Нелёгкое признание

без любви ты никто, ты всего лишь мертвец в отпуске, так, имя, фамилия и парочка дат для надгробия, с тем же успехом можно сразу умереть.

      Неравенство. Вот слово, которое определяет не столь отдалённые времена того мира. По стечению обстоятельств некоторые люди посчитали, что они лучше других. Если человек хоть как-то отличался от них, хоть одним признаком, он уже считался хуже и не имел тех же прав, что и «главные». Слово из одиннадцати букв вызывало неприятное жжение там, где, как могло бы показаться, у людей должна быть душа.       Элайза не любила, когда кто-то её не уважает только потому, что она «слабая девушка». Во-первых, она может быть по сильнее многих мужчин, особенно это касалось ума, логики и моральной выдержки. Во-вторых, по её мнению, пол не определяет твои качества. Большая ошибка тех, кто придерживается стереотипов.       Стереотипы касаются каждого. Они присутствуют в головах, но не от скупости ума, а от того, как устроено наше восприятие. Мозг — сложная штука, вы не поверите. В нём происходит столько процессов, а когда дело доходит до оценки встречаемого тобой человека, ему проще повесить ярлык и продолжить свою деятельность, не отвлекаясь на более сложные операции. Гораздо хуже, когда люди идут на поводу у этих ярлыков. Вешают на всех без разбора табличку «плохой», а всё потому что «плохие» просто другие.        «Ведь если они другие, это не значит, что они плохие, — думала Элайза, блуждая взглядом по потолку своей комнаты, отвлёкшись от чтения книги. — Других не уважают и не ценят только из-за кажущейся ущербности и «явном» проигрывании на фоне «идеальных» и «правильных». Вот почему так происходит? Почему человек может думать, что он лучше другого?»       С предубеждениями относятся к женщинам, к людям другой ориентации, цвета кожи, вероисповедания, достатка, профессии, социального положения. Всё это плохо, если вредит людям, но и если все будут мыслить одинаково… так неинтересно.       Интересно, но сложно жить в мире, в котором ты находишь свою пару по буквам на руке. Особенно, если ты женщина или любой другой человек, которого могут притеснять. По правилам если ты признаешь своего соулмейта, то вы либо приняты обществом, либо нет. Не принимают пары ориентации, отличной от гетеросексуальной, межрасовые, межсоциальные, межрелигиозные и так далее. Суть вы поняли.       Если тебе «посчастливилось» иметь одобренную пару, то парень становится главным, а девушка — подчинённой, фактически вещью. У неё редко бывает своё мнение, она не может принимать решения без одобрения мужа. То есть тот призрачный шанс, на который рассчитывала Элайза, растворялся в воздухе, как последние звёзды гаснут на светлеющем небе.       Элайза была непростой девушкой. Она хотела многого добиться. Она не хотела замуж так, как хотели другие, не хотела нянчиться с детьми, не хотела следить за домом. Её волновали загадки, расследования, помощь полиции и тем, кто попал в беду. Элайза горела возможностью стать самостоятельной девушкой, которой не указывали бы, как и что делать, говорить, думать. Странно, но даже думать запрещалось.       Ситуация усложнилась, когда всплыла история с соулмейтами. Девушка была уверена, что человек, предназначенный ей судьбой, никогда не объявится, и она спокойно будет жить, раскрывая преступление за преступлением, поборов жуткий стереотип в обществе. Точнее, один из.       Всё стало ещё хуже ровно в тот момент, когда соулмейт появился. Она узнала его в друге детства, в Уильяме Веллингтоне, в детективе, который не так активно насмехался над её амбициями, но всё равно задевал самолюбие. Отец всё будто заранее знал и наверняка думал, ровно как и Уильям, что скоро Элайза успокоится и подчинится негласному и общепринятому правилу. Они признаются, что соулмейты, поженятся, нарожают детей, и будут жить душа в душу. Только Элайзу почему-то никто не спрашивал.       — Почему ты не признаёшь своего соулмейта? — спросил однажды Генри у своей дочери.       Конечно, подобный вопрос встречался часто в их разговорах, но теперь в его голосе словно что-то поменялось. То ли он чувствовал приближение своего конца, то ли так отчаянно хотел помочь им, что решился на последний разговор.       Элайза обычно не отвечала, но услышав совсем другую интонацию, мотнула головой и с печалью в голосе сказала: «Тогда я не смогу работать. Хотя очень хочу. И ты это прекрасно знаешь».       — Элайза… — Отец отложил газету в сторону и поправил очки на носу. — Эта невозможно. Поверь, как бы я ни хотел, так не получится.       Он говорил мягко, не желая её обидеть. Девушка, воспринимающая такие слова болезненно, среагировала как ёжик, свернувшийся в клубочек.       — Почему? Разве я прошу чего-то плохого? Разве это запрещено законом? — она скрестила руки на груди и отвернулась к окну, сфокусировавшись на каплях дождя. — Я не буду заниматься ничем таким, чтобы порочило твою и мою честь.       Отец вздохнул.       — Есть определённые негласные правила в обществе. И все стараются их соблюдать. Я не хочу, чтобы у тебя были из-за этого проблемы. И всё это интересно и увлекательно в теории, на практике ты столкнёшься с такими ужасными вещами, с которыми можешь не справиться, потому что ты девушка.       — Почему обязательно не справлюсь? — спросила Элайза и резко повернула голову, встретившись с печальными глазами отца. — Ты ведь не сомневаешься во мне?       — Нет. Я переживаю. Тебе будет лучше, если ты будешь с Уильямом, он будет тебя защищать, когда я не смогу этого сделать.       Элайза развела руками и обессилено, словно у неё больше не было аргументов, сказала:       — Отец, не говори так. Я буду глубоко несчастна, если буду следить за домом и нянчиться с детьми. Я ведь могу гораздо больше!       Он замолчал. Спор с дочерью, если дело и приходило к этому, часто заканчивался его молчаливым отступлением. Всё осложнялось тем, что ей по-настоящему нравился Уильям. И нравилась её будущая работа. И отложив чувства на потом, она работала и пыталась доказать всем, в том числе себе, что отлично может справиться с «мужской» работой и повернуть общественное мнение на пару градусов.       Загруженная своими проблемами, Элайза вдруг забыла, что у её друзей тоже могут быть сложности выбора. Так, в один из вечеров, когда Моисей рассказывал об информации, которую он нашел к новому делу, Элайза заметила в груде бумаг фотографию незнакомки: светленькой девушки. Она не фигурировала в деле, но возможно, это новое лицо, причастное к расследованию, поэтому детектив поинтересовалась, кто же это. Моисей быстрым движением спрятал фотографию в нагрудный карман и раздражённо огрызнулся. Видимо, личное. Пазл в голове сложился быстро: фото девушки плюс недружелюбная реакция равно любовный интерес.       Элайза улыбнулась и кивнула другу, мол она его прекрасно понимает. И не задавая вопросов, продолжила слушать уже не такой слаженный рассказ Моисея.       — Всё в порядке? — обеспокоилась она. — Моисей?       Тот, не отводя задумчивого взгляда от подсвечника, ткнул себя пальцем в грудь, в район сердца, куда убрал фотографию. И глупому человеку было понятно, что Моисей сильно расстроен из-за этой милой девушки, улыбающейся с фотокарточки.       — Это Ваша подруга? — спросила Элайза, мягко посмотрев на мужчину. — Вы стали печальны, увидев её. С ней всё хорошо?       — Пообещай, что никому не скажешь, мисс Скарлет, — глухо сказал он и после кивка девушки достал фотографию. — Это Эмма, мой соулмейт. Но, как ты понимаешь, я не могу ей признаться в этом.       Элайза печально кивнула, стиснув руками кружку чая. Моисей был темнокожий мужчина, а Эмма — светлокожая. Уже исходя из этого, они не могли быть вместе: межрасовые браки преследовались по закону.       — Она чудесная. Кроткая, добрая, вежливая. Не то, что я. Беспринципный убийца. Какая же судьба стерва, как же она любит иронию.       — Вы думаете о себе слишком плохо, — сказала Элайза и склонила голову на бок, ища в глазах Моисея хоть искру того чувства, о котором он говорил. Его взгляд потеплел, когда он сказал о своей возлюбленной, но тут же погас, как только мужчина сказал о себе. Словно подвёл черту. Они не могут быть вместе во всех смыслах.       — Она Вас любит? — решилась на довольно дерзкий вопрос Элайза.       — Да. Но это не важно. Мы не можем быть вместе. — Моисей тяжело вздохнул и встал из-за стола. — На мне и без того стоит клеймо позора: я вор. Не хочу подвергать её опасности и совсем другой жизни, за чертой. Мне не важно. Что здесь, что там я буду преступником. Я всегда порицаем обществом. Но я не хочу, чтобы она страдала от этого.       Он надел шляпу и поправил её, посадив ближе к глазам. Элайза встала, не находя слов. Казалось бы, такой чёрствый и пугающий мужчина мог быть столь опечален вынужденной разлукой с девушкой. В этом отношении Элайза пошла по дороге предубеждений и сама же щёлкнула по носу — все имеют право на чувство, глубокое и искреннее.       — Моисей, а Вы спросили у неё? Что она вам сказала?       Он задержался на секунду у дверной ручки и, не оборачиваясь, сказал:       — Она очень упряма. Говорит, что убежит за мной куда угодно.       — Ей нужно принять решение самой. Вы своими словами и опасениями делаете ее несчастной. Она останется тут одна, и свет ей не будет мил без Вашей любви. А с этим чувством любой горы свернёт и станет в миллионы раз сильнее. Она всё выдержит, доверьтесь ей. Она не так слаба, как может показаться на первый взгляд.       Моисей, выслушав порыв Элайзы, хмыкнул и вышел. Чуть слышно скрипнула дверь. Позже она узнает, что её слова повлияли на их решение: они стали гораздо счастливее.       Спустя какое-то время к ней обратился хороший друг, Руперт Паркер. Он часто спрашивал у Элайзы совета, и она не могла отказать ему. Во-первых, потому что не хотела, во-вторых, он поддержал её в начинаниях и радовался успехам не меньше её самой.       — Элайза, мне нужен Ваш совет.       Он сел у неё в гостиной и судорожно пытался снять перчатки, но вышло неаккуратно и нервозно. Элайза присела напротив.       — Конечно, Руперт.       — Вы знаете обо мне кое-что, что другие женщины и многие мужчины не знают. И поэтому я хотел бы поговорить о соулмейтах. Мне кажется, я нашёл своего.       Девушка горько улыбнулась. Она знала, что соулмейт Руперта — парень. От этого становилось тяжко на душе: ещё одна страдающая человеческая душа не могла найти решения. В мучительных раздумьях слабый человек прилетел на крыльях ранящей любви спросить совета у той, что всегда помогала.       — И что же Вы думаете делать?       Руперт развёл руками, закрыв лицо.       — Я не знаю. Поэтому и хотел спросить совета. Как же поступить?       Элайза пересела к другу на кушетку и положила руку на плечо.       — Мой дорогой Руперт, я не могу, — сказала она, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Вы просите меня не дать совет, а решить всё за Вас, потому что это очень сложный вопрос.       — Но Вам ведь проще, Вы не будете изгнаны из общества, если признаете своего соулмейта. А я окажусь по ту сторону черты.       Люди часто забывают о бедах или проблемах других, когда охвачены собственными невзгодами. Погрузившись с головой, ты отключаешься от мира и не слышишь ничего, кроме собственного голоса. Элайза прикусила язык, чтобы не обижать Руперта. У неё свои проблемы, у него — свои. И раз он не спрашивает о ней, нужно что-то сказать о нём и его ситуации.       — Единственное, что я могу вам сказать: слушайте своё сердце. Не принимайте импульсивного и поспешного решения, обдумайте его. Можете даже рассуждать вслух.       — Хорошо. — После минуты раздумий он встал и начал ходить по комнате. — Если я откажусь от своего соулмейта, я останусь глубоко несчастным до конца жизни, но в обществе. Моя жизнь никак не поменяется. Если признаю его, то буду вынужден оказаться в другом мире, зато я буду с тем человеком, который сделает меня счастливым и без этого. — И тут Руперт остановился, с надеждой посмотрев на подругу. — А может быть найти такую же пару, как мы, только женского пола, и заключить договор?       — Вы о чём? — непонимающе нахмурилась Элайза.       — Я буду с одной девушкой как соулмейт, мой соулмейт — с другой, но при этом и эти девушки будут соулмейтами друг друга. Кажется, не плохая идея, так?       Он взволнованно подошёл и снова сел на кушетку. Глаза Элайзы забегали по его восторженному лицу и не смогли скрыть грусть.       — Руперт... — она мягко попыталась вернуть его в нужное русло. — Мне кажется, это довольно сложно. Удастся ли вам найти такую пару, которая согласится на это? В Вашем окружении, Вашего статуса... — Элайза замялась. — Конечно, попробовать стоит. Но согласится ли Ваш соулмейт?       — Да, мой дорогой друг, это всё очень и очень сложно.       Руперт вздохнул и задумался. Ей было так жаль, что она не может ему помочь. Вот одна из главных проблем общества — оно заставляло выбирать. От такого страдали хорошие люди, которые явно не заслуживали мучений.       Затея не увенчалась успехом. Он с Патриком так и не нашёл пару, которая могла бы согласиться на такое, и пара, не желая уступать друг другу, разошлась. И по сей день Руперт приходит к Элайзе и долго смотрит в окно. Будто увидит, как возвращается Патрик, и он на всё, что тот предложит, согласится.       Вскоре, после одного дела с махинациями, у Элайзы появилась хорошая знакомая, дочь влиятельного человека. Нира, так звали девушку, искала поддержку в окружающих, но не знала, кому довериться. В итоге она решилась всё рассказать детективу, которая отлично хранит чужие и свои тайны.       — Мне строго запрещено говорить об этом, Элайза, но Вы знаете… я еврейка. И моя религия отличается от Вашей. Моя семья исповедует иудаизм.       Нира сильно теребила краешек платка и смотрела в пол, не смея поднять взгляда. Она словно боялась и смущалась одновременно.       — Не волнуйтесь, никто от меня этого не узнает, — сказала Элайза самым дружелюбным и спокойным тоном. — Вы знаете мой секрет, я знаю Ваш. Мы можем доверять друг другу.       — Да, спасибо большое, — успокоилась Нира и заправила выбившуюся из причёски кудрявую прядь. — Так сложно признаваться в этом даже друзьям. — Недолгая пауза. — Мой соулмейт исповедует ислам. Мы не можем признаться в обществе без должных последствий.       Элайза обречённо вздохнула. Когда вдруг она стала тем убежищем, к которому прилетают раненые обществом птенцы? Она не знала. Успокаивала мысль о хорошем деле: ей могли довериться, и это оставалось одним из самых ценных моментов её жизни.       — Милая моя, что говорит Ваш соулмейт?       — Берен говорит, что готов отказаться от всего ради нашей любви. — Нира посмотрела на Элайзу с такой горечью, что у последней сердце сжалось. — Ему всё равно, где и как жить, главное, со мной.       Как же болела душа за несчастных людей. Это хуже, гораздо хуже, чем быть самому несчастным. Особенно когда ты не можешь помочь делом, не можешь разрешить все проблемы по щелчку. Вот так. Оставалось только одно: придавать силы любыми способами.       — Он сильный человек. И искренне вас любит. Или Вы сомневаетесь в его словах?       — Нет, не сомневаюсь. Я люблю так же свою семью, и не хочу их покидать, зная, что мы никогда не сможем увидеть друг друга. Моя милая Элайза, что мне делать? Вы всегда так мудры и умны, посоветуйте мне!       Девушка говорила с жаром, смотрела горящими глазами и с нетерпением ждала тех самых слов, которые хочет услышать любой: у вас получится остаться в выигрыше в любом случае. Все проблемы разрешатся, а вы, везунчики, не будете лишены дома и семьи. Увы, это было бы ложью.       — Это будет только ваше решение, — довольно серьёзно сказала детектив. — К сожалению, вы, как и многие, встанете перед выбором: семья в обществе или семья вне его. Не хочу вас подталкивать ни к одному из лагерей, боюсь сделать вас несчастной. Но прошу вас, подумайте, где ваше сердце будет более спокойно?       Это было последнее появление Ниры в гостях у Элайзы. Больше о ней она не слышала, но могла догадаться, что она и Берен где-то на краю мира самые счастливые.       Однажды Уильям рассказал историю, которая произошла с его другом, советником Джейсоном Голдом. Всё это — большой секрет. Но мы с вами, в том числе и Элайза, умеем хранить секреты.       Джейсон Голд был женат. Брак по расчёту встречался нередко: так случалось с теми, кто не нашёл себе «равных» соулмейтов. Всем врали, что пара — соумейты, и те женились. Не сказать, что это были глубоко несчастные люди. Скажем так, они не могли познать истинного счастья. Их мир состоял из обмана и фальши, и лишь работа или хобби могли принести хоть маленькое удовольствие. Такие пары не имели своих детей, у них просто не получалось.       Жена Джейсона, миссис Голд, отличная женщина, не самая худшая партия для брака. Они терпели друг друга, в последнее время стали даже жить по разным домам. И однажды он встретил девушку, молоденькую, маленькую, с огромными детскими глазами и наивными рассуждениями. Она работала в его доме совсем недавно, её наняла домохозяйка в помощь прислуге. Сюзанна, так её звали.       Джейсон быстро понял, что это не просто девушка. Она его соулмейт. По вечерам он разглядывал руку, которую всегда прятал под длинным рукавом рубашки и пиджака. Надпись никогда не стиралась, казалось даже, что с каждым днём становилась всё чётче. Роман быстро закрутился. Джейсон никогда ещё не был так счастлив: от доверился Уильяму и поделился с ним своей радостью. Как тяжёлый груз на шее висела его жена, с которой он хотел поскорее развестись. Не радовали и последствия нового брака: он потеряет статус, должность, положение, деньги. Всё из-за того, что судьба дала ему такие слова на коже.       Он спрашивал у Уильяма, как же ему поступить. Тот пожимал плечами, ведь и сам не знал, как стоило бы. Он весь оставался во отношениях с Элайзой и их вечных спорах.       Сюзанна не стала давить на Джейсона и уволилась, побоявшись услышать любой ответ. Мужчина чуть с ума не сошёл. Стал похож на свою тень: бледную, полупрозрачную. От уверенности и след простыл. И всё, что у него осталось, её лента для волос, которую он всегда носил с собой.       Сидя за ужином, Уильям вдруг вспомнил об этом и спросил: «Элайза, когда мы признаемся, что соулмейты? Мы давно прошли ту черту. Осталось только официально заявить». На что она ответила: «Когда женщина в паре сможет стать отдельным звеном, а не прилагающимся. Когда у неё появится больше прав и свобод. Когда я смогу спокойно работать, и ты никогда не поставишь мне это в вину».       — Что ж, будем ждать, — с грустным вздохом сказал Уильям и продолжил есть пережаренное мясо, словно это лучшее, что он когда-либо пробовал.