Социальные модели "Песни Льда и Пламени"

То, что порочно в Париже, оказывается, как вам известно, добродетельным в Пекине, точно так же дело обстоит и в нашем случае: то, что справедливо в Исфагане, считается несправедливым в Копенгагене. Разве существует что-нибудь постоянное в нашем изменчивом мире? Быть может, только законоуложение конкретной страны и конкретные интересы каждого человека составляют основу справедливости. Маркиз де Сад, «Жюльетта, или успехи порока»

      Люди, достаточно хорошо знакомые с творчеством маркиза де Сада, знают, что оно – пародия на мировоззрение такого известного просветителя, как Жан-Жак Руссо. Де Сад высмеивает не только протокоммунистическое мировоззрение Руссо с его верой в естественное равенство людей, но и концепцию «добродетельного человека Природы» - де Сад в пику ему в своем произведении «Жюльетта, или успехи порока» вводит в качестве злодеев-протагонистов искусных софистов-демагогов вроде Нуарсея, Сен-Фона и Минского, берущихся «доказать», что естественными, исходящими от природы желаниями являются именно те, что клеймятся как порочные, а все моральные запреты – искусственный конструкт современной цивилизацией, от природы оторвавшейся. Де Сад как бы говорит оппонентам-руссоистам: «Вы хотите вернуться к природе? Получайте!».       Однако Руссо – не единственная жертва его сатиры. Другой предмет его насмешек – ещё один французский просветитель, Шарль де Монтескьё с его концепцией «духа законов». Монтескьё исходит из логичной на первой взгляд идеи: мол, у каждой нации есть свои особенности, связанные с климатическими условиями, демографией, характером экономики, уровнем богатства, культурой и религией и т.д. и т.п., поэтому законы надо писать не от балды, а в соответствии с общественными реалиями. Де Сад устами своих злодеев-софистов вопрошает: а если объективные реалии, формирующие общество, требуют узаконить, например, адюльтер, инцест, содомию, промискуитет, воровство, разбой, убийство, самоубийство, уничтожение собственного потомства и даже каннибализм, то какая вообще может быть объективная мораль (существование которой отстаивал Монтескьё)?       Джордж Мартин в своем цикле «Песнь Льда и Пламени», следуя за де Садом, придумывает для своего вымышленного мира, условно именуемого фанатами «Планетосом», множество различных культур, руководствующихся нарочито-изуверским «моральным кодексом», выстроенным намеренно-провокативно. Типичный образчик такой культуры – железнорожденные, обитатели лежащих к западу от континента Вестерос Железных островов. На первый взгляд это аналог викингов – дикари-пираты, живущие набегами на своих более культурных соседей. Но на практике культура «железнорожденных» это не реальное сообщество дикарей архаики, склонных к агрессии и ксенофобии в силу объективно низкого уровня развития, а чисто авторская фантазия на тематику такой вполне себе современной, а не древней, идеологии, как социал-дарвинизм.       Реальные викинги интересовались торговлей не меньше, чем войной - собственно, любой мореплаватель в домодерновые времена может действовать в ипостаси как «мирного» торговца, так и «агрессивного» пирата - а их города, такие как Бирка, выступали в роли перекрестка торговых путей, ведущих на Запад и Восток (недаром там найдены крупные клады арабских дирхемов). Железнорожденные – адепты тупого насилия ради тупого насилия: их идеология утверждает, что настоящий мужчина за всё платит «железную цену», то есть все приглянувшиеся вещи должен получать не иначе как вооруженным путем. Доходит до абсурда, вроде того, что для мужчин железнорожденных считается позорным носить украшения, добытые иначе, как в бою, а добытых в бою невольников нельзя продавать. Что самое главное – во всё это ещё можно было бы поверить, если бы речь шла о социуме, живущем в состоянии перманентной войны с внешним миром – но последние триста лет железнорожденные бОльшую часть своей истории признавали верховную власть Железного Трона, восставая лишь в периоды откровенной его слабости.       Иными словами, реализм откровенно принесен Мартином в жертву ради того, чтобы пускать слюни на созданный его извращенной фантазией социум буйнопомешанных. Для пущего счастья железнорожденные сделаны ещё и утрированными расистами – жрецы их Утонувшего Бога всерьез втирают пастве, что их предки, в отличии от остального человечества, происходят со дна морского, откуда они и прибыли на Железные острова (привет современным адептам национал-социализма, всерьез верящим, что нордические скандинавские «арийцы» разделяли их политические взгляды и хранили «чистоту крови», да) – что, правда, никак не мешает железнорожденным не только захватывать женщин с «зеленых земель» (континента) в сексуальное рабство (т.н. «соленые жены»), но и признавать рожденных ими детей как своих – хотя, казалось бы, у «соленых жен», а значит и у рожденных им детей, нет «правильного» происхождения «со дна моря». Логики тут нет – даже самой примитивной и очевидно ошибочной из серии «раз своя земля железнорожденных прокормить не может, то они объявили бандитизм делом чести».       И самое главное – нельзя даже сказать, что Мартин не понимает фантастичность и откровенную неустойчивость описанной им социальной модели. В двухтомнике «Пламя и Кровь», посвященном истории Вестероса, он описывает правившую до Завоевания Эйгона Железными островами династию Хоаров, которая, завоевав Речные земли, взяла курс на покровительство торговле и построение стандартной феодальной монархии вплоть до покровительства культу Семерых (местная пародия на христианство). Но после того, как Эйгон Завоеватель уничтожил Хоаров и изгнал железнорожденных из Речных земель, они вернулись к исходному образу жизни, вплоть до изгнания жрецов Семерых. Правда, почему-то в реальной истории после распада империи Кнутлингов и изгнания скандинавов из Англии страны Скандинавии вовсе не вернулись в эпоху викингов и языческое прошлое, а продолжили двигаться в направлении феодализации и христианизации – хотя им даже никакая панконтинентальная империя не диктовала условия. Но, видимо, Мартину виднее.       Обитающие на крайнем западе мартиновского мира железнорожденные – не единственный пример построения автором откровенно чернушного социума: на фоне дотракийцев, кочевников из степей восточного континента Эссос, железнорожденные с их «железной ценой» кажутся просто толстовцами. У дотракийцев насилие возведено в абсолют: если реальные кочевники, побеждая оседлые цивилизации, сплошь и рядом облагали покоренных данью (как это монголы сделали с Русью, Болгарией, Грузией и рядом других народов) или занимали место господствующего класса у побежденных народов (см. такие государства, как султанаты турок-сельджуков и турок-османов, ильханат Хулагуидов, юаньский Китай), то дотракийцы возвели насилие и разрушение в самоцель: население завоеванных ими стран (таких, как Сарнорское царство) они поголовно режут или, в крайнем случае, обращают/продают в рабство, а города превращают в руины.       Насилие у дотракийцев до такой степени является нормой, что «свадьбы хотя бы без трех смертей кажутся дотракийцам скучными». Свадьба Дэйнерис Таргариен с кхалом Дрого, одним из дотракийских вождей, «оказалась особо благословенной: прежде чем день окончился, погибла дюжина мужчин». Интересно – Мартин, фонтанируя этими кровожадными описаниями, хоть на мгновение задумался о том, что в домодерновом обществе, где процветает кровная месть, подобные практики приведут к самоистреблению сообщества, если уж даже случайные убийства соперника на западноевропейских турнирах – состязаниях, где смерть противника вовсе не ставилась целью – порой приводили к взаимному насилию вплоть до ответных убийств[1]? Впрочем, линия, связанная с дотракийцами, итак полна откровенного абсурда: плавки золота в котелке или утверждения, что дотракийцы не носят доспехи, потому что считают их уделом трусов (почему-то реальные кочевники до этой «светлой» идеи не дошли), что не мешает им успешно воевать со всеми вокруг (сливают они лишь суперсолдатам-евнухам Безупречным).       Впрочем, что там отказ от ношения доспехов, если у дотракийцев вообще есть совершенно идиотские правила вроде концепции, согласно которой любой человек, упавший с коня, не может вести людей или тем более быть кхалом – хотя любой, кто имеет военный опыт, должен понимать, что упасть с седла в силу самых разных причин (норовистый конь, болезнь, тяжелое ранение – да хоть сглаз, в конце концов, у нас архаика или нет?) может даже самый могучий воин, гроза и ужас мира. Тут же как только Дрого (на которого его кхаласар ещё недавно чуть ли не молился и жена которого, согласно пророчеству, должна родить «жеребца, который покроет мир», грядущего вождя всех дотракийцев) падает с лошади, его ко (военачальники) и прочие приближенные бросаются наперегонки дезертировать из кхаласара, предварительно насилуя его наложниц - ещё даже до того, как у Дэйнерис рождается мертвый ребенок и она душит Дрого подушкой.       Сексуальная жизнь дотракийцев, опять же, выдержана вполне в духе десадовских фантазий. Специально подчеркнуто, что дотракийцы совокупляются с женщинами «по-собачьи» (надо думать, именно потому, что такая поза многими считается унизительной); также сказано «дотракийцы в своих стадах ведут себя подобно животным. В кхаласаре нет уединения, они не знают ни греха, ни позора в нашем понимании». Интересно, Мартин, измышляя дотракийцев с их публичными совокуплениями, хотя бы анекдот про «советами замучают» не удосужился вспомнить – а уж тем более подумать про то, что в реалиях общества, где далеко не у всех мужчин есть женщины, такая практика, опять же, не приведет ни к чему, кроме бесконечных выяснений, кто тут главный альфа-самец? Не говоря уж о том, что в реальных архаических социумах есть куча табу, связанных с сексом, и публичное совокупление не приветствуется и по этой причине. Из той же серии дотракийская традиция отправлять вдов кхалов в Ваэс Дотрак, единственный дотракийский город, где находится совет этих самых вдов – дош кхалин. Что, никто из дотракийских кхалов не отказался спровадить мать в Ваэс Дотрак на пожизненное заточение?       До кучи у них под боком обитает племя лхазарян, именуемых также «ягнячьим народом» – миролюбивых и не способных защитить себя людей (хотя, казалось бы, если они имеют дело с отморозками вроде дотракийцев и до сих пор живы – должны были выучиться хорошо воевать), взаимодействие которых с кочевыми родственниками больше всего напоминает произведение де Сада «Жюстина, или несчастья добродетели», где красивую и чистую душой героиню истязает толпа сексуально озабоченных злодеев с тягой к произнесению многословных монологов о величии Зла (разве что дотракийцы не сильны в философии и риторике): дотракийцы приходят, методично грабя и насилуя местное население. Сами лхазаряне настолько беспомощны, что разные дотракийские кхалы даже не боятся резаться меж собой за то, кто именно будет в данный конкретный момент их грабить.       К слову о птичках: роль таких же «Жюстин», как и «ягнята»-лхазаряне, в мире «Песни Льда и Пламени» играют смуглокожие жители острова Наат – пацифисты-вегетерианцы, поклоняющиеся божеству сферического добра («Владыке Гармонии»). Работорговцы ценят наатийцев за то, что они не способны дать им отпор, послушны, а вдобавок ещё и привлекательны (говорю же, целый народ Жюстин!). Тут содержится ровно та же идея, что в десадовской «Жюстине» - всякий, кто не хочет быть палачом, обречен быть жертвой, третьего не дано. Правда, миролюбие наатийцев сравнительно с лхазарянами Мартин кое-как замотивировал – у них на острове водятся бабочки, переносящие болезнь, убивающую всех чужаков, что не позволяет захватчикам обосноваться у них надолго.       Примечательна сюжетная линия Дэйнерис Таргариен, начало которой тесно связано с дотракийцами. Когда брат Визерис выдает её замуж за кхала Дрого, она поначалу боится и его, и прочих дикарей, но потом учится управлять мужем, манипулируя им через потрахушки, и даже не особо жалеет, когда тот убивает её брата. Но во время разорения земель лхазарян Дэйнерис спасает лхазарянских девушек от надругательств дотракийцев (что приводит к недовольству людей Дрого) и разрешает лхазарянке Мирри Маз Дуур лечить мужа, что приводит к схватке с кровными всадниками Дрого, пытающимися помешать проводимому Мирри Маз Дуур ритуалу. Ритуал этот в итоге Дрого не вылечил, а превратил в овощ, а сын, которого Дэйнерис носила во чреве, родился мертвым. Мартин словно подводит нас к мысли, что следуй Дэйнерис до конца морали дотракийцев и избавься полностью от сострадания к другим людям, её муж мог бы остаться в живых.       Не менее ценен для анализа мировоззрения Мартина образ Безупречных – суперсолдат-евнухов, единственной силы, которая смогла остановить дотракийцев, разгромив их некогда в битве при Квохоре. Безупречные полностью лишены собственной воли и безоговорочно преданы хозяину. Изготовляют их – с раннего детства - путем жесточайшей муштры типа хождения по горящим углям (ну, тут ещё куда ни шло), садистских (а во многом – и откровенно идиотских) испытаний наподобие убийства щенков и маленьких детей, а также полной кастрации (чтоб на баб не вставало). Интересно, а с чего Мартин взял, что кастраты - хорошие воины? Он, конечно, пытался «решить» проблему с выработкой тестостерона и прочими порождаемыми кастрацией проблемами, упомянув, что они пьют волшебное зелье, именуемое «вином мужества» (попытка решить все проблемы объяснением в духе «ну это же магия» так себе отмазка, особенно для произведения, декларирующего «реалистический подход к фэнтези»), но не проще сделать волшебное зелье, которое подавляет сексуальное желание – без кастрации?       Впрочем, не будем судить Мартина строго – просто у него фетиш на описание того, как людей кастрируют и вообще увечат. Точно также и сюжеты про испытания формата «купи ребенка у хозяина за одну монету и убей на глазах рабыни» или «задуши собаку, которую сам же ранее целый год воспитывал» нужны в первую очередь потому, что автору всячески хочется посмаковать тот факт, что человеческая (и чья бы то ни было) жизнь в его мире ничего не значит: недаром между делом упомянуто, что две трети Безупречных помирают в процессе муштры, а Безупречных, отказывающихся душить собак, самих скармливают неубитым собакам. Правда, увлекшись этим смакованием бесчеловечности, Мартин даже не подумал о том, что все эти испытания из серии «задуши собачку / ребенка» заточены в первую очередь под создание исполнительного убийцы-карателя, но Безупречные, вроде бы, заявлены в первую очередь не как местный «Дирлевангер», а как элитные войска.       Специфический характер носят и религии мартиновского мира. Скажем, в Вольном Городе Браавосе есть открыто функционирующий отвратительный культ бога смерти Многоликого (Черно-Белый Дом), где можно на легальной основе покончить с собой, выпив отравленной воды. Ну да ладно, это ещё куда ни шло – в конце концов, маргинализация самоубийства в рамках западной цивилизации связана с авраамической традицией (хотя осуждение самоубийства присутствует и в других религиях откровения, таких как буддизм и джайнизм). Но в рамках того же культа Многоликого действует ещё и орден наемных убийц Безликих – опять же, на вполне легальной основе – и никто ни из браавосского олигархата, ни из взаимодействующих с Браавосом государств не пытается «прикрыть лавочку», хотя наличие ордена убийц-магов, способных с почти стопроцентной вероятностью убить кого угодно, очевидным образом должно многим сильным мира сего действовать на нервы.       Исторический подкованный читатель, стремящийся вступиться за Мартина, разумеется, может вспомнить наемных убийц-ассасинов, действовавших на Ближнем Востоке в XI-XIII веках. Проблема в том, что реальные ассасины – это не банальные киллеры (и уж тем более не супер-пупер-убийцы с магическими способностями), готовые убить кого угодно, лишь бы заплатили, а конкретное направление в шиитском исламе (исмаилиты-низариты), устранявшее в первую очередь своих политических врагов. Да и то в итоге иранское государство ассасинов со столицей в Аламуте в XIII веке уничтожили монголы, а их крепости в Сирии некоторое время спустя разрушили египетские мамлюки.       Таким образом «реалии», якобы формирующие разные типы обществ и их морали у Мартина, на деле столь же фантастичны, как и у де Сада. Но если цель той игры в поддавки, которой занимается последний, прозрачна – подыграть очередному извращенцу, то целью Мартина (по крайней мере, декларируемой на публику) вроде бы является возможность писать реалистичнее, интереснее и ярче. Получается, однако, в результате, нечто настолько странное и настолько схожее с десадовским идеологическим посылом, что невольно задумываешься – дело ли в том, что у автора были ещё какие-то цели, или просто в том, что он потакает вкусам вполне современного общества, которое нуждается в искусственном оправдании своих пороков? [1] По одной из версий, в 1234 году граф Голландии Флорис IV был убит на турнире в Нуайоне (по другой версии – в Корби) Филиппом Юрпелем, графом Клермона, и в отместку граф Клеве Дитрих V убил самого Филиппа – дядю французского короля Людовика IX! В 1273 году нарушение правил турнира в Шалон-сюр-Сон привело к схватке между рыцарями короля Англии Эдуарда I и герцога Бургундии Роберта II.