Останься

Пальцы с силой сжимают влажные бедра, оставляя после себя красные следы на смуглой коже. Жаркие поцелуи опаляют воображение, заставляя парня вжиматься в мужчину теснее, а темные глаза напротив горят самой настоящей похотью и животным желанием. Прикосновения обжигающих рук к разгоряченной коже волнами посылают удовольствие мурашками разноситься по всему телу. Чонин стонет, выгибаясь навстречу умелым рукам, запускает пальцы в светлые волосы, стягивая их, когда мужчина раз за разом задевает комок оголенных нервов внутри, с каждым толчком заставляя парня все больше забываться в непередаваемых ощущениях, забывать все, кроме имени того, кто дарит ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Брюнет просто теряется во времени и пространстве, как бы это ни банально звучало, - глаза застилает белая пелена, на фоне которой мелькают какие-то наркоманские звездочки, и эти пронзительно-темные, почти черные, глаза. Чужие зубы смыкаются на юношеской шее, а затем губы и язык оставляют метку, собственнический знак, словно выжженное на коже клеймо. Для Чонина слишком много ощущений, но и слишком мало в тоже время. Он хочет больше, глубже, резче, и понимает, что тугой узел удовольствия, скручивающийся внизу живота, вот-вот норовит распрямиться, даря долгожданную разрядку. Мир перед глазами разлетается в дребезги, и брюнет жмурится, запрокидывая голову на подушку, а довольный рык блондина тонет в протяжном громком стоне, слетевшем с приоткрытых губ Чонина. - Может, останешься? – хрипит Чонин и прокашливается, пытаясь прочистить горло – он опять сорвал голос. Он лениво наблюдает из-под полуопущенных век, как блондин собирает свою одежду, и с замиранием сердца ждет ответа, хоть и заранее зная его. Резкое и холодное «нет», будто и не было ничего, словно это вовсе не он только что так тесно прижимал парня к себе, неистово целовал, вырывая из горла юноши стоны удовольствия. Ожидаемо, но, не смотря на это, сердце Чонина болезненно сдавливает, и его охватывает обида и ощущение собственной ненужности. В горле встает противный комок, а глаза предательски щиплет, и он до боли закусывает припухшие от поцелуев губы, сдерживая непрошенные слезы. Не плакать, только не перед НИМ. Парень перекатывается на другой бок, отворачиваясь от блондина, и через несколько минут до его слуха доноситься мерный шум воды в душевой. Досадно. Не о таких отношениях он мечтал, повстречав этого мужчину, не так он представлял проведенные мгновения после страстных ночей. А ведь Чонину нужно было совсем немного, он всего лишь хотел засыпать и просыпаться в теплых объятиях надежных рук, а не слышать хлопок входной двери, оповещающий об уходе блондина. Юноша зарывается лицом в подушку и тихо всхлипывает, будто все еще боясь быть услышанным, показать свою слабость. Но теперь нет необходимости сдерживаться. Теперь можно. И рыдания против воли вырываются наружу. Его зовут Крис. Так он представился при их первой встрече. Больше Чонин ничего о нем не знает. Ни кем он работает, ни о его увлечениях и предпочтениях. Даже настоящего имени он не знает. Этот мужчина словно тайна, скрытая за семью замками, в возведенных вокруг непробиваемых стенах, окруженных глубоким рвом с водой. И видя все эти преграды, поневоле начинаешь задумываться – а нужно ли оно тебе вообще? Стоит ли оно того? Есть ли смысл преодолевать эти препятствия, захлебываться застоявшейся вонючей жижей, норовя пойти на дно в этой трясине, а затем биться в каменные стены, сбивая руки в кровь, при этом понимая всю бесплотность своих безуспешных попыток. Но Чонину нужно это. Он так желает увидеть, что спрятано за непреодолимыми высокими сводами, что на самом деле кроется за едкой ухмылкой, пошлостью взглядов и холодным, наплевательским отношением. И поэтому он продолжает тонуть и сдирать нежную юношескую кожу об острые камни, надеясь продвинуться хоть на миллиметр дальше, чем уже пройдено. Но снова и снова он цепляется взглядом за свою уже высохшую кровь на холодных безучастных стенах. Утром начинает покрапывать дождь, к вечеру перерастая в настоящий бушующий ливень. Дождевые капельки ударяются по стеклу, раздаваясь гулким стуком в погруженной в тишину комнате, а яркие всполохи молний прорезают затянутое тучами грозовое небо. Чонин сидит на широком подоконнике, прислонившись виском к прохладному стеклу, сильнее натягивая рукава свитера, почти пряча в них холодные пальцы, и подтягивая к себе колени. Он не любит такую погоду. Дождь угнетает, и обвивает своими руками одиночество, которое сейчас чувствуется как никогда остро, и ему безумно хочется ощутить чужое присутствие рядом. Пусть и в тишине, лишь бы не одному. Парень тяжело вздыхает, и облачко теплого воздуха застывает на стекле белесым паром. Не задумываясь, Чонин вырисовывает на окне непонятные даже ему узоры, стирая их ладонью, и снова обдавая дыханием стекло, принимающее все, что так усердно выводит на нем парень. Чонин грустно усмехается, узнавая в аккуратно выведенных линиях до боли знакомое, столь ненавистное, но, в тоже время, обожаемое им имя. Он перечеркивает его двумя пальцами и наблюдает, как буквы постепенно исчезают со стеклянной поверхности. Жаль, что из его жизни оно просто так не исчезнет. А ведь он так устал. Так устал вот так волочить свое жалкое существование – от звонка до звонка, от встречи к встрече. И бросить бы все к чертям, но… Но Чонин уже не может. Не может остановиться. Не знает своей жизни без пронзительных холодных глаз, без прикосновений горячих рук, обжигающих губ и глубокого голоса, что проникает в самое его естество. И Чонин продолжает тонуть в этом отвратительно потрясающем омуте, уже не надеясь вынырнуть на поверхность, захлебываясь и задыхаясь, с каждым разом все глубже погружаясь в пучину похоти и отчаяния, удовольствия и унижения, не в состоянии закрыть свое и так израненное сердце от еще больших увечий. Но он уже ничего не может с этим поделать. Он пропал еще тогда, когда впервые увидел Криса, когда впервые поддался искушению. И ему остается только верить и надеяться, что однажды, на его очередное предложение остаться все-таки ответят коротким и долгожданным «да».