чем с предыдущих квартирантов. Санса влюбилась в квартиру с первого взгляда. Вид на Пурпурную гавань, панорамные окна, цветы, чистые и светлые комнаты, шумоизоляция, камин и кондиционер. Санса радовалась и пташкой влетела в эту клетку. Она трудилась, зубрила лекции, сдавала экзамены, а потом завела щенка хаски для спокойствия. Дейенерис уже тогда поняла, что что-то не так. Санса беззаботно рассказывала о падающих иной раз книгах, включающегося плазменного экрана на кухне и кране в ванной, открывающихся настежь пластиковых окнах. Она винила себя и свою рассеянность, хотя всё в ней всегда было идеально. Дени оставалось лишь надеяться, что всё устаканится само собой. Сначала Санса обзавелась паранойей. Она по десять раз перед выходом проверяла, включён ли утюг, работает ли телевизор, плотно ли закрыты окна. Затем наступила бессонница. Щенок хаски мужал и, обретая голос, тявкал на все вещи. А однажды, пока Санса говорила с родителями по телефону, откуда-то на её холстах появилась синяя краска. Она выбежала, точно раненный зверь, из дома, в одной пижаме. Мирри Маз Дуур, маленькая старушка на первом этаже, слыша вопли, пригрозила девочке вызвать полицию, если та не прекратит эти проделки. Старушонка подозревала Сансу в употреблении наркотиков. Дейенерис по виду Сансы тоже бы подозревала. И без того худая, она исхудала больше, однако Санса так же прилежно училась, веря в свою мечту, звонила родителям, дружила с одногруппниками, не выносила вещи из квартиры, да и следов уколов или других отметин употребления наркотиков не проявлялось. Дени хотела откреститься от денег за неудобства, но Санса вложила в её руки зелёные бумажки с изображением Железного Банка и ушла, тягая за собой последний чемоданчик на дребезжащих колёсиках. Дейенерис скорбно осмотрела деньги. Ещё одну жизнь разрушил её дом. Санса выберет квартирку далеко от этого дома, чтобы ни одна улочка, ни один канал не привели её к этому зловещему месту. Переулок Титана, Пурпурная номер «3». Пусть до университета добираться дольше, Санса не будет пренебрегать душевным здоровьем. Может, сходит к психиатру, а то и вовсе со столь тяжёлыми последствиями сляжет в больничку, как это было с предыдущим съёмщиком, тоже выходцем из Вестероса, Рамси Болтоном. Сам парень был так себе. Вроде изначально шизанутый. Шлялся по барам, заходил в бойцовские клубы, делал ставки в казино и прогуливал работу, собирался с какими-то панками. Дени из-за него зачастую попадала в перепалки с другими жильцами. Да вот только в её доме его душило. Ночью он просыпался, задыхаясь от того, что кто-то дерёт его горло руками. Завёл двух доберманов, повесил камеру. На записях видел, как во сне сам хватается за шею и хрипит, дёргая непроизвольно ногами. Его девушка, однажды оставшись на ночь, на следующее же утро с дикими воплями отдала Дени ключи, нагрубила и повела своего любимого к психотерапевту. «Мы хотели завести детей, а он из-за вашего дома станет психопатом!» — кричала она на весь дом. Мирри Маз Дуур качала головой и ругала молодёжь. Дени же вновь выставляла объявление о сдаче квартиры. До него жил начинающий артист, певец по имени Мариллон. Обворожительный, модный, знающий имена известных в Браавосе людей. Дейенерис слушала его песни и хвалила молодого человека. Он всё мечтал пробиться к высшим кругам общества, но жизнь вынуждала его за кусок хлеба играть в узких улочках свои заунывные песни. Иногда Дени потчевала его пирогами и бутербродами, жалея. После трудного дня он приходил, ставил любимую гитару, подаренную отцом, у прикроватной тумбочки и валился без сил. Сначала он ссылался на сновидения, когда говорил о том, что слышит, будто струны его гитары кто-то осторожно перебирает умелыми, привычными к музыке пальцами. Чудилась ему милая, но безрадостная мелодия песни о Дженни из Старых Камней. После двух недель таких сновидений он купил самое сильное снотворное. И то не помогло. Однажды ночью он выбежал из постели, а потом ворвался к Дени с деньгами, как Санса, и заявил о перемене места. Когда он съехал, «Дженни из Старых Камней», ставшую давно легендой фольклора Вестероса, покоряла сонные улицы Браавоса. Мариллона зарезала некая проститутка из элитного дома удовольствий. У всех есть предел, в том числе и у проституток. В полиции говорили, что после, на суде, она сама без остановки запевала строчки из песни, заставляя всех плакать или страшиться. И это всё её дом. Тёплое гнёздышко погибели. Были многие другие, сходившие с ума, пытающиеся повеситься на люстре из мирского хрусталя, царапающие стены, теряющие детей, берущиеся за иглу. Мать, что потеряла троих детей, звали Серсея. У Серсеи было много поклонников. Её обожали мужчины. Но потом на неё нашёл такой морок, что соседки обходили её стороной. Серсея запирала двери, чтобы дети не вышли к людям, которые могут их обидеть. Опека забрала у неё всех по звонку Мирри Маз Дуур. Её дети царапались, дрались и кусались, когда опека пришла за ними. Куда делась сама Серсея, Дейенерис не знала. Дейенерис посмотрела в окно, завидев чёрную изящную машину у дома. Сансу Старк дожидался её возлюбленный. Он вышел, расправив рукой рыжеватые волосы, слегка тусклее, чем её. Дени узнала его. Взгляд его глаз, стрелой пущенный на её окно, ранил в самое сердце. Санса влетела в его объятия и слилась с ним в долгом поцелуе. Он убрал чемодан в багажник и сопроводил в машину девушку. Санса не оглянулась ни разу. Дейенерис показалось, что машина унеслась прочь от дома с неимоверной скоростью. Она наполовину высунулась из окна, провожая её взором. Будь у неё возможность, Дени давно бы упорхнула подальше от этой улицы и всего города. Но она не по своей воле оказалась в Браавосе. Её заперли здесь. Бизнес её отца был связан с наркотиками. «Дикий огонь» — так звалась эта субстанция, что он разводил в огромных количествах в Вестеросе, прямо в столице, и едва ли не завладел властью в городе. Он действительно обладал влиянием. Даже дошёл до порожек Сената. Но смена верхового сенатора на Станниса Баратеона, человека исключительно честного и справедливого, не терпящего беспорядка, всё изменила. Закрывались публичные дома, ввели сухой закон, а за наркодилерами охотились наиболее жестоко. Эртура Дейна, одного из друзей отца, казнили повешением. Семье помог сбежать верный друг Виллем Дарри, содержащий магазинчик с оружием. Дейенерис отчётливо помнила блеск смертоносных пуль. Она даже держала их в крохотных ручках, как насекомых, которых обычно дети приносят домой. Тогда она радовалась переезду. Каждый запах, каждый домик, блеск каждого окна или крыши нового города приводили её в детский визгливый восторг. Она не замечала грустного лика матери, ссор отца и старшего брата Рейегара. Она ела сладкую вату, каталась на гондолах, ходила в школьный хор, не знающая ни забот, ни боли, ни слёз. Вся семья оберегала её от реальной жизни. Она видела только яркие краски счастья. Дени подвела итог своему чертежу. Она работала над ним полмесяца и надеялась, что заказчик останется доволен. Её работы понравились на одной из выставок банкиру из Железного Банка. Он уже отдал задаток. Скоро этот человек явится с пачкой купюр и отдаст ей полную сумму. Дени всегда хватало денег. Она не жила от заказа до заказа. Всё новые и новые люди интересовались её работами, и она честно исполняла их заказы, потому что только этим способом могла уйти далеко от самой себя. Потянувшись за стаканом с соком, Дейенерис вновь заметила многострадальные ключи. Красный дракончик уже был потёртый. Краска в некоторых местах обваливалась. В детстве Дени фанатела от драконов, потому Визерис и раскошелился ей. Много лет ключи мозолили ей глаза. Она, наконец, стиснула их в руке до покраснения белой кожи, словно душила человека, и нашла для них применение. Дракончик упал на столик, плюхнулся прямо в стаканчик из-под сока. Пора продать несчастный дом. Дом чужих ужасов и её боли. Гибель въевшегося в сердце прошлого лежала у неё в руках. Дейенерис возгордилась своими намерениями и устремилась прочь. Звонок в дверь пригвоздил её к месту. Мрак узкого коридора сдавил её. Она решила, что тени минувших дней ломились в двери и, как это часто случается, умоляли не отпускать их, пленяя в своих цепких объятиях. Звонок повторился два раза. Дени тряхнула головой, чтобы развеять сомнения и толкнула дверь вперёд. Свет с лестничной площадки едва не ослепил её. У порога стоял человек, с которым были крепко связаны тайны её ушедшего. Невысокая полноватая женщина с копнами курчавых чёрных волос, всегда собранных на затылке в пучок, с маленькими потрескавшимися губами, выкрашенными в фиолетовый блеск, и большими глазами, обведёнными чёрной линией, держала в руках своего чёрного кота и смотрела отчего-то сочувственно.  — Что, ещё одна ушла? — спросила она хриплым голосом. Кот молча пожирал Дейенерис зелёными глазами.  — Да, воздух не понравился, — скупо ответила Дейенерис. — Думаю, что продам эту квартиру. Пусть другие люди сделают ремонт, купят новую мебель и новые цветы.  — Так твой дом ждёт других людей? — Мирри всегда говорила странные вещи, но они друг друга хорошо понимали. — Сколько лет прошло с тех пор, как ты переехала сюда? — Новая квартира Дейенерис, завещанная отцом Рейегару, была не тронутой с тех пор, как их семья переехала в Браавос. Рейегар из-за бизнеса отца потерял любимую девушку, а жить с новой женщиной, с которой его свёл отец, было ему невмоготу. Поэтому Рейегар жил вместе с младшими братом и сестрой в родительском гнёздышке. Когда он умер, Визерис оформил эту квартиру на её имя.  — Пять, — ответила Дени, размышляя о том, помнит ли она, сколько ей самой лет и какой сейчас год.  — Сначала повидайся со своим домом, а потом уже выставляй на торги. Он страстно желает увидеть тебя. — Дени пошатнулась, но устояла благодаря опоре на дверной косяк. — Иначе не будет тебе покоя и покоя тем людям, что купят красивую квартиру, думая о счастье. Её отец тоже думал о счастье, когда переезжал сюда, думал, что убережёт свою семью. Он был не благородным, не честным, но влюблённым в родных. Ни за что бы их не продал, как это делал тот же Эртур Дейн со своей сестрой. Дени прикрыла дверь и спустилась на этаж ниже. Лестничная площадка источала аромат терпкого табака. Слышался говор двух женщин. У самых перил курила тридцатилетняя Дорея, с ней толковала о чём-то соседка на два года старше её. Кажется эта женщина была актрисой в местном театре. Увидев Дейенерис, они обе стихли.  — Привет, как поживаешь? — выпустив пар, спросила Дорея. Эта простоватая блондинка, ранее выступавшая стриптизёршей в клубе, была первой возлюбленной Визериса.  — Здравствуй, нормально, — ответила Дени. — А ты как? — ей не особо хотелось разговаривать с этой женщиной. — Как… твой сын?  — Мой сын? — Дорея отвернулась, видимо, разыскивая мальчика. — Скоро в школу отправлю. Намучилась я с ним. Вертлявый, нервный. Надеюсь, там из него воспитают человека. Она подтянула к себе рукой мальчишку. Дорея считала его сыном Визериса. На самом деле, было сложно понять без специальных тестов на отцовство. Она сама была такой же светловолосой. Однако сиреневые глаза выдавали в нём породу Таргариенов. Дени никогда не называла его племянником и никогда не хотела нянчиться с ним.  — Правда, похож на отца? — спросила вдруг Дорея.  — Не знаю. — И зачем она только вступила с нею в разговор? — Я тороплюсь.  — Какой дракончик красивый! — пролепетал мальчик, прижимаясь к матери. — Я люблю сказки про драконов.  — Всё это глупые сказки, — возмутилась мать. — Нечего тебе пудрить голову драконами.  — Но я хочу! Мальчик капризно нахмурился и отодвинулся от матери.  — Мало ли что ты хочешь. Я вот хочу нормальную зарплату, чтоб тебя, дармоеда, прокормить. Дени отстегнула брелок и подала его мальчишке.  — Это тебе. Он, правда, старый. Ребёнок со счастливым вскриком обнял её.  — Спасибо тебе, спасибо. Дорея проводила её задумчивым взором, а потом они ушли домой. Дени не ответила на благодарность. Важнее всего для неё была багровая дверь. Она несколько минут постояла, рассматривая её, а после уверенно надавила на ручку. Петли скрипнули. Давно их не смазывали ничем. Изнутри дохнуло знакомым запахом. Дейенерис аккуратно вошла и осмотрелась. Дверь за нею захлопнулась сама, как бы отгородив от настоящего. Пришлось покориться. Всё здесь было по-старому. Узкая прихожая, высокие потолки, объёмные залы. На её квартиру-студию это вовсе не походило. Первой была комната родителей. Тёмные тона отражали внутреннее гнетущее настроение. Она обвела изучающим взглядом широкую двуспальную кровать с балдахином, сделанную из чардрева, письменный стол, комод, кожаные диваны и несколько кресел. Чуть качаясь от ветра, стоял в чёрной вазе цветок. Вероятно, Санса не закрыла окно, когда в спешке убегала. Дени прошла внутрь, потянула ручку окна и закрыла его. Поток ветра оставил жилище в покое. Раньше отец здесь читал газеты, спорил с мамой и Рейегаром, рассказывал ей сказки о драконах, которые сейчас очень любит сын Дореи. Он казался ей самым хорошим на свете человеком. Тёплым и родным.  — Моя дочь пришла? — сказал знакомый голос, вырастая из ветреного шороха, со стороны кровати. Присмотревшись, Дени и вправду увидела его. Эйерис лежал, раскрыв старую газету. Платиновые волосы до сих пор не тронула седина.  — Мама приготовила обед, мы ждали тебя, — промолвил он так, словно ничего не произошло. Дени стояла посреди комнаты, глядя на красную полосу, украшающую его шею, и не решалась подойти. Это сделала мать. Когда их семья сбежала из Вестероса, Эйерис прилагал усилия, чтобы скрыть их местонахождение от Станниса. Но Рейегар стал здесь знаменитым музыкантом. К их дому стекались люди. Рейегаром интересовались. И не только им, но и его прошлым. Опасаясь того, что слухи о нём долетят до Вестероса, Эйерис утопил родного сына, а вслед за этим жена придушила его на брачном ложе. Дени застыла, разглядывая следы материнских пальцев на белой шее отца.  — Я пойду, — она метнулась подальше от этого образа. Ком в горле сдавил её дыхание. Она закашлялась. Шею будто шёлковым платком обтянули. Вдохи стали обрывистыми, нечёткими. Она схватилась за горло, которое никто не держал, и попыталась отодвинуть невидимую руку. Свет мерк. Трепетало сердце. Дени перестала бороться и закричала пронзительно. Только тогда её отпустило. Повернувшись к кровати, она уже не обнаружила на том месте Эйериса. Комната осталась пустой. Образ отца растворился. Распахнутая рама окна стучала по стенке. Дейенерис поняла, что он её отпустил, и вышла. Вдоль коридора лежал чистенький красный ковёр, взятый ещё из Вестероса. Санса заботилась о чистоте. Дени не завидовала тому, что ей довелось пережить. Это предназначалось хозяйке квартиры. Видимо, полагая, что, бросив дом, она избавится от всех воспоминаний, Дени и переехала выше этажом, чтобы вновь окунуться в конфетно-яркий мир беззаботного детства, где она не знала горя, потерь, обид. Из просторной гостиной, где со временем Рейла установила панорамные окна с видом на Пурпурную гавань, доносилась приятная игра на гитаре. Дорогостоящая люстра с рубинами и бриллиантами горела огнём, впитывая солнечный свет. Мать, стройная, как веточка оливы, стояла у окна и курила длинную сигарету с запахом мяты, провожая томным взглядом сновавших по улицам людей. Рейегар играл для её удовольствия. Казалось, они вовсе не заметили появления Дейенерис. Старший сын всегда был любимым ребёнком Рейлы. Средний сын был предоставлен себе, а дочерью занимался отец. В изгнании Эйерис начал писать. Сначала туманные россказни про драконов, а после мистическое фентези с героями, принцессами и теми же драконами. Писал под псевдонимом, никогда не издавался, и самым его преданным слушателем была именно дочь. Визерис не верил в сказки, а Рейегар просто не любил отца за то, что тот разлучил его с возлюбленной. Визерис говорил, что стервой была та Лианна. Что её братья помогали Станнису и вылавливали друзей отца. Однако больше Рейегар никого не любил, а новую жену и вовсе отверг после принудительной свадьбы. Звуки дрожащих струн гитары прервались нехотя. Мать задело это. Она сперва бросила тоскующий взгляд на сына, а потом на дочь.  — Наконец-то ты пришла, милая. Там обед готов, — ласково, но без улыбки, произнесла Рейла. — Продолжай, Рейегар. Дейенерис посмотрела на люстру. В этом солидном дорогом костюме мать повесилась после убийства отца. Визерис нашёл её утром по запаху. Обыкновенно она просыпалась раньше всех, чтобы приготовить завтрак, но тогда вместо завтрака у них были полиция, медэксперты и психологи.  — Я сыта по горло, — вымолвила Дени со слезами на глазах. Рейегар продолжил свою меланхоличную игру, а она последовала на кухню. У плиты стоял Визерис, что-то варил в большой кастрюле. Он-то сразу заметил её. Даже обрадовался. Тёплая домашняя улыбка сверкнула на его лице.  — Дени! — провозгласил он и заключил её моментально в объятия. В ответ она не смогла коснуться его. Самого родного. Того, кто никогда не бросал её. В тот страшный день ему как раз исполнилось восемнадцать, потому ему позволили оформить на неё опеку, но предупредили, что нужен заработок. Всегда активный и деятельный Визерис взвалил на свои худые плечи весь груз домашних дел. Он убирался, кое-как готовил, при этом готовился к учёбе, стирал, убирал, работал. То протирал барные стойки, то мыл полы в школе, где раньше учился, то разносил подносы в дешёвых кафешках на Мусорной гавани и в стрипклубах, в одном из которых познакомился с Дореей, умеющей «расслаблять» его. Он трудился, а Дени скучала. В шестнадцать лет она воспринимала его как своего покорного слугу. Но его внимания ей не хватало, и потому она искала его везде, где только можно. Так и связалась с дурной компанией в лице Дрого — повелителя «Железной банды» байкеров. С Дрого она участвовала в гонках, пила алкоголь, тусовалась на чужих квартирах. Визерис не замечал засосов, хотя она и не скрывала. Не замечал её тупого счастья. Она была влюблена и думала, что была любима. По крайней мере, другие девчонки завидовали её связи с Дрого. Опасным и в то же время привлекательным. Всё оборвалось здесь. На кухне. Дрого часто гостил у неё, пока не было Визериса. Дени тогда захотелось попробовать что-то кроме обычных поцелуев. Дрого усадил её на стол, целовал шею, снимал короткие шортики властными большими руками. Она подарила ему себя, хоть это было чертовски больно, но удовольствие от адреналина гуляло по телу, и Дени не услышала, как домой вернулся Визерис. Она не помнила, что начал кричать брат. Дрого действовал быстрее. В гневе он мог убить человека, что и случилось тогда. Взяв кастрюлю, в которой кипела вода для ужина, Дрого облил ею Визериса. Брат сварился моментально. Дени метнулась из дома к Мирри Маз Дуур. Старуха укрыла её под своим кровом, а потом помогла засадить Дрого. По законам Браавоса, за убийство его казнили. Под её присмотром Дени закончила школу и поступила в университет. Черчение не то чтобы было её талантом, она жила им и рисованием, правда, к последнему редко прибегала. Уже на третьем курсе она продавала свои чертежи, в отличие от других однокурсниц. Дени осмотрела Визериса. Его лицо было красным. Улыбнувшись, он растаял. Исчезла кастрюля, выключился газ. Немного постояв здесь, она прошла в последний зал. Потеряв Визериса, она жила здесь. У входа стоял пакет с коробками. Тяжёлый. Она попыталась двинуть его ногой, но не смогла.  — Не волнуйся, милая, это просто порошок для красок, — пророкотал голос рядом. — Я ведь обещал тебе. Мужчина лет тридцати пяти, с грифельно-чёрными волосами, собранными в короткий хвост. Он стоял в майке и чёрных спортивных штанах возле мольберта с холстом. На белом полотне распускал щупальца кракен, пожирающий корабли.  — Эурон, — дрогнувшим голосом проговорила Дени. Сердце забилось чаще. Чувство бесконечной любви смешались с ненавистью.  — Дейенерис, — ответил он. — Посмотри, как я испортил холст. Один глаз, голубой, постоянно улыбался, а второй, чёрный, как бездна, гневался. Для неё они всегда глядели со светлой грустью, но не сейчас. Эурон заждался её. Он ждал её больше, чем остальные. Усмехнувшись, Эурон распахнул руки для объятий. Будь он жив, она бы без раздумий влетела в его объятия.  — Ах, ну да, я измазался. — Он оглянул себя. Совсем как живой. И разноцветные краски на майке точь-в-точь настоящие. Дени сглотнула ком. Они встретились на набережной. Ночью Дейенерис спешила домой, но один брави привязался к ней, желая отобрать деньги. Воришек тут было полно. Их не пугала даже перспектива отрубленной руки. Эурон спас её. «Меня не стоило спасать», — сказала она этому чудаку, у которого кровь после драки шла из носа. «Правда? — он рассмеялся над ней, как над маленькой девочкой. — Потому ты кричала о помощи?» Вестерос выбросил Эурона как и её отца, словно мусор. Его отец не одобрил увлечения художеством. Он предпочитал полезный труд. Дени привела его домой, прижгла раны и отпустила. Эурон встретился с ней позже в университете, только уже в качестве преподавателя. Большая часть её таланта принадлежит Эурону. Он учил её, не обращая внимания на остальных студентов. Он стал её защитником, учителем и новой привязанностью. Любил рассказы, тёмные, глубоко страшные, зачастую с плохим концом, и рисование. Квартира вновь ожила. И ожила Дейенерис. Эурон подошёл к ней и поцеловал. Его губы были холоднее браавосской зимы и, тем не менее, желанными. Дени рефлекторно подалась навстречу. Его губы пахли чернилами. Ей казалось, что это от постоянного взаимодействия с красками. Пока не увидела, как он распаковывает коробки с синей жидкостью и затягивается их запахом. Когда она вошла, Эурон вздрогнул и закрыл бутылёк. На вопрос о том, что это такое, он, простовато улыбнувшись, ответил: «Всего лишь чернила». Ей было неведомо, что эти «чернила» рисовали всю их жизнь.  — Я люблю тебя, — вдохнул он в её губы. Дени померещилось, что внутри неё всё холодеет.  — Зачем вы тревожите всех? Санса ни в чём не виновата. Эурон посмотрел на неё осознанно, разнял объятия.  — Мы?.. Ты открывала коробки? Пощёчина обожгла его призрачное лицо. Дейенерис на него открыл глаза только возлюбленный Сансы Старк, племянник Эурона, Теон Грейджой. Заявившись однажды, он долго рассказывал о том, что дядю выгнали из дома за наркоманию. Дени не поверила, разругалась с ним самыми неприличными словами и выставила за дверь. Эурон не подавал признаков наркомана. Его непринуждённая весёлость и простой характер она объясняла любовью к себе и рисованию.  — Мы? — повторил Эурон. — Ты ведь знаешь, что это не мы. Однажды его не было дома. Дени, беременная на тот момент, увидела чёрный мусорный пакет у входа. Выругавшись, она было потащила его к контейнерам во дворе, но поднять не смогла. Внутри оказалось множество коробок. Она раскрыла одну. От флаконов заманчиво веяло чернилами. Так, что хотелось попробовать их на вкус, как нечто съедобное. Она лизнула, не смея побороть желание. Затем ещё раз и ещё раз, пока не закончился один флакон. Затем перешла к другому. Вещество делало её кровь огненной и посылало странные видения. Она чувствовала миллиарды запахов и вкусов, какие знала и о каких вовсе не ведала. Эта слабость привела к выкидышу и реанимации. Эурона могли забрать в тюрьму, но тут же их вытащила Мирри Маз Дуур.  — А кто? — бросила Дени Эурону. — Вы сводите с ума всех жильцов. Оставьте их.  — Плевать мне на жильцов, дорогая, — сладко проворковал Эурон. — Я принадлежу тебе. Тогда он тоже так ворковал. «Меня просто попросили, понимаешь, я не виноват. Я больше такого никогда не повторю. Ты же знаешь, как важна для меня. Даже если я умру, моя любовь к тебе будет жить». «Если любишь, откажись от этого», — потребовала Дейенерис. Он любил, но не отказался. В следующем месяце Эурон скончался от передоза. Дени пришлось разбираться с оставленными ему пакетами. Она вычистила комнату и спалила оставшиеся коробки. Огонь был насыщенно-голубым, как жидкость, и его дым пропитался ароматом чернил, к которым Дени едва преодолела тягу.  — Ты принадлежал вечерней тени. Эурон нервно усмехнулся.  — Я всегда любил только тебя. — Он опустился на колени. — А слабости… они есть у всех, Дени, и мы в этом не виноваты. Прости меня… Он поцеловал её руку.  — Что мне сделать, чтобы вы оставили дом в покое? Эурон страдальчески улыбнулся.  — Отпустить нас. Ты нас держишь. Он всегда говорил мудрые вещи. И был прав. Это она держала их здесь. Её память.  — Но я не могу. Если я отпущу вас, у меня ничего не останется. Дени положила ладонь на его щёку, покрытую тёмной щетиной. Ощущения в этот раз стали гораздо более реальными. Если она отпустит всё, что было ей дорого, она умрёт сама.  — Я не отпущу вас. Вы так долго ждали меня. Я часто вспоминаю, как ты целовал меня, твои объятия, твой запах. Ты любил меня так, как никто не мог бы никого любить. Такой же изгнанник, как и я. Ты подарил мне талант и своё сердце, разве можно это отпустить? Кем я стану?  — Нет, — прошептал он. — Ты же не… Дени оставила его в своей комнате, вышла на кухню, повернула кнопки на плите, написала сообщение Мирри Маз Дуур о том, чтобы она забрала какой-то чертёж на её столе и вручила ждущему у дома мужчине из Железного Банка.  — Теперь мы можем обняться, — с улыбкой сказала она Эурону. Дом на «Пурпурной 3» взорвался от утечки газа. Санса Старк видела, как он горит, в новостях, и единственную оставшуюся в живых старуху, её знакомую соседку. Она плакала и говорила про какой-то чертёж, про девушку, сдающую квартиру, про призраков. Теон прижал Сансу к себе.  — Глупости это, призраков нет.