Солдат — его единственный, пусть и закованный в кевлар и криокапсулу. Он — единственный, с кем можно было поговорить и помолчать на любую тему. Ему очень дорого дались эти часы, эти годы, все это время без дорогого друга.
Тень в углу комнаты пошевелилась и двинулась в сторону кровати. Капитан выдохнул струйку сизого дыма в потолок и опёрся о кресло рукой. Неудобное кресло, явно не рассчитанное на его габариты, надсадно скрипнуло.
Он ждал его. Бак никогда не оставлял его в опасности в детстве, находил незнамо как и вытаскивал тощую задницу из передряг. Попав в новое для себя время, Стив ждал, когда его защитник появится и разбудит, избавив от кошмара, в котором Его не было. В котором он — знаменитый герой войны, а друг — просто один, один из многих.
Солдат. Мертвый солдат.
Оплакивать того, кто умер столько лет назад было странно. Для всего мира, но не для него. Ни пару лет, ни неделю назад боль не ослабла ни на секунду. Ох, как бы он хотел не чувствовать её каждый раз, открывая глаза. Осознание собственной никчёмности подогревалось на медленном огне, будто его очень изощренно пытали.
Эрскин перевернулся бы в гробу, узнав, как он распорядился его даром, но это был единственный шанс быть с другом. История такова: душа мертва — телу жить не имеет смысла. Спасти город ценою жизни казалось отличной идеей.
А теперь выяснилось, что друг все это время был жив. Страдал все это время. Потерял себя и был винтовкой в чужих руках.
Роджерс корил себя. Каждую секунду он говорил себе, что ничего не мог сделать, и вот судьба подарила ему свой подарок. Он был жив. Баки, упавший в пропасть, был жив.
Боже. Никто никогда не испытывал большего отчаянья и радости, увидев лучшего друга. Увидев лучшего друга, что захотел тебя убить. Живого друга.
Каждый его шаг отдавался болью в сердце. Каждый его удар был счастьем и искуплением.
Сердце билось: он-жив-он-жив-он-жив.
Знай он это тогда, Нью-Йорк бы не существовал? Нет, он бы поступил так же, пусть и назначал бы свидание другу, а не великолепной Пэгги. Историю пишут победители, а он проиграл, но и ему приписали хороший конец?
Сейчас он стоял у стены в палате и смотрел на своего врага, на одного из своих мучителей, на куратора и своего бывшего. Какая ирония. Ему суждено было терять близких. Они падали все ниже, а ты не успевал поймать. Они умирали. В этот раз Брок выкарабкался, но умрет ли он от полученных травм или нет — зависело только от самого Рамлоу.
Что лучше? Он не знал. Ни для него, ни для себя, ни для Баки.
— Бак, — вышло хрипло. Ты давно не говорил — больше кричал, на тех врачей, что не хотели лечить фактически покойника. На власти, что почти подписали Броку смертельный приговор, без суда и следствия. На самого Рамлоу, что пытался оставить его один на один со всем. Героически сдохнуть, как он сам когда-то.
— Бак, я понимаю. Ты вправе злиться на Рамлоу. На меня. На весь этот мир, но, пожалуйста... Давай поговорим, — буквально умолял о пощаде ты.
— Командир поправится? — сухо спросил тебя Призрак.
— Врачи говорят — нет, но это же Рамлоу. Он выкарабкается. Скоро его перевезут к доктору Чо. Я договорился — она ему поможет.
Совсем тихий шорох. Возможно, это было дыхание Солдата, возможно, шум от окна, а может быть, и стук приборов. Капельница, подсоединённая к Броку, скоро закончится, и медсестра придет ее сменить. Сорок минут на разговор — слишком мало, но это все, что пока у них было.
— Как ты?
— Функциональность на уровне шестидесяти процентов.
— И что это значит? — тяжёлый вздох перед вопросом выдал твое напряжение формулировкой друга, но Солдат не двигался с места. Не изменился в лице. В тени ты не мог различить, есть ли эмоции у этого нового-старого Баки?
— Повреждение протеза, несколько гематом, нехватка энергии, — в твоих глазах отразилось непонимание, и он пояснил: — Еды. Сна.
— Я помогу. Бак, ты же знаешь, я все для тебя, — ты оборвал сам себя, ведь из тени вышел Призрак. Грязная одежда, несколько ещё не заживших ссадин на лбу и рваная, судя по запекшейся крови на толстовке, рана на боку.
— Я тебя знаю. Командир сказал: "Не сможешь убить — спаси".
— Брок. Он, я... — ты терялся и мямлил. Мысли путались, а палату вдруг оглушил звук прибора, что отвечали за ритм сердца. Ритм на секунду подпрыгнул, стал сильнее, а потом снова выравнился. Ты заговорил тише:
— Баки, я помогу. Все будет хорошо. Теперь будет.
Пальцы обожгло, и ты только сейчас понял, что в твоих руках все ещё горит сигарета. Ты потушил ее и снова смотрел на своего друга.
Он исчез. Ушел, как и появился. Внезапно.
Прибор снова оглушил, и в палату вбежали медики. Суета в палате выбросила тебя, как волна на берег. И из коридора, сквозь окно, ты наблюдал за действиями врачей. Ты знал — смотришь не ты один.
* * *
Два месяца спустя.
Рамлоу делал свои первые шаги из больницы, а его уже ждали.
Новые документы и деньги на первое время пылились в одной из тайных квартир, но он шёл к приметной маленькой синей машинке. Старому-ретро автомобилю, который мог взять только ценитель или дурак. Машинка почти не вмещала в себя двух суперсолдат, но они хотели втиснуть туда ещё и немаленького Брока. Он открыл дверь и занял свое место на заднем сиденье. Теплые объятия дали понять — все даже слишком хорошо.
Документы будут пылиться и дальше. А новая жизнь подождёт. Иногда, кроме нового, нужно ценить и то, что ты так и не смог потерять. И как бы ты не старался — судьба сделает свой ход.
Стив Роджерс-Барнс-Рамлоу.
