Журавлик

Все пустые найдены и играючи ленно уничтожены за пару минут. Так просто – что совсем не интересно. Гина, некогда выходца из этого Богом забытого места, на собрании хвалят за смелость и оперативность. Он находит в этом злую иронию. Верхушке Готея плевать, что обращение о нападении в самый нищий район Руконгая было сутки назад. Плевать и на десяток убитых пустыми руконгайнцев за это время. Это даже выгодно Сообществу. Своеобразная зачистка территории от отбросов. На последний район Руконгая всегда всем плевать. Обращение о нападении там пустых, могут и вовсе проигноривать. Обычное дело. Но на всеобщем собрании о нападениях, устраивается театр абсурда и лицемерного благородства. Айзен покровительственно мягко улыбается ему: - Хорошая работа, Гин. Он наклоняет голову на похвалу своего капитана, скалит усмешку чуть шире обычного, но во рту горчит осадок пепла и ржавчины. В то время Ичимару служит лейтенантом пятого отряда. Небывалый карьерный рост и прыткость для отброса из последнего района. Но шинигами вокруг него будто бы не чувствуют несуразицы ситуации. Кретинизм растет. И театр абсурда на собрании продолжается бесконечно долго. Гин карикатурен и язвителен в своей благодарности на чужую похвалу. Но никто будто бы не замечает его остроты на грани хамства, и всполохов алого в насмешливом прищуре глаз. Он же всегда такой. Улыбчивый и острый на язык китсуне. В ушах Ичимару еще раздаются присмертные хрипы и крики людей, утробный вой пустых. Запах ржавой крови и горячей пыли. Угольно черный дым от пылающих домов, что лижет стальное небо. Привычная картина для этого района. Обыденная. И почти уже не задевает ничего внутри него. Он давно разучился чувствовать жалость. Вот только… Когда в тот день лезвие Шинсо, искрясь под огненные всполохи, возвращается с шикая обратно ему в руки, он вдруг слышит за спиной: - Спасибо вам, Господин шинигами, - раздается почти едва слышным шепотом. Жалким и дрожащим. Он неспешно оборачивается. За его спиной стоит худощавая девушка, с непослушными черными волосами, потрепанной одеждой, обреченностью на бескровном покрытом копотью лице и рванной кровавой раной на боку, которую она закрывает костлявыми пальцами. За ее другую свободную исхудалую руку цепляется кучка мелких детишек оборванцев, и выглядывает из-за ее спины смотря на Ичимару почти с благоговейным ужасом. Ее зрачки расширены, чернота почти целиком пожирает весь индиговый цвет, но сам ее взгляд бьет его изнутри залпом мощнейшего кидо. Шинсо искрится и сверкает огнем в его руках. Его зампакто тоже пронимает от этого взгляда. Эти глаза. Ирреалистично индиговые, невозможно фиалковые, как концентрированный экстракт темнеющей кромки неба на закате. Гин далек от романтизма и любви к живописи, но в этот момент ему кажется, что он видит самый красивый цвет в своей жизни. И сам ее взгляд… Эта мелкая девушка перед ним не поражает красотой и правильностью черт лица, но есть что-то невероятное по силе заряда в ее фиалковом взгляде, что столкнувшись с ним, Гин замирает, чувствуя, что к бушующему пожару в его голове будто на мгновенье прикладывают прохладный компресс. Он должен уходить, миссия закончена, но Гин не двигается с места ни на шаг. Это странно даже для него. Отряд за его спиной нетерпеливо переминается. И все же какой это бред!.. Ни она первая, ни она последняя вот так умирает перед его глазами. Сохранись в нем еще зачатки жалости, он бы просто перерезал ей горло, чтобы она не мучилась. Он совсем не умеет жалеть. А она как будто и не спросит его о жалости. Лишь тихо благодарит, но на последнем слове спотыкается, поперхнувшись гарью. А после чернота в ее глазах, наконец, сжигает весь цвет. Девушка падает ничком перед ним. - Лейтенант Ичимару, мы можем возвращаться? – не сдержавшись, спрашивает его седьмой офицер, и тут же испуганно отступает назад на несколько шагов, когда видит алый раздраженный всполох приоткрытых глаз Гина. 666 Фасума в гостинице близ первых районов искусно раписаны каллиграфией, изображениям цветов и птиц, комнаты полны света. Невероятный контраст с последним районом. Полная хозяйка оханы расплывается в вульгарной почтительности перед ним, вышколено не реагирует на короткую язвительность и немедленно проводит почтенного гостя к своей недавней постоялице. Едва только Гин распахивает седзи, девушка в комнате опускается на колени. - Господин шинигами, - она замирает перед ним в глубоком изящном поклоне, но ее тонкие белые руки в широких рукавах косоде предательски дрожат. – Я… Благодарю вас за спасение и заботу… Гину знаком этот дрожащий оттенок забитости и смирения в ее голосе тянущий в послевкусие обреченностью. И благодарит она его скованно и напряжено. Она не глупа и прекрасно осознает, как именно «Господа Шинигами» забирают с таких девушек долг за спасение, лечение и проживание в первых районах. - Не стоит меня благодарить, - скучающе тянет он, почти разочарованный. – Подними голову. Как тебя зовут? Ее руки сходятся в прямую линию. Выпрямляется с поклона она плавно, почти изящно, что несколько комично для руконгайки с последнего района. - Хисана, Господин Шинигами, - тянет тихо едва слышно, не смея поднять на него глаза. - Меня зовут Ичимару Гин. Раздается короткий вздох изумления, и на мгновенье она поднимает на него глаза, и весь мир Ичимару снова тонет в темно-синем градиенте неба.