Волк? Волк! Волк...

Слэш
NC-17
Завершён
201
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в любом виде
Награды от читателей:
201 Нравится 7 Отзывы 33 В сборник Скачать

И тишина в ответ

Настройки текста
      Глупо ожидать от изолятора уюта. Уюта и нет. Но и удручающего впечатления Клетка не производит. Стены обиты мягкой губкой и желтым ситцем. Веселеньким. Друг против друга откинуты полки как в поезде — кровати. Они тоже покрыты губкой, надежно закрывающей все острые углы. Сидеть на ней даже удобно, что очень радует.       Назвать условия временно пребывания комфортными, конечно, нельзя: Клетка тесновата и в ней начисто отсутствуют естественные источники света (оказаться в темноте не дает только тусклый плафон над дверью). Плюс плохая вентиляция, отчего в комнате душно. Но это опасно только для клаустрофобов. Македонский клаустрофобом не был, поэтому спокойно расположился в уголке между «санузлом» и кроватью. «Санузел», кстати, оборудован весьма цивильно — раковина и замаскированный под ведро унитаз, — поэтому нахождение рядом не вызывает брезгливости. Скорее чувство безопасности. «Я в домике» вроде.       — Эй, ты чего туда забился? — раздалось с дальней кровати. Не всем понятна прелесть уединения. И совсем не понятна она Волку. — Думаешь, там тебя Ящики не найдут?       Волк вытянул шею, заглядывая за раковину. В руке дымится сигарета — еще одна причина, по которой в комнате душно. Но это ничего — пусть лучше душно, чем одиноко. Одиночество, в отличие от уединения, штука неприятная.       — Я для них невидимка. Они меня и посреди акулиного кабинета не найдут, — имитируя разочарование, отозвался Македонский.       Волк прыснул и отвел взгляд. Он всегда так делал, когда эмоция опережала разум. Затянувшись, парень встал и обогнул раковину.       — Вылезай, а то у меня чувство, будто я один, — свободной рукой он схватил Македонского подмышку и ловко вытянул. — А когда я один, я буйный.       — А когда не один — спокойный, — кивнул Македонский. Он быстро глянул на Волка: не обиделся ли? У того случаются взрывы из-за вроде бы безобидных шуток. В условиях Клетки это будет проблемой.       Кажется, пронесло. Волк самодовольно хмыкнул:       — Да, я — образец спокойствия и адекватности в этом безумном Доме.       Тут он себе польстил. Но кто такой Македонский, чтобы возражать? В конце концов, он сам в изолятор попал не за спокойствие.       Почти каждого в Доме накрывает раздирающее чувство беспросветной тоски. Кто-то из-за этого режет вены. Кто-то в один присест приканчивает недельный запас алкоголя. Македонский бился, круша все вокруг и крича таким голосом, что особо впечатлительные предлагали звать экзорцистов. Это происходило не часто. Обычно состайники успевали скрутить и утихомирить Мака до вмешательства посторонних. Но в этот раз это произошло на глазах у Гомера, неизвестно зачем заглянувшего в четвертую. Наверное, хотел самоотверженно заменить на посту Ральфа. Фазаний пестун картинно схватился за голову и позвал Пауков. Так Македонский и оказался в компании Волка и желтых стен.       — Курить будешь? — Волк выдохнул дым.       — Нет.       — Ты хоть умеешь? — сощурился Волк.       — Не знаю. Я никогда не пробовал.       — Я тебя научу, — Волк глубоко затянулся. Выпускать дым он не торопился. Зато поторопился схватить Мака за затылок и накрыть его губы своими. Все, теперь можно и выдыхать.       Мак от неожиданности закашлялся и отшатнулся. Его больше и не держали. Оранжевые глаза насмешливо сощурились. Прокашлявшись, Македонский отошел к своей койке и присел. Молча. На пол. Откуда, все-таки, это желание оказаться внизу? Спрятался вроде как?       Окурок пшикнул в раковине, и Волк подсел рядом.       — Целоваться ты тоже не пробовал, — не спрашивает, а констатирует. Македонский ткнулся подбородком в колени.       — Эй, — возмущенно окликнул Волк. — Ты должен ответить: «А ты меня научи!».       — Ну, извини, — отвечать так совсем не хотелось. Да и разговаривать тоже.       Македонский с грустью подумал, что для Волка это простое развлечение. Он мог бы так пошутить и со Сфинксом, и с Лордом… Да с кем угодно! От этого становилось тоскливо… Нет, такие мысли до добра не доведут. Поэтому Македонский потряс головой, прогоняя их.       — Мак, ты чего? Обиделся? — в голосе Волка не осталось шутовства. Даже появились извиняющиеся нотки. Он обнял Македонского за плечи и прильнул к его щеке. Ровное сердцебиение и мерное дыхание успокаивали. Македонский расслабился и сам не заметил, как его ладонь скользнула Волку за спину. Пальцы коснулись выпирающего позвонка, второго, третьего… Так через всю спину. Быстрое, отточенное движение.       — Я знаю, что это ты, — голос Волка прозвучал игриво, как у ребенка, узнавшего чью-то не самую приличную тайну.       — Что? — Македонский вздрогнул.       — Это ты наши сны забираешь. И боль.       У Македонского резко потяжелело внутри. Как будто его застали за чем-то плохим. Он уставился себе на кроссовки и начал теребить штанины. Он обещал Сфинксу…       — Ты шаман?       Прозвучало это буднично, примерно как: «Ты сделал уроки?"       — Не совсем, — ответил Македонский полу. — Я не знаю, кто я.       Отпираться он не умел. Да и не хотелось. Хотелось поделиться с кем-нибудь, кроме Сфинкса. Поэтому он начал рассказывать про деда, про ангелов, про секту. Чего теперь терять, если его все равно раскрыли? Хотел коротко, но получилось подробно, со всякими разными подробностями. Волк слушал, не перебивая, только изредка подергивая плечом. Помолчал, когда Македонский закончил.       —Мудак твой дед. И тетка тоже, — подытожил, наконец, он. — А почему раньше не рассказывал?       Мак пожал плечами:       — Зачем? Да и… Сфинксу обещал молчать. И не колдовать. Теперь, получается, обещание нарушил. Наверное, разозлится теперь. Может быть даже выгонит…       Расслабленный и успокоенный пониманием, Македонский совсем потерял бдительность. И не видел, как сильно сощурились волчьи глаза при упоминании состайника.       — Сфинкс, Сфинкс… Ну, и целуйся со своим Сфинксом!       Если бы Мак сейчас видел лицо Волка, он бы промолчал. Но он продолжал разглаживать свои штанины и шутливо отозвался:       — Да он не хочет…       То, как Волка подбросило, Македонский тоже не видел, только почувствовал взрывную волну. Мак шарахнулся, но Волк оказался проворнее. Маку заломили руку и с яростью впечатали носом в пол.       — Ах, не хочет! — крикнул Волк. — А ты Слепому предложи! Или Лэри! А еще лучше Янусу жопу подставь! Или ты уже, а?!       От неожиданности и боли Македонский взвыл. Выступили слезы бессилия. Его грубо вдавливали в пол все сильнее, а любая попытка пошевелиться приводила к тому, что становилось только больнее. Оставалось только замереть в надежде, что скоро все как-нибудь закончится.       — Волк! Перестань! — Македонский попытался перекричать собственное сердцебиение. — Я же пошутил! Пошутил!       Руку отпустили. Македонский, бессильно завалился на бок. Его трясло. В носу противно хлюпало. Он нащупал влагу — ну, конечно, разбил до крови. И как ухитрился — об мягкий-то пол? Парень старался сдерживать всхлипы, но получалось плохо. Практически не получалось. Слишком обидно было. И сил не было.       — Пошутил он, — обиженно прозвучало сверху. Волк завозился и улегся почти вплотную к Маку. Засопел над ухом и обнял, поглаживая пальцами живот. Македонскому было все равно. Волчья рука потянулась к лицу, испачкалась в крови и исчезла. Вернулась, прижала к носу платок. Македонскому стало трудно дышать, и он перехватил ткань. Ладонь, как ни в чем не бывало, переползла ближе к едва не сломанной руке Мака и затихла. Ровное дыхание над ухом снова успокаивало.       «Теперь ты — мой», — скорее догадался, чем услышал Македонский.       Вроде закончилось…       Тишину нарушил металлический грохот. Это из двери вывалилась пластина, образуя одновременно окошко и подставку. Мясистая рука выставила две тарелки.       Волк вскочил, взял порцию и уселся к себе. Македонский тоже поднялся. Он чувствовал слабость и разыгравшийся аппетит. Комковатое пюре с котлетой — не бог весть какая еда, но и она показалась вкусной тому, кто не обедал. И совсем его не насытила.       Волк, видимо, тоже проголодался и быстро расправлялся с едой. Доев, он понес тарелку не к окошку, а Маку. Не говоря ни слова, он перекинул свою котлету ему. Мак опешил:       — Волк, ты чего?! Не надо.       — Ешь, — настоял тот. — А то сил на чудеса не будет.       И отошел.       Сколько времени прошло? Кто знает — часов в Клетке не задумано.       Волк развлекался, ловя в корзинку привязанный шарик бильбоке. Нашел в одном из карманов жилета. Задумчиво подергал за веревочку.       — Крепкая, — пробормотал как будто сам себе. И уже громче:       — Мой рекорд — пятьдесят семь раз. Ставлю свое годовое жалование, что ты его не побьешь.       — Ты хотел сказать семь раз? — хмыкнул Македонский и осекся. Спалился, что следил за игрой.       Волк, ободренный этим, тут же оказался на чужой кровати.       — Мак, вот скажи, а тебе здесь нравится? — Волк активно жестикулировал, поэтому бильбоке мелькал в миллиметрах от конопатого носа и каким-то чудом его не задевал.       — Да. Здесь — мой Дом.       — И что, порядки местные тоже нравятся? И Закон? И Ящики с Пауками, будь они неладны?       — Ты сейчас к чему? — напрягся Македонский.       — Ты что, правда, не видишь? — Волк так выделили это «видишь», что Македонского окатило ледяной волной. Он понял, к чему это. Вернее, к кому.       Со Слепым Волк старался поддерживать приятельские отношения. Так думали все домовские взрослые, кроме одного. И все, кроме одного, ошибались. Волк Слепого ненавидел, потому что не понимал, как тот стал вожаком. И сам рвался на его место.       — Мак, ты представляешь, что с твоими чудесами можно сделать? — глаза Волка горели. — Дом весь будет наш!       — Ты преувеличиваешь мою силу, — как теперь объяснить ему, что Македонский просто выполняет волю Создателя, а сам не обладает особой магией? Так, по мелочи только…       — А ты преуменьшаешь! У тебя низкая эта… как ее… самооценка! Ты же сам рассказывал, что делал, — настаивал Волк. — Тебя просто надо направить. Я знаю как, подскажу. Уберем кое-кого, и все будет.       Мак вздрогнул. Такое уже было.Такие же восторженные речи и глубокая убежденность в своей правоте. Только лет говорящему было раза в четыре больше. Македонский стал задыхаться — почувствовал на шее тугой ошейник. Отвык.       Волк схватил его за плечи. В светлых глазах разгорался безумный огонек. Его Македонский тоже уже видел. Но, в отличие от того раза, у него были силы сопротивляться, хоть и немного. Он решительно покачал головой. Волк насупился.       — Теперь Сфинкс тебя точно выгонит. Уж я постараюсь, — Волк брезгливо поморщился. Оттолкнул Мака, как прокаженного, и в два прыжка оказался на своей кровати. Македонский сжался в комок. Его захлестнули воспоминания и бессильное отчаянье. Что, теперь ему придется уйти? Или сделать нечто гораздо более худшее? Шею стиснуло. Он почти уверился, что больше никогда не ощутит на себе цепь, и на тебе. Еще немного, и он завоет. Надо немедленно что-то делать.       Тяжело бухнувшись на пол, парень пополз к соседней кровати. Никакой реакции не последовало. Мак привалился затылком к кровати.       — Ты пойми, — его голос звучал безжизненно и жалко. — О чем ты меня просишь…       Не выдержал и зарыдал в голос, цепляясь за свешенные с края кровати колени. Волк замер. Коснулся рыжей головы, не отталкивая, но и не успокаивая.       — Да что ты ноешь? Я же не прошу его убивать. Пусть просто из Дома исчезнет.       На привязь его посадить, чтобы не возвращался? Если выбирать, то он, Мак, уж лучше умрет. Но как донести это до того, кто всегда был внутренне свободен? Даже слишком свободен.       Волк отвернулся к стенке, оставив Македонского одного в этом мире. Тогда он уставился на потолочную лампочку как на единственный луч света. Пока она не замигала и не погасла. Отбой.       Македонский поднялся, подошел к раковине и окатил лицо ледяной водой. Стало легче.       — Мак, ты здесь? — испуганный шепот. Его нащупывают подрагивающие пальцы.       Волк боится темноты. Македонский знал это — чувствовал пальцами во время ночных кошмаров. Это Волк придумал сдвинуть в четвертой кровати, чтобы не оставаться ночью в одиночестве. В стае, где постоянно кто-то не спит, горит лампочка, а в окно проникает уличный свет. Что уж говорить про комнату, где даже под дверью отсутствует световая полоска?       — Мак, прости меня, — его отчаянно сжимают в объятиях. Одна рука хватает затылок, другая зажимает в кулак рубашку. — Я дурак, ладно? Прости…       Мак вдыхает запах чужого тела. Расслабляется. Сердце Волка колотится так сильно, что Мак грудью ощущает его удары. Порывисто обнимает Волка и… прощает, что поделать. Но осадок остается.       — Пойдем спать, — Волк за руку тащит Македонского к кровати, укладывается сам и тянет парня к себе.       Они лежат совсем рядом. Дыхание Волка щекочет макушку Македонского, а рука обнимает за талию.Тяжеловато, но Македонский не пытается высвободиться. У него в голове гудит. Он слушает ровное дыхание и понимает, как сильно устал. Тяжело вздыхает и проваливается в глубокий неспокойный сон.       — Проснись и пой! — весело раздалось над ухом.       Македонский вздрогнул и приоткрыл глаза. Над ним склонилась хитрая волчья физиономия. Наступило утро — в комнате уже горел свет. Македонский зажмурился.       — Заткнись и спи, — пробурчал он и отвернулся. В голове все еще гудело, тело двигаться отказывалось. Не выспался.       Волк не отреагировал. Насвистывая, зашумел водой.       А Македонский вспомнил о четвертой. Сейчас должны были начинаться его утренние заботы. Справятся там без него? «Грабли» Сфинксу кто-нибудь прицепит — не такой там сложный механизм. А Толстого догадаются искупать? Сегодня ведь его, Македонского, очередь. И про сломанный чайник Мак не успел предупредить — кипя, тот нагревает не только резервуар, но и ручку. Слепой теперь обожжется.       Нет, Македонский не сможет уснуть под такие мысли. Он сел и потянулся.       — Мы сегодня без завтрака? — дверь закрыта наглухо, окошка в ней нет. Волк пожал плечами.       Македонский взял жилет и принялся рыться в карманах. Должно же там быть хоть что-то съестное. О, в одном и карманов рука наткнулась на упаковочную фольгу. Конфета, судя по форме размеру. Мак достал ее и глянул на лиловый пакетик. «Condom» — гласила надпись. Вот кто такой веселый, а? Горя ушами, Мак поспешил засунуть находку обратно. Не успел — с соседней кровати раздался хохот. Ну, естественно, чем еще заниматься в желтой комнате, кроме как следить за шебуршащимся в поисках пропитания состайником?       Следующий заход оказался удачнее (наученный Македонский пристально изучил содержимое кармана, прежде чем извлекать добычу на свет). Нашлось два леденца в прозрачной оболочке.       — Красная или желтая? — спросил он.       — Красная.       Мак бросил конфету, Волк ловко поймал ее, но разворачивать не спешил.       Желтая была настолько сладкая, что вкуса ее было не разобрать: то ли лимон, то ли ананас. Македонский поморщился.       Волк повертел свою конфету, отбросил ее через плечо и двинулся к Македонскому.       — Я передумал, — он сел рядом, схватил ничего не подозревающего Мака и ловко нырнул языком ему в рот. Опомнился Мак только когда ни конфеты, ни чужого языка во рту уже не было.       Довольный Волк грыз леденец и лыбился.       — Не грызи. Зубы поломаешь, — Мак бездумно уставился на Волка. Почему сейчас его лицо кажется таким притягательным? Не из-за конфеты же.       Фразу глупее придумать сложно, если вообще возможно. Поэтому прозвучала она шепотом.       Волк прыснул, знакомо отводя взгляд в сторону. Македонский зачем-то потянулся к Волку. Чуть-чуть. При желании можно и не заметить. Но Волк заметил и рванулся вперед. Вцепился в рыжие волосы и снова уже по-хозяйски проник в рот. У Македонского перехватило дыхание. Он схватил Волка за плечи. Сердце тяжело стукнулось о ребра.       — Не… надо, — выдохнул Мак, отстраняясь.       На самом деле надо. Волк почуял это и опрокинул Македонского на спину, плотно сжимая коленями его бедра. Провел руками по животу вверх, к груди. Наклонился. Мак почувствовал на лице тяжелое, горячее дыхание. Рука крепко схватила его за волосы, заставляя запрокинуть голову. Зубы прихватили открывшийся кадык. Влажные губы двигались вверх, исследуя все, что попадалось на пути.       Волк отстранился, выпрямился. Теперь он сидел на бедрах Македонского. Пытался отдышаться, не сводя с него взгляда. Смотрел хищно, как на добычу. Губы облизывает. Македонский сглотнул. Когда в книгах вдруг описывали любовное томление, он почему-то всегда думал, что это томление в груди. Только сейчас Мак понял, что оно гораздо ниже — примерно там, где сейчас сидит Волк. Кажется, весь мир сосредоточился именно там.       — Волк, — почти жалобно выдохнул Македонский. Для Волка это послужило пусковым сигналом. Он впился Маку в губы, подцепил его свитер и рывком стянул. Взглядом изучил голый торс. От этого взгляда сердце Мака сделало резкий кульбит.       — Красиво… — хрипло выдохнул Волк. Хотя что красивого можно найти в тощей грудной клетке с торчащими ребрами, Мак не понял.       Движения Волка стали еще резче и порывистее. Он сдернул с Македонского брюки вместе с бельем. Сбросил свою футболку и принялся за джинсы, не отводя взгляда. Македонскому захотелось прикрыться — таким решительным сейчас выглядел Волк. Но тот уже вцепился Маку в плечи и кусал ключицу. Кожа на ключице оказалась слишком тонкой, Мак вскрикнул и схватил Волка за плечи. Оттолкнуть? Куда там — руки уже требовательно поглаживали чужое тело.       Когда Волчья рука уверенно взяла возбужденный член, Македонского подбросило. Он громко и бесстыдно застонал, а руки впились в спину Волка так, что тот зашипел. Но протестовать не стал. Почти до боли сжал основание, пальцем прихватил головку, размазал выступившую каплю. Мак толкнулся бедрами в ладонь, оглушенный нарастающим ощущением счастья.       — Волк, — простонал толи требовательно, то ли умоляюще.       Волк рывком отстранился. Коленом раздвинул ноги Македонского, за бедра притянул ближе. Македонский почувствовал, как горячая головка уперлась ему между ягодиц. Ощущалась она гораздо большей, чем была на самом деле. Стыдно, очень стыдно. Но не до такой степени, чтобы протестовать. Вот только двигаться будет трудно…       — Подожди, — голос Македонского прозвучал куда резче и громче, чем он хотел. Волк замер и уставился на него с таким видом, будто его самое большое желание сейчас — задушить Мака. Скорее всего, так оно и было.       — Презерватив… возьми…       Несколько долгих секунд Волку понадобилось, чтобы понять, чего от него хотят. Наконец он выпустил бедра Македонского и полез к жилету. Мак наблюдал за его неуклюжими движениями и в тайне радовался, что это не ему сейчас надо управлять не слушающимися руками.       Наконец, на члене Волка залоснился лиловый презерватив.       «Ну? Все?» — спрашивал он взглядом.       Мак залюбовался возвышающейся над ним фигурой. Сильный. Грациозный. Решительный. Настоящий Волк. Только нетерпеливый. Уже требовательно сжимает ему ягодицу. Опомнившись, парень кивнул. И из сразу него выбило весь воздух. Волк вошел резко и глубоко, заставив Македонского вскрикнуть и инстинктивно отстраниться.       — Тихо, тихо, тихо, — Волк склонился над ним, положил руку на макушку, удерживая на месте. — Сейчас пройдет.       Волк не двигается. Дышит Македонскому в ухо, гладит по голове. Быстро осыпает лицо поцелуями. Боль постепенно отпускает, дыхание восстанавливается. По телу уже бегут мурашки. Рука Волка ложится на поникший было член и начинает поглаживать. Это движение приятно отзывается внутри там, где только что было больно. Македонский замечает, как сильно его руки сжимают спину Волка. Ослабляет хватку и поглаживает выступающие позвонки. Волк вздрагивает и снова делает движение ягодицами. На этот раз более плавное. Потом еще и еще. Македонский почти не чувствует боли. Медленно поднимается волна удовольствия. Хочется двинуться навстречу, оказаться еще ближе, самому проникнуть внутрь. Мак крепче прижимается к телу Волка и кожей чувствует, как у того ухает сердце, как его тело дрожит. Это возбуждает так сильно, что Мак сам двигает ягодицами навстречу Волку. Тот коротко стонет и ускоряется. Именно так, как нужно. Мак уже не может сдерживать стоны, откидывает голову и стискивает Волка еще и коленями.       Жаркая волна нарастает, грозя накрыть с головой. Вышибает все мысли, которые еще остались в голове. Теперь мир состоит только из Македонского и Волка. И это чертовски хорошо и правильно. Македонского сжимает как пружину. Еще немного, и он взорвется. Резко отпускает, и Македонский не может сдержать крика. Все перестает существовать. И Македонский тоже. Издалека раздается громкий стон Волка и растворяется в небытии.       Теперь существует только темнота, жар и окрыляющее, грандиозное освобождение. Македонский пытается отдышаться и нащупать Волка. Тот, кажется, занят тем же самым.       — Ты мне спину расцарапал, — Волк оглядывается, силясь оценить масштабы бедствия. — Что я теперь стае скажу?       — Скажешь, что на тебя Габи напала, — Мак демонстративно кладет ладонь под голову, показывая бордовый след зубов на плече. — Еще скажи, что она и меня покусала.       Волк уже надел джинсы и теперь брызгал на красные бороздки водой. Мак мельком глянул на свои руки. Ногти у него были короткими.       По телу прошла дрожь — пот, испаряясь, охлаждал кожу. Мак нехотя сел — надо было одеваться.       — Мак, ты все-таки подумай.       Волк вальяжно развалился на кровати, положив голову Мака себе на плечо. Пальцы гуляли в рыжих волосах.       — О чем?       — Что я вчера предлагал.       Македонский сразу сник и ничего не ответил.       — Не, я не поэтому, — спохватился Волк и чмокнул Мака в нос. — Но ты все равно подумай, ладно?       Тишина.       Губы прошлись по скуле, по щеке и подбородку и остановились почти вплотную к губам Мака.       — Подумаешь?       — … ладно… — нехотя отозвался тот.       Македонский понял, что спит. Вокруг сияла безжизненная белизна. Звучал тихий ненавязчивый звон. Приятный.       — Что решил? — Мак вздрогнул от неожиданности.       Обернулся и увидел волка. Настоящего мохнатого зверя. Только ростом с самого Македонского. Конечно же, это был Волк.       — Ничего, — Мак устало развернулся и пошел прочь. Волк в несколько прыжков обогнал его и преградил дорогу.       — Решай, — голос его прозвучал требовательно и почти капризно.       Македонский тяжело вздохнул. Воздух, попав в легкие, наполнил их до предела. И даже больше. Македонский стал таким легким, что поднялся вверх. Увеличился в размере. И стал как будто не-собой. Он стал частью чего-то большого и сильного, до конца непонятного.       «Он — Дракон», — прозвучал где-то приятный незнакомый голос. Таким голосом могли бы говорить ангелы-хранители, если бы они существовали.       Дракон взмыл вверх. Чем выше он поднимался, тем легче ему становилось. Свобода, сладкая свобода! Только какой-то писк мешал ею наслаждаться. Дракон посмотрел вниз и увидел черную точку размером с таракана, формой напоминающая волка. Она и пищала. Дракон поднялся выше. Точка стала меньше, но писк не стихал.       Дракон почувствовал что-то вроде досады. Развернулся и полетел в другую сторону. Точка последовала за ним. Дракон не мог не смотреть на нее. И смотреть тоже не мог. Единственное пятно на белоснежном фоне. Раздражающее пятно.       «Оно не отстанет», — подумал кто-то. Дракона это разозлило настолько сильно, что в животе поднялась жгучая волна. Дракон раскрыл пасть, выпуская ее. Вырвавшийся на волю огонь стремительно направился к точке и мгновенно поглотил ее. Когда он погас, точки не было. Белизну больше ничто не нарушало. Писк прекратился.       «Хорошо».       Македонский вздрогнул и открыл глаза. Это ничего не изменило: в комнате царил ночной мрак. У парня саднило в груди и почему-то хотелось выть. Он отрывками вспоминал свой сон. В груди нарастало беспокойство. Да что такое? Как будто первый раз плохой сон увидел. Все также как и вчера: они на одной кровати, его обнимает Волк. Утром их наказание закончится. Они снова вернутся в стаю. Все будет как раньше.       Стоп… Кошмарная догадка пронзила Македонского. Чужое дыхание больше не шевелит ему волосы на макушке!       Он не верил. Так ведь не бывает, правда? Это просто дурацкий сон. Приснился из-за духоты. Все на самом деле нормально. Правда, Волк?       — Волк? Волк! Волк…
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.