One To Three

Закованные в цепи плачут, не так ли? Страдают, плачут, но цепи не разрываются, ведь они одни — не люди — стойки. Ведь люди так решили. Работа в мужском коллективе, завалы каждый день почище прежнего, невероятные объемы цифр и какая-то, старая и давно забытая, посеревшая мечта о собственном благополучии и мире во всем мире. Эльза хорошо знает, только что она самая стойкая, такой и должна оставаться. А еще она хорошо знает, что это все — только оправдания. То, что загнало ее в эту ситуацию не лежит на поверхности, хотя, как бы не хотелось признавать, порой слишком очевидно. Девочке трудно жить в мире, которым правят не только мужчины, но и многовековые бабьи предрассудки. Кто сказал, что не может женщина быть одухотворена идеей, кто сказал, что должна держать себя в руках и не иметь больше одной связи, кто сказал, что она не может достаточно самозабвенно отдаваться работе, уметь логически мыслить и принимать взвешенные решения?.. А Эльза смогла. У нее энергии на целую страну хватит. Ум, идеи, дисциплина, усидчивость — все про нее, только нельзя так отмораживаться от мира. Эльза хорошо помнит, что первый серьезный поцелуй у нее случился только в двадцать, а потом она заключила, что в ней кипит необузданное желание, удовлетворение которого лишь сильнее вдохновляет на ударный труд… Если об этом, конечно, много не думать. На профессиональном языке это, кажется, называется сменой обстановки и разрядкой. Вот только Скарлет и сама не заметила, как загнала себя в клетку почище предрассудков и косых взглядов. Их трое — ее мужчин — а она одна. Их трое. А она — одна. Каждый день выходя на работу, полностью, и даже больше, ей отдаваясь, Эльза пытается не замечать… Лаксас Дреяр формально считается ее начальником. Они много работают вместе, и Эльзе очень нравится с ним работать. Он хладнокровный, молчаливый, принимает решения грубо и радикально: словно отрубает голову и никогда не передумывает. Вообще он почти все делает грубо и радикально. Лаксас огромным безмолвным изваянием курсирует среди работников и раздает лаконичные указания. Когда Эльза устает думать о работе, ее ноги предательски подкашиваются при его виде. Нельзя, просто нельзя так думать и так делать, но сотрудников в фирме много. Каждый этаж завален чертежами и где-то постоянно сгорают дедлайны: кому какое дело до того, что происходит в подсобке. А Лаксас джентльмен каких поискать, несмотря на всю свою отрешенность и сухость. Он пихает Эльзу к стеллажам, запирает дверь и, дико глядя на нее исподлобья, приближается, ослабляя на ходу галстук. Он целует ее, не прекращает смотреть и анализировать, а Эльза начинает робко постанывать под его хаотичными, пока что беглыми прикосновениями. Он одним движением задирает ее юбку, стаскивает пиджак и, в сторону выругиваясь, снимает и свой. Чтобы постелить его на низкие полки за спиной Эльзы. Чтобы ее упругие бедра опустились на ткань дорогого костюма, а не на пыльную и заваленную не пойми чем поверхность. Несмотря на безумную, почти первобытную дикость и необузданность, Лаксас контролирует все детали. Особенно Эльзу. Она сильная женщина, но здесь не решает ничего. Это и есть та сила, которая сводит вместе ее коленки, каждый раз, когда она видит всплеск желания в глазах Дреяра. Она может только призывно облизать ложку за обедом, заметив, что он смотрит на нее. Лаксас недолго исследует ее шею горячими сухими губами. Держит за бедра, сильно, почти до боли, вдавливая в свой напряженный пах так, что Эльза не может и шелохнуться. Ее изнутри колотит, туман похоти перекрывает все насущные проблемы, и она с радостью забывает, что это она метит на место ведущего специалиста, что это она каждый день отстаивает сложнейшие технические проекты и что это она — Железная Леди. Не здесь и не сейчас. Не в этой далекой от всего мира тесной темной и душной подсобке. Лаксас очень последовательный. Для Эльзы у него всегда один четкий алгоритм — потому что так ему нравится больше всего. А она не может устоять перед этим греховным соблазнам, полностью сдаваясь и капитулируя. Он шлепает ее по бедру. Наклоняется к ее груди, контрастно-нежно обводит пальцами линии бюстгальтера и отодвигает его медленно. Лаксас всегда смотрит. Разумеется, она ему нравится. Эльза и в одежде, и без одежды, и в образе Железной Леди, и в образе ведомой девочки будоражит воображение, а его это завидит и подстегивает начать бешеные скачки. Он водит языком по соскам, дует на них, кусает, пока Скарлет сдавленно дышит и сжимает в кулаках его пиджак. Это такое негласное правило: Дреяр не любит, когда трогают его, любит трогать сам. Даже когда Эльза снимает с него остро пахнущую потом и одеколоном рубашку и обводит холодными пальцами его фигурный торс — это он касается ее. Лаксас умеет трахаться так, чтобы женщина получила удовольствие. Скарлет почти больно, когда ему наскучивает прелюдия и он одним неуловимым движением стягивает с нее колготки, белье и входит сразу на всю длину. Пульсирующий толстый член растягивает. Хватка Лаксаса крепкая, мокрая. Каждый раз кажется, что на белой коже на бедрах, ляжках и голенях останутся следы, но это неважно. Лаксас сразу берет быстрый темп. Всегда. Оно и правильно: у них никогда нет времени. А Эльза кашляет, от того с каким напором он в нее вбивается, стонет, выгибается и жадно хватается за крепкие мускулистые руки. Держится за его запястья, пока он сопит, почти рычит и меняет угол под которым входит в нее. Эльза откланяется назад, подаваясь бедрами навстречу. Лаксас подхватывает их и неудобно приподнимает над неустойчивой полкой. Давит сильно, раз за разом пронизывая ее, по ощущениям, до легких. Горячий, ненасытный, такой же как она и ее стоны. Эльзе вяжуще больно: она кончает сразу, еще в самом начале была готова, но он не думает давать ей перерыв. Ему нельзя противостоять и перечить: здесь она лишь его муза, затапливающая разум желанием обладать и по мере возможностей подающаяся на встречу так активно, что ум за разум заходит. Однако Лаксас никогда не сделает ей больнее, чем надо. Сладким медом жар его тела, его руки, кончики пальцев, губы, язык, то как он, словно игрушечные, перебрасывает ноги Эльзы из стороны в сторону, с талии на плечи и обратно, распространяется по ней с силой взрывной волны. Скарлет хочется кричать. Эльзе приятно и одновременно с тем по-животному страшно от того, что она способна возбудить этого мужчину на больше чем два раза за раз, еще и в рабочее время. И Лаксас полностью оправдывает себя: берет ее, снова и снова, игнорирует ее затекшие ноги и лишь иногда бегло проводит пальцами по груди, по губам, тянет за волосы… Когда все заканчивается они оба тяжело дышат. Это не тот, призванный ослабить хватку стресса на работе марафон, после которого можно быстро одеться и спокойно пойти работать дальше. Под весом Дреяра тяжело шевелиться, а все тело просто можно выжимать. Эльза становится его грузным дыханием, сипящим горлом и тяжелым запахом секса. Эльза всегда берет себя в руки раньше. А может это просто он ее отпускает из своих сетей. Неохотно. Иногда он закуривает, наблюдая за тем, как она одевается: натягивает колготки на скользкие ноги, заправляет рубашку и разглаживает складки на юбке. Иногда она помогает ему застегнуть рубашку и завязать галстук, но не более того. Иногда еще он целует ее в губы, мягко, благодарно и как будто бы с уважением и это намного ужаснее всех его толчков, нажатий и растягиваний. Ей нравится, как он берет ее, но в послевкусие неизменно остается горечь. От Лаксаса Эльзе всегда хочется уйти быстро, потому что она не хочет его любить. Не хочет видеть в хмуром взгляде тоску и застывшие в подсознании намерение оставить Скарлет при себе целиком, со всеми вытекающими. Она не та женщина, которая уживется с Дреяром в повседневной жизни: слишком идейна, чересчур самостоятельна. Лаксаса слишком много и он слишком решительно настроен. Как и она. Потому выходя из подсобки, Эльза пытается заречься… А Лаксас частенько говорит ей «Спасибо». Было бы проще, если бы она работала в эскорте. Ей кажется, если с Лаксасом она занимается сексом — физикой, практически по работе; то с Жераром она занимается исключительно любовью. Точнее, он с ней занимается, а она благосклонно принимает это обнаженное, выжигающее планеты чувство. Он поразительно искусный, чувственный и сведущий во всем, что касается ее, Эльзы, глубинного удовольствия. Во всем: буквально, от кончиков пяток до разума и подсознания, которые он поглощает, словно демон всех ее тайных грез. Жерар не бежит за ускользающим временем. С ним Эльза забывает в принципе, что оно существует — оно остается на пороге, где-то далеко за бортом, где они его покидают. Час, два, а может быть целая вечность проходит пока он раздевает ее, не упуская возможности дотронуться до каждого сантиметра гладкой кожи, возможности пощекотать ее своим горячим, размеренным дыханием и вдохнуть ее пьянящий запах. Они смотрят друг другу в глаза. Сцепляются вспотевшими руками. Постоянно, слишком близко, слишком мало. Они оба боятся, что если это закончится, они исчезнут друг для друга. Проснуться, как когда-то год, два или вечность назад, когда еще не знали друг о друге. Гениальный расчетливый руководитель одного из топовых отделов и Железная Леди с вычислительной машиной вместо мозга и статистическим аппаратом вместо сердца. Порой Эльза хочет его настолько сильно, что готова бросить все ради него одного. Порой, Жерар хочет ее настолько сильно, что готов бросить к ее ногам целый мир. Он ненасытен, никогда не упьется ее стонами, ее влагой, ее теплом и хриплым голосом. Он искушает ее, а она не знает, потому что, возможно, сама искушает его намного сильнее. Они стараются не пересекаться на работе. Между отделами редко бывает связь, а у нее с ним вообще так очень маловероятно. Это не как с Лаксасом, здесь что-то совершенно другое. Когда Эльза носится с планами, чертежами и расчетами, погоняет сотрудников и плутает, плутает по коридорам многоэтажного офиса и случайно встречается с ним, высекается искра. Оглушительная, в миг распаляющаяся в пожар, который ураганом скручивает в огненный вихрь, а тем временем им обоим надо пройти мимо и сделать вид, что ничего не произошло. Неважно, где они встретятся потом. Главное, чтобы у них была ночь, одна, две или целая нескончаемая вечность, поскольку они никогда не могут насытится. Эльза его госпожа. Она ровно стоит, пока он оголяет ее, слой за слоем. Она подает в его ладонь свою ступню, когда он выкладывает теплую дорожку из поцелуев по внутренней стороне бедра, она позволяет зайти дальше. Дрожа, она зарывается пальцами в его мягкие волосы. Закатывает глаза в невероятном блаженстве, за которое продала бы ему душу. Уже продала. Как это получилось? Эльзе неважно, да она и не помнит. Жерар до спазма в позвоночнике нежен с ней и до слез беспощаден. Эльза его раба. Она царствует и властвует над ним сколько угодно, а он настолько уверен в каждом своем действии: каждый поцелуй, каждый грубый засос, прикосновение каждого пальца — все отзывается в ее теле вспышками сверхновых звезд — в его руках она всемогущая и беспомощная. Ее ноги путаются в простынях, напряжены колени, волосы веером разметаны по постели и по взмокшей спине, а сама она беззвучно шипит, пока Жерар издевательски легко ведет пальцами от ее шеи, вдоль позвоночника до ложбинки между бедрами. Эльза шипит в подушку от беспамятства, выгибает спину до боли в ребрах, а это пока всего лишь его пальцы. Жерар играет. Неважно, хочет он этого сам или нет, у него характер такой. Он целует ее за ухом, целует шею, плечо и ключицу. Его разгоряченная плоть упирается ей в бедро. От влаги их пота скользит между ягодицами. Жерар ищет ее рот, дышит в покрывала, удерживая себя на весу над ней, лишь иногда прижимаясь грудью к лопаткам. Эльза в нетерпении плавится. Ей нравится эта игра, а потому она не дает ему желанного поцелуя. Она кошкой гнется, толкается бедрами навстречу, гибко заводит руку за спину так, чтобы огладить его ребра, направить таз в нужном направлении. Будто он без нее не знает. Жерар отстраняется, рывком поднимает ее бедра и влажной ладонью надавливает на поясницу. Грудь трется о простыни, напряженные соски ноют, уголок одеяла искусан, спина едва ли не хрустит. Жерар всегда терпелив и педантичен, как бы ему не сносило крышу. Эльза в поте лица снова стонет, застыв в слишком откровенной позе. Ей не хватает, она разводит шире свои ягодицы, а он перехватывает ее ладони. Их пальцы сплетаются на ее подрагивающих бедрах. Жерар наклоняется, чтобы один раз провести горячим языком по мокрой промежности, и снова выпрямляется. Он входит в податливое, ждущее и пульсирующее лоно медленно, словно бы в первый раз. Эльзу скручивает спазм. Она шепчет его имя и жалеет, что не подарила ему тот желанный поцелуй в губы минуту, две или вечность назад. Эльза в отчаяние вспоминает, как он однажды ей признался, что хотел бы быть у нее первым и… Фернандес не щадит ни ее, ни себя. Растягивает удовольствие — и ее — до того, пока терпеть не становится физически больно: входит раз за разом на всю длину, на всю длину и выходит. Гладит бедро, заводит руку, массирует ее клитор и выцеловывает лопатки. Он хотел бы сказать «единственным», но Эльза бы не позволила. Она стонет, раз за разом подаваясь ему на встречу. Плоть встречается с плотью, ей не хочется выпускать его ни на миллиметр. Она дрожит, кончает и снова зовет его по имени, пока он сбивчиво шепчет ей что-то на ухо. Его голос как лейтмотив всех его движений: объединяет, концентрирует и уволакивает глубже в пучину. Ему одному Эльза в слух говорит, чего хочет. «Переверни меня», — просит она. «Давай поменяется» — шипит из смятых простыней. Жерар делает еще пару толчков и останавливается. Выпрямляется, тяжело дыша, а затем обхватывает Эльзу поперек живота и перекатывается с ней на спину. Она сидит на нем, взмокшая и все так же возбужденная до дрожи. Ей бы развернуться к нему лицом, но не хочется снова ощущать вместо него пустоту внутри. Эльза упирается руками в матрас и его колено, ритмично двигает бедрами назад, сильнее сжимает мышцы влагалища, а новый, неожиданно чувствительный угол сводит ее с ума гораздо сильнее. Жерар сам помогает ей развернуться: тянет за трепетные коленки, придерживает по бокам и не дает шелохнуться ни в какую сторону. Эльза снова смотрит в его глаза. Глаза хочется закрыть, чтобы полнее разлился океан ощущений, но она не может перестать смотреть. Он плавно начинает двигаться, жестко сдавливает пальцы на бедрах, с силой насаживая ее на себя глубже и глубже. Эльза хочет, чтобы это продолжалось вечно. Ей нравятся его глаза. Она хотела бы увидеть их и утром, однако знает, что этого не будет. Жерар заявляет на нее свои права грубо: до синяков и засосов, и щемяще нежно: преданным взглядом и глубокими чувственными поцелуями — в губы, нос, щеки, брови, глаза, виски, подбородок — куда угодно. Эльза наклоняется к нему, протискивает руки под лопатки, чтобы ладонями ощущать, как напряжена его спина, как перекатываются при каждом толчке мышцы. Ее волосы водопадами обрамляют его ясное лицо с затуманенным взглядом. «Поцелуй», — он умоляет. «Поцелуй», — так и звучит в ушах у Эльзы. Она наклоняет лицо ближе, покорно и снисходительно. Играет с ним в отместку за истязающее начало — ему самому приходится дотягиваться до ее размягченных губ. И он не может ей напиться, никогда не сможет. А утром Эльза всегда вспоминает: о расчетах, чертежах, целях, планах, грядущем повышении и мире во всем мире — и с огромным трудом встает с кровати, путаясь в наволочках, подушках, одеялах и сладком мороке глубочайщего удовлетворения. Не чаще чем с остальными, иногда реже, она видится с Греем. С ним тяжело увидеться, потому что парень все время занят и решает какие-то грандиозные проблемы. Он не работает с Эльзой в одной компании, но с ним Скарлет прошла через многое. Через университет, стажировку, практики… Через разбитые сердца, сожаления и несбывшиеся мечты они тоже прошли вместе. Грей Фулбастер — сладкая греза и вместе с тем самый земной человек из всех. Он чертов гений и круглый идиот. Эльза Скарлет, ответственная женщина, но их общий первый раз вспоминает с такой смесью смеха и стыда, что любит врать: вообще не понимает, как такое могло случится. Однако, Грей слишком хорош: ему можно доверять как себе. Он простой, весьма конкретный, и ему Эльза иногда хочет рассказать, что запуталась, что ей безошибочно верится, что она должна прекратить и выбрать кого-то одного из них троих, но, с с другой стороны, она и представить себе не может, что кого-то из них не будет. Грей не любит, когда Эльза начинает юлить. «Говори прямо», — ворчит он и заваливается спать. Утром он тоже ворчит, но натыкаясь на губы Скарлет, замолкает и серьезнеет прямо на глазах. Ей кажется, что если с Лаксасом она трахается, а с Жераром занимается любовью, то с Греем она прежде всего сначала дружит. Эльза не знает, спит с ним по привычке или просто… «Погоди… вот так… Скользко», — говорит Грей, поддерживая ее ногу в ванной. Сам ищет точки опоры, суматошно быстро, все же находит. «Удобно?» — в ответ достаточно кивка, и он начинает двигаться. Рывками, неопытно, сумбурно и превосходно хорошо. Он гладит Эльзу по мокрой шее, сцеловывает с ресниц капельки воды и на «полуслове» меняет позу, потому что так «интереснее». «Погоди», — теперь уже его тормозит Эльза. Она опускается перед ним на колени, потому что ей интересно пробовать. С ним пробовать, его пробовать… Они ровесники, но реакция Грея каждый раз почти такая же, как на том далеком втором курсе. Казалось бы, к двадцати пяти пора бы уже перестать быть таким ..стеснительным. Да-да. Эльза любит эту его черту: Грей заступится, донесет сумки, обматерит всех своих сотрудников, нахамит случайному прохожему, взъестся из-за секретарш, которые не дают ему прохода, но комом проглотит свои невысказанные чувства к совсем другим женщинам. Грей застенчив, ему всегда, кажется, неловко этим заниматься, хотя и не занимать ни умения, ни уверенности. Эльза берет в рот его член и, щурясь, поднимает глаза. Этот чертов душ невероятно раздражает. А Грей тем временем скрипит челюстью, играет желваками. Скарлет сквозь воду в глазах видит, как напряжен каждый его мускул, и ее это невероятно возбуждает. Он не выдерживает, резко толкается в ее горло, так что приходится сглатывать кашель. Грей ведь сильный, да и руки у него золотые, мозолистые, а ее волосы он перебирает чуть ли не дрожащими пальцами: мягко и по-мальчишески трепетно. Пусть Грей ей не принадлежит — в конце концов глупо требовать верности от других, когда сама мечешься меж трех огней — Эльза точно знает, что ей он верен. В какой-то степени. И своей женщине будет верен, когда найдет ее, потому что у такого как Грей не может быть много женщин. У Лаксаса, у Жерара — у них сколько угодно, а Грей, хоть и скрывает, но вырос крайне воспитанным юношей. Когда он ее резким рывком поднимает наверх, она пошатывается. Скользко, льется вода. Грей быстро соображает, что лучше он к ней сам сядет. Сквозь череду поцелуев, переплетение пальцев, Эльза думает, что его девушке повезет. Грей в этот момент вряд ли разумом где-то далеко: если с ней, значит сейчас с ней целиком. Он поудобнее усаживает ее на своих коленях, устраивает ее ноги на своей талии. Направляет внутрь нее член и дергает ее вниз. Почти неприятно. Но вместе с тем горячо. Вязко. Непредсказуемо. Скарлет опирается на его плечи локтями, помогает себе двигаться и глухо стонет ему в макушку. Скользит по нему, улавливая хлюпанье воды. Она всегда просит еще. Хочет его как можно больше, а Фулбастер учится расходовать свои силы. Пусть, конечно, не всегда получается, но с Эльзой он точно не боится пробовать. С ней легко переживать неудачи. С ней легко, потому что потом он совершенно спокойно может смотреть ей в глаза. Да и она сама хороша: соглашается, когда он предлагает, сама высказывается и виртуозно реализует так, что у него потом еще полночи спина болит. «Давай вот так», — шепчет он сбивчиво и безумно, устраивая на своем боку ее ногу. Аккуратно придерживает за икру и нетерпеливо водит пальцами по талии и животу. «Подними вторую. Ты знаешь, я удержу!». Она знает. «Где угодно, только не в ванной на плитке», — отвечает Эльза и требовательно целует его. Давай так уже, хочет сказать она, а Грей внутренне бесится. Трется сочащимся членом о плоский живот, и подтягивает ее за бедро вверх. Хорошо, что им вместе уже давно не бывает неловко, которое нет-нет да залетает иногда где угодно таким аляпистым приветом из детства. В ответ на ее очередное «еще» Грей зевает и говорит: «Ты много работаешь и мало спишь. Так что давай, спи». Эльза, конечно, ломает трагедию, но Фуллбастер чересчур конкретный человек: «Ты кончила? — врачебным тоном спрашивает он, а по ее легкой улыбке и так все понятно. — Вот и спи».. Эльза считает, что ее окружат только лучшие. Только вот она сама лучшая, а потому не мудрено, что привлекает она таких же. Все они трое нужны ей, чтобы удержаться, чтобы не сойти с ума в этой круговерти. И иногда ей снятся кошмарные сны, что Лаксас, Жерар и Грей вдруг где-то встретились… И не поделили ее. Ведь она, плачет, закрывает глаза на болящие сердце, отгоняет непонятные навеянные моралью доводы и хорошо знает, как и положено Железной Леди.. Грею кажется, что она могла бы оставаться чаще, чтобы просыпаться вместе всегда. Жерару, которому она нужна как воздух, вода и смысл в существовании, изредка думается, что он бы мог остаться на завтрак, но работа не ждет. Лаксасу мерещится, что Эльза именно та, которая будет встречать его после суровых трудовых будней в теплом доме, но не будь они коллегами, вряд ли бы даже заговорили друг с другом. Эльза не зря такая Железная: беспощадная к себе и к окружающим — она знает, что не может, да и не хочет ничего менять. Потому что она сама себя так поделила: одну на троих — а потому каждому ее всегда будет мало.