Привязанность

Тики озадачен и раздражён. От непонятной привязанности графа к четырнадцатому рябило в глазах и немного поташнивало. А ещё — это пугало. Безотчетно, внезапно и жутко. Нечто внутри, темное и первобытное тихим скрипучим голосом нашептывало, что источник страха нужно уничтожить, порвать на мелкие кусочки, сожрать, не оставив и косточки. Но другая сторона, та, которая когда-то давно взрастила в нем любопытство, дико хотела узнать, что же кроется за тем лабиринтом под названием «Мана», и почему больная зависимость графа вызывала целый ворох порой неподконтрольных им всем чувств. Они поклялись защищать тысячелетнего не смотря ни на что, они выполнят любой его каприз. Но в последнее время единственное о чем думает достопочтенный — это четырнадцатый. И Тики чувствует, что это дико неправильно, настолько, что от злости на происходящее белели костяшки пальцев. Они вернулись в ковчег, почти в гробовом молчании проводили графа, который беспрестанно звал Неа и плакал, до постели. А после Вайзли жестом показал, что разговор нужно ненадолго отложить и остался в холодной пустой комнате вместе с графом. Тики тогда повёл плечом, прикрыл лицо рукой, прокручивая в голове слова четырнадцатого, его наглую ухмылку на лице его давно знакомой занозы в заднице, юношы, которого он, Тики, по странному стечению обстоятельств так и не смог убить. Прошло три долгих дня и три невыносимых ночи, во время которых граф не переставал стонать и плакать. От его криков кровоточили десна и болели старые шрамы, вся семья находилась будто в трауре, отчего злость на происходящее лишь усиливалась. На четвёртую ночь Тики не выдержал, вернулся с прогулки, где старался найти умиротворение, после того как даже навестив своих «друзей» не смог избавиться от удушливого чувства волнения, которое поднимало со дна его души самые темные желания. Это была тихая ночь, в воздухе пахло мокрыми листьями, перегноем и предчувствием, что скоро наступят не лучшие времена. В комнате графа пахло сладким, которое без конца уплетал Вайзли и бесконечной тоской. Тики здесь не ждали, Вайзли давно уснул на соседнем кресле, не подозревая о новом госте, остальные бывали в этой комнате также мимолётом, когда не разбирались с апокрифом и другими свалявшимися на них проблемами, в то время пока тысячелетний варился в своём горе. Тики цыкнул, сжал кулаки и, сам не зная, что собирался сделать, двинулся к кровати графа, который за долгое время больше не плакал. А после Тики замер, словно вся злость ушла, и в районе живота защемило от боли, как будто все внутренности сжались, пожирая, уничтожая сами себя. Тики неловко, но тихо, чтобы не разбудить Вайзли присел на край кровати. Рассвет быстро приближался, и словно только за это время Тики должен был понять, распознать все тайны, которые от него, от большей части семьи утаили. Или же он старался не видеть, не замечать главные ключи на все вопросы. Граф был такой как и всегда, но что-то все равно было не так, словно инородная сущность забралась под кожу графа, а значит всего их плана. И это дико злило Ноя внутри. Как кто-то посмел? Слабоволие, безумие — это было препятствием, но Тики не знал на кого направить свой гнев. Он не знал причину своего беспокойства, мешанины чувств. Граф такой как и всегда: ранимый, безумный и неразгаданный. Но чем больше Тики приоткрывал завесу тайну, тем сложнее становилось понять. Но сомнения развеялись, беспокойство ушло, как уходил туман под лучами восходящего солнца. Граф просыпался, схватил его за руку, почти произнося на выдохе тихое: — Не… А после остановился, зрачки сузились, узнавая, кто сейчас перед ним. Тики довольно и холодно улыбнулся, когда за его спиной просыпался в кресле Вайзли, и наступал багровый рассвет. — Доброе утро, граф. Мы долго вас ждали.